Элис Сиболд - Счастливая

• Название: Счастливая
• Автор: Элис Сиболд
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-699-19714-9, 5-699-19714-1

Впервые на русском — дебютная книга Элис Сиболд, прославившейся романом «Милые кости», переведенным на сорок языков и разошедшимся многомиллионным тиражом по всему миру. В этом автобиографическом повествовании она рассказывает о том, как сту-денткой-младшекурсницей была жестоко изнасилована, как справлялась с психологической травмой и как, несмотря на все препятствия, добилась осуждения своего насильника по всей строгости закона. Уже здесь виден метод, которым Сиболд подкупила миллионы будущих читателей «Милых костей», — рассказывать о неимоверно тяжелых событиях с непреходящей теплотой, на жизнеутверждающей ноте.

---

— Ложись давай.

Вся дрожа, я медленно распласталась на холодной земле. Досадливо сдернув с меня трусы, он скомкал их в кулаке и отбросил в сторону, куда попало.

У меня на глазах его расстегнутые штаны сползли до лодыжек.

Он лег сверху и начал совершать толчки. Это было знакомо. В школе мне нравился один парень, Стив, так вот, он проделывал то же самое, зажав мою ногу, потому что большего я не позволяла. Конечно, в таких случаях мне и в голову не приходило оголяться, и Стиву тоже. Он уходил от меня в расстроенных чувствах, зато мне ничто не угрожало. Родители всегда были дома, в другой комнате. Я внушала себе, что это любовь.

Как он ни пыжился, ему пришлось помогать себе рукой.

Я неотрывно смотрела ему в глаза. Боялась отвести взгляд. Думала: стоит только зажмуриться — и провалишься в преисподнюю. Чтобы остаться в живых, надо присутствовать здесь до последнего.

Он обзывал меня гадиной. Ругался, что у меня все сухо.

— Прости, прости, — повторяла я; сама не знаю, почему нужно было все время извиняться. — Я девушка.

— Не фиг пялиться, — буркнул он. — Зенки закрой. Чего трясешься?

— Я не нарочно.

— Вот и не дергайся, а то хуже будет.

Я сумела унять дрожь. Собрала все свою волю. Но мои глаза смотрели еще пристальнее. Его кулак заворочался у меня между ног. Пальцы — не то три, не то четыре — полезли внутрь. Там что-то лопнуло. Потекла кровь. Зато ему больше не было сухо.

Он оживился. Проявил интерес. Теперь во мне ходил, как поршень, целый кулак, а я старалась думать о другом. В мозгу крутились стихотворные строчки, выученные в школе: у Ольги Кабрал есть стихотворение, которое мне больше нигде не встречалось, называется «Кресло Лилианы»; потом вспомнилось еще одно — «Собачий приют» Питера Уайлда. Нижняя часть моего тела будто утратила чувствительность, а я вспоминала стихи. Молча шевеля губами.

— Кому сказано, кончай пялиться, — бросил он.

— Прости, — выговорила я. — Ты такой сильный. — Это был очередной заход.

Ему понравилось. Он стал наяривать с удвоенной силой. Мой копчик разбивался о землю. В спину и ягодицы впивались осколки стекла. Но у насильника что-то не заладилось. Точнее сказать не берусь.

Отстранившись, он теперь стоял на коленях.

— Ноги подними, — велел он.

Не понимая, что ему нужно, — у меня ведь не было ни любовного опыта, ни даже книжных познаний, — я задрала ноги вертикально вверх.

— Раздвинь.

Я и это сделала. Ноги не гнулись, они стали каучуковыми, словно у куклы Барби. Его это взбесило. Ухватив меня за икры, он дернул руками в стороны, едва не разорвав меня пополам.

— Вот так и держи, — распорядился он.

И все сначала. Засунул в меня ручищу. Принялся терзать груди. Рвал соски, лизал их языком.

У меня текли слезы. Я куда-то проваливалась, но вдруг услышала голоса. Шаги по дорожке. Смех парней и девчонок. По дороге из школы я видела в парке отвязную тусовку, которая праздновала конец учебного года. Мой мучитель, похоже, ничего не слышал. Нужно было пользоваться моментом. Я издала резкий вопль — и у меня во рту немедленно оказался его кулак. Неподалеку опять зазвучал смех. Он несся прямо по направлению к тоннелю, в нашу сторону. Улюлюканье, гогот. Разухабистое веселье.

Мы застыли; кулак лез мне в горло, пока гуляки не пошли своей дорогой. Их праздник продолжался. Мой второй шанс на спасение растаял.

Но насильника это сбило с толку. Он не рассчитывал, что дело настолько затянется. И предложил мне надеть штаники. Буквально так и сказал. Мерзкое словцо.

Я прикинула, что будет дальше. Меня трясло, но, по крайней мере, теперь казалось, что он насытился. Судя по количеству крови, его цель была достигнута.

— Ну-ка, отсоси. — Он выпрямился во весь рост, а я ворочалась в грязи, пытаясь собрать одежду.

От пинка я сжалась в комок.

— Отсоси, я сказал. — Его рука приподняла пенис.

— Как это? — не поняла я.

— Что значит «как это»?

— Откуда мне знать? — выдавила я. — У меня не получится.

— Возьми в рот.

Я стояла перед ним на коленях.

