Галия Мавлютова - Лекарство от верности

• Название: Лекарство от верности
• Автор: Галия Мавлютова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23074-7

Жизни Варвары Березкиной можно позавидовать – знаменитый муж, успешная карьера, роскошная квартира. Но роковая встреча в фитнес-клубе все изменила. Молодой и красивый тренер Дима вознес Варвару к небывалым вершинам страсти. Нет сомнений – такая любовь может быть лишь раз, и потому есть ли смысл от нее отказываться? Однако дома Варвару по-прежнему ждут верные, близкие, дорогие сердцу люди. Удастся ли этой женщине удержаться на двух берегах – или придется выбрать что-то одно? Что окажется важнее – семья или любовь?..

---

– Вовка, мы с тобой поженимся? – спросила я.

Днем раньше, днем позже, в сущности, какая разница. Надо соглашаться на предложение. Не каждый день предлагают счастье. Да и Константин бесследно исчез. Не звонит. Не ищет.

– Разумеется, – сказал Вовка, – ты хочешь сразу после выпускного?

– Да, хочу. Хочу сразу.

Так мы решили пожениться вопреки надеждам Вовкиных родителей. Выпускной прошел скучно и серо, мои предчувствия оправдались. Столы ломились от обильной закуски, повсюду громоздились бутылки с шампанским, мальчишки сразу же напились, девчонки решили не отставать от них. Родители выпускников благоразумно ретировались. Шумная компания долго веселилась, отмечая долгожданный час наступившей свободы. А я отчаянно плакала в каком-то классе для маленьких. Сидела за низкой партой и рыдала, распрощавшись с одной тюрьмой, я добровольно сдавалась в следующую.

* * *

Свадьба прошла тихо. Вечером собрались Вовкины родственники. С моей стороны присутствовала вездесущая соседка. Она настырно пялилась на меня, разглядывая платье, пытаясь уловить мой взгляд. Но я всякий раз опускала глаза, чтобы соседка не заметила в них правды. Свидетелями были Вовкины родители. Мы еще не достигли брачного возраста. Для свадьбы нужно было получить массу разрешающих документов. Но упрямый Вовка был непреклонен. Он настоял и на свадьбе, и чтобы непременно на столах были салаты, бутылки, рюмки, бокалы. Я пыталась перебороть страх. Он застилал мысли черной пеленой, отнимал способность говорить, я представляла будущую ночь. Что мы будем делать? Что мне нужно делать? Я прикрыла глаза. Страх расползался, покалывая иголками уши, ноздри, щеки. Гости скоро разошлись. Соседка хитро усмехнулась, подмигнув на прощание заплывшим веком. Родители с печальным видом сидели за столом и молчали, они тоже не знали, что им делать. Я покачнулась, страх заставил меня приподняться.

– Может, посуду помыть? – сказала я, проглатывая окончания слов.

– Нет, нет, не нужно, сидите, сидите, – поспешно перебила меня Вовкина мать. – Не волнуйтесь.

И я приткнулась обратно. Вовка с мрачным видом рассматривал серебряную вилку, будто хотел увидеть за острыми зубьями наше непонятное будущее. Всем было страшно. Вовкин отец вздохнул, потрогал зачем-то ухо и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: «Все нормально. Ничего особенного не произошло».

– Разумеется, не произошло, – поддакнула ему свекровь.

И вновь все замолчали, посмотрев на Вовку. А он вдруг встал, взял меня за руку и увел. В темной комнате мелькали уличные блики. Проехала машина, освещая фарами предстоящий путь, в соседних окнах то зажигался, то гас свет, из-под закрытой двери тоже просачивалась узкая полоска от торшера. Потом и она погасла.

– Мы теперь муж и жена, – сказал Вовка, – у нас все должно быть общее. Кровать, мысли, чувства. Так положено. Так живут мои родители.

– Хорошо, – глухо отозвалась я, – мы тоже так будем.

Мы молча легли, каждый на свою половину кровати. В течение года мы спали, не прикасаясь друг к другу, боясь пошевелиться. А потом все произошло само собой. Мы ничего не поняли.

Сразу после школы мы пошли учиться. Пришлось пройти сквозь гонку вступительных экзаменов, прорываться через все конкурсы и состязания. И мы победили. Вовку зачислили в консерваторию. Ему зачли музыкальные конкурсы и выступления. Я поступила в институт культуры. Мы часто виделись днем. Вместе ходили обедать. Вовка заботливо кормил меня. Иногда он даже подносил к моим губам ложку с супом, вилку с котлетой. Официантки наблюдали за нами, видимо, мы здорово были похожи на старосветских помещиков. Влюбленные и счастливые, в общем-то, мы никого не замечали вокруг. Студенческие годы скользили мимо, не задевая нашу жизнь. Вовкины родители привыкли, нет, меня скорее не замечали, даже посуду не разрешали мыть. И стирать запрещали. Я ограничивалась стиркой своего личного белья. За Вовкиными вещами ухаживала его мама. На завтрак нам подавали свежую натертую морковь в сметане, ветчину, чай, обедали мы в кафе. Ужинали дома. Вполне сносное существование. О потаенной свободе я понемногу забыла. Изредка навещала свою комнату, вытирала пыль, открывала шкаф, вдыхала мамин запах. Ее давно уже не было, а запах жил, будто и не собирался растворяться в вечности. Однажды я потеряла мамину могилу. Она растворилась среди других земляных кочек. Разумеется, я знала, что в архивах кладбищенского хозяйства остался номер участка. Стоило зайти в контору, и мне нашли бы родную могилу, но я не хотела беспокоить полупьяных могильщиков. Я знала, что когда-нибудь могила отыщется. Мама простит меня и укажет к себе дорогу. Вовке я ничего не сказала. Он бы всполошился, бросился на поиски, зачем беспокоить мужа по пустякам.