— Можно хотя бы лифчик надеть?

Во что бы то ни стало нужно было одеться. Мой взгляд упирался в его мускулистые, волосатые, колоколом утолщавшиеся от колен ляжки и вялый пенис.

Безжалостные руки стиснули мне голову.

— Возьми в рот и соси.

— Как соломинку? — спросила я.

— Типа того.

Сначала пришлось взять его член в руку. Совсем маленький. Горячий, дряблый. От моего прикосновения он чуть дрогнул. Грубые руки дернули мою голову; я приоткрыла губы. Ощутила нечто на языке. По вкусу — то ли грязная резина, то ли паленая шерсть. Как могла втянула в рот.

— Да не так. — Он с досадой оттолкнул мою голову. — Ты что, не знаешь, как минет делается?

— Откуда мне знать? — сказала я. — Говорю же, я никогда этим не занималась.

— Вот сучка, — бросил он.

Придерживая безжизненный пенис двумя пальцами, он стал на меня мочиться. Короткая, резко пахнущая струя задела губы и нос. Его вонь — густая, неистребимая, тошнотворная вонь — липла к моей коже.

— Ложись, — скомандовал он. — Будешь делать, что скажу.

Я подчинилась. Когда он приказал мне закрыть глаза, я сообщила, что без очков все равно ничего не вижу.

— Чего затихарилась? А ну, говори со мной, не молчи, — потребовал он. — Вижу, ты и в самом деле целка. Я у тебя первый.

А сам опять навалился сверху и стал по мне елозить. Я повторяла, какой он сильный, какой мощный, какой добрый. Ему удалось немного возбудиться и проникнуть в меня. Повинуясь окрику, я обвила его ногами, и он стал толчками вбивать меня в землю. Целиком подчинил себе. Единственное, что осталось ему неподвластным, — это мое сознание. Оно не отключалось, а наблюдало и фиксировало все до мельчайших подробностей. Его лицо, все, чего он хотел, как я ему помогала.

До моего слуха опять донеслись шаги, но меня уже здесь не было. Насильник, пыхтя, протыкал мое тело. Таранил, таранил — а очередная компания как ни в чем не бывало шагала по дорожке в другом мире, где когда-то жила и я.

— Пяль ее во все дырки! — заорал кто-то у входа в тоннель.

По всей видимости, студенты бурно отмечали конец сессии; мне подумалось, что в Сиракьюсском университете я никогда не стану своей.

Весельчаки прошли мимо. Я смотрела насильнику в глаза. Была с ним.

Ты такой сильный, такой мужчина, спасибо, спасибо, я этого хотела.

И тут все закончилось. Получив удовлетворение, он разом обмяк. Я лежала, придавленная его тяжестью. У меня бешено колотилось сердце. А в мыслях были Ольга Кабрал, поэзия, мама — да мало ли что еще. Потом я уловила его дыхание. Легкое, ровное. Он похрапывал. В голове мелькнуло: бежать. Но стоило мне под ним шевельнуться, как он проснулся.

Уставился на меня непонимающим взглядом. Потом начал каяться.

— Ты уж прости, — нудил он. — Моя хорошая. Не держи зла.

— Можно одеться? — спросила я.

Откатившись в сторону, он встал, натянул брюки и застегнул молнию.

— Конечно можно, — закивал он. — Сейчас помогу.

Меня опять затрясло.

— Да ты совсем закоченела, — посочувствовал он. — Вот, одевайся.

Он держал мои трусы за верхний краешек, как заботливая мать. Когда ребенку только и остается — ступить в них сперва одной ножкой, потом другой.

Ползая по земле, я собрала вещи. Кое-как нацепила лифчик.

— Как себя чувствуешь?

Вопрос прозвучал неожиданно. Участливо. Но мне было не до размышлений. В голове стучало только одно: самое страшное позади.

Поднявшись с земли, я взяла у него из рук свои трусы — и едва не упала. Джинсы пришлось надевать сидя. У меня мелькнули жуткие подозрения. Ноги почему-то не слушались.

Он буравил меня взглядом. Стоило мне одеться, как его тон резко изменился.

— А ведь я тебя обрюхатил, сучка, — хмыкнул он. — Что делать будешь?

Я поняла: это повод меня прикончить. Чтобы не оставлять улик. Спасти меня могло только притворство.

— Умоляю, никому не говори, — зачастила я. — Сделаю аборт, вот и все. Только, пожалуйста, никому не говори. А то мать меня прибьет. Умоляю, — повторяла я, — чтобы только никто не узнал. Меня из дому выгонят. Пожалуйста, никому ни слова.

Он захохотал:

— Уболтала.

— Вот спасибо. — Блузку я надевала уже стоя; она так и осталась вывернутой наизнанку. — Так я пойду?

— Погоди-ка, — спохватился он. — А поцеловать?

Для него это было завершение любовного свидания. Для меня — новый виток ужаса.

Я его поцеловала. Кажется, у меня было сказано, что мое сознание осталось свободным? Вы и сейчас этому верите?

Он снова рассыпался в извинениях. Даже прослезился.

— Какой же я подлец, — твердил он. — А ты хорошая девочка, умница, не обманула.

Меня поразила эта слезливость, но в то же время испугала — еще одна непостижимая деталь. Чтобы не испортить все дело, нужно было тщательно выбирать слова.