Детей у нас почему-то не было, а мы даже не предохранялись. Мне все казалось, что Вовке нужны дети. А я не хотела. Мне нужно было разобраться со своими чувствами. Я ждала. А чего ждала – сама не знала. Уже потом, на другом берегу, перевалив за добрую половину жизни, я поняла наконец, что нельзя ждать чего-то неопределенного. Надо жить. В юности мне казалось, стоит сдать экзамены, и сразу начнется новая жизнь. Вот получу аттестат зрелости, и что-то свершится. А как получу диплом, со мной произойдет такое! Но ничего не свершалось. Даже не начиналось. Все только продолжалось. Все текло в одном русле, в одном направлении. Свекровь часто мне говорила, дескать, ты теперь замужняя дама, на тебя все смотрят, как на взрослую женщину, но я себя взрослой не ощущала. Как была, так и осталась Варварой Березкиной. Замужество не изменило меня. Мой внутренний мир остался прежним. Внешняя жизнь не коснулась его, не исцарапала хрупкие грани.

Однажды на Петровской набережной я встретила Константина. Он стоял на гранитных ступенях, у самой кромки воды. Костя поблек, осунулся, потерял привычный лоск, будто его опустили в кислотно-щелочной раствор, побулькали и вытащили. Бежевые «Жигули» превратились в изъезженный железный мешок.

– Варюша, я так рад тебя видеть, – обрадовался Константин. Он остался на ступенях, ждал, когда я спущусь к нему. Свинцовые волны лизали его блестящие от воды ботинки.

– Костя, где ты был? Ты исчез, я даже думала иногда, что ты умер, – зачем-то сказала я.

Я обманывала его, обманывала себя, ведь я всегда знала, что Костя не умер. Я бы сразу почувствовала, что он умер. Мое сердце подсказывало мне, что у Кости что-то нехорошо с этой жизнью, у него какие-то трудности. И я палец о палец не ударила, чтобы поинтересоваться, что случилось с ним, где он, куда исчез. Нравственная лень, глухой заскорузлый эгоизм? Наверное, ни то и ни другое. В глубине души я надеялась, что Костя сам отыщется когда-нибудь, без лишних хлопот.

– Варюша, у меня были большие неприятности, – Костя ссутулился.

Мне пришлось спуститься по каменным ступеням. Серая вода билась о гранитные плиты. Константину здорово досталось. За участие в запрещенном литературном кружке его арестовали. Других членов кружка тоже преследовали. Потом всю группу посадили в «Кресты». Оттуда Константина выслали в Вологодскую область, в глухую деревню. Костя все это время работал на швейной фабрике. Шил ватники и тапочки. Жил на вольном поселении среди местных. Почему не писал? Не хотел беспокоить. Зачем давать повод для страха. Органы не любят лишних хлопот. Переписка доставила бы массу волнений как той, так и другой стороне. Константин не задавал вопросов, он обо всем догадался. И о моем удачном замужестве в том числе. Он еще больше ссутулился. Волна заползла ему в ботинок. Костя поморщился, но остался стоять на прежнем месте. Я хотела спросить его, где он сейчас, как устроился, но передумала, закусила губу и поднялась повыше. Сверху Костя выглядел совсем маленьким, смешным и нелепым. Я вздохнула.

– Мы еще увидимся? – крикнул Костя.

– Обязательно, – сказала я, улыбнувшись ему на прощание. И ушла.

Костя нашелся, вообще-то, он никуда не исчезал. Наверное, Константин исчез для того, чтобы дать мне свободу. Я шла по Каменноостровскому проспекту и плакала. Я жалела Костю. В нем тоже поселилось отчаянное сиротство, теперь мы с ним как брат и сестра. Навсегда.

* * *

Во время регистрации я не взяла Вовкину фамилию. Так и осталась Березкиной. Мне хотелось доказать покойной матери, что я смогу вынести все тяготы наследственного ярма. Вовка не обиделся, будто ничего не изменилось, все то же детское восхождение наверх. Однажды я вернулась домой раньше обычного, я уже училась на последнем курсе института. Можно было беспрепятственно прогуливать лекции. Открыла дверь и замерла. В гостиной кто-то негромко разговаривал. Я на цыпочках пробралась в свою комнату, но обрывки слов, доносившихся из гостиной, застряли во мне до конца дней.

– Ничего не делает, только ест и пьет, даже не убирает за собой, чашку не вымоет, посуду со стола не уберет, все Вова да Вова, как нянька за ней ходит.