Мария Галина - Красные волки, красные гуси (сборник)

• Название: Красные волки, красные гуси (сборник)
• Автор: Мария Галина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39250-6

Новый сборник финалиста премии «Большая книга – 2009» Марии Галиной – это путешествие в тонкие миры, существующие бок о бок с нашим. Они, как дольки диковинной луковицы, врастают один в другой. Они невероятно реальны и необычны одновременно.

Вот мир зеленых людей с Марса, способных сбить с идеологической линии яростного атеиста-большевика. А это мир добрых фей – железнодорожных смотрителей, регулирующих движение земных поездов. А следом за ним мир Красной утки, сокровищница орнитолога, – там живет жестокий егерь с молодой женой, а жена у него не простая и даже не человек, хоть и кажется им…

Давно не было писателя, умеющего пробудить во взрослом – подростка, в разуверившемся – зажечь душевную искру, уставшему – вернуть силы и самообладание перед лицом испытаний и возможных неудач.

Галина – тот редкий и уникальный автор, который прямо сейчас умеет вести разговор с читателем на той, уже почти забытой волне, на которой в детстве говорили с нами любимые книги.

---

– Как гелиограф?

– Да. Что-то вроде гелиографа. Наверное. Так вот, сперва начинают стучать барабаны. Их даже не слышно – артиллерия бьет громче. Но они стучат. Стучат. Долго. Ночь за ночью. И в конце концов…

– Что? – прошептал Мортимер.

– Приходят земляные духи.

– Демоны? – Мортимер помахал рукой, подзывая бармена.

– Нет, просто духи. Бесформенные тупые духи. Они питаются астральными телами, понимаете? Астральными телами умерших. Они занимают астральное тело, пока физическое тело еще теплое. Прихватывают обрывки памяти, сны, мечты. И они умеют плодиться, мистер Мемпес. Они идут по путеводной нити любви, идут и находят близких покойного. И занимают их астральные тела. И так дальше, дальше, пока нить не оборвется. Этот сержант вскоре погиб, конечно. Кажется, от тифа. Там разразилась эпидемия тифа, в Претории. И я вот думаю, не умер ли кто из его родни, – здесь, на Острове. Готов поставить свои часы против этой вашей трости.

– Хопкинс? – медленно спросил Мортимер. – Не Перкинс?

– Точно. Перкинс. Вы его знали?

– Знал. Еще стаканчик? Да, у него была семья. Решил навестить их пару недель назад. Они жили в Суррее. Дом стоял пустым. Заброшенным. Думал, они уехали. В местном пабе сказали, она в Бродмуре. Ну, в лечебнице. Задушила детей. Сказала, отец их позвал. Сказала, там им будет хорошо. Лучше, чем здесь. Когда их выносили, она улыбалась.

Свет-тьма, свет-тьма. Рои зеленых мух. Отгоняя их, он помахал рукой перед глазами.

– Жаль, что вы не стали биться об заклад. Мне нравится ваша трость. Эта, с собачьей головой.

– Ее я не стал бы ставить, – замотал головой Мортимер. – Мне ее доктор Дойл подарил.

– А, так вы знакомы с Дойлом? Замечательный человек. Странно, что он увлекся спиритизмом, он всегда казался образцом здравого смысла.

– Благая весть, – прошептал Мортимер.

Он встал из-за стола и нахлобучил на голову котелок.

– Они нас ненавидят, да? – прошептал он. – Все они. Туги, конголезские колдуны, зулусы. И вот начинают стучать барабаны… ночь за ночью. И тогда приходят земляные духи. Боже мой, чем больше смертей, тем больше астральных тел… еще теплых… и они еще помнят, да? И зовут, зовут… роятся… Это конец белой расы, сэр Редьярд, говорю вам, это конец белой расы!

– Вам надо меньше пить, друг мой, – заметил сэр Редьярд. – Вы слишком впечатлительны.

* * *

– Перемирие! – Прилично одетая, степенная дама кружилась в холле гостиницы, держа по «Юнион Джеку» в каждой руке. – Перемирие! Больше не будет смертей! Никогда! Никогда! Не будет резни! И мой мальчик вернется домой! Перемирие!

Автомобиль с шофером ждал у входа.

– Как ты можешь читать эту лекцию, Артур, – спросила Джин, – сейчас, когда Кингсли…

– Мой сын бы меня понял. – Доктор Дойл взял ее под руку. – Ведь столько людей будут оплакивать сейчас своих погибших. Я призван утешить их. Он бы понял.

Они прошли мимо с поклоном отворившего им дверь швейцара.

– Благослови вас Бог, доктор, – сказал швейцар им вслед.

Они медленно катили по Лондону, ветер развевал волосы Джин, такие светлые, что седина казалась почти незаметной.

– Я не хотел тебе говорить, – Дойл обнял ее за плечи, – но теперь, наверное, можно. Я нашел очень сильного медиума. Очень сильного, почти как Лили. И вчера… Я сказал тебе, что иду в клуб, но я был на сеансе. И мы говорили… Малькольм был там. Он сказал… сказал… помнишь, ты провожала меня в Америку? Мы тогда таились от всех. И вы с Малькольмом спустились в каюту, а я был на палубе с Кингсли и бедняжкой Туи, и ты… поставила цветы на столик, и поцеловала подушку с двух сторон, чтобы я спал среди твоих поцелуев. Это правда, дорогая?

– Да, – прошептала Джин. В ее глазах стояли слезы. – Да…

Над головой торжественно сияло небо. Толпы народа стояли вдоль обочины, приветствуя его, доктора Дойла, человека, принесшего Благую Весть, зримые и незримые, и все были здесь – и Малькольм, и Дик, и Иннес, и Кингсли, и Лили Лодер-Саймонс улыбалась мягкой улыбкой, прижимая к вискам тонкие руки…

– Если бы они знали, – доктор Дойл окинул взглядом толпу, – если бы они только знали!

(Для написания этого рассказа использована биография Конан Дойла Джона Диксона Карра.)

Заплывая за буйки

Никогда не думал, что в такой конторе будет такой стол. Обшарпанный, из ДСП. И что в коридоре будет висеть стенгазета «Навстречу съезду».

Наверное, их этому специально учат, такой особой утомленности во взгляде. Им с нами скучно, они про нас все знают. Неужели и правда знают?

Фамилия его была Иванов – они все Ивановы, такая порода. А если не Ивановы, то Петровы.

– Караванов Альберт Викторович, – скучно сказал он, глядя в какие-то бумажки.

Я молча кивнул. В горле пересохло.

– Студент калининского пединститута. Исторический факультет.

– Ага.

– На данный момент в академотпуске.

– Ага.

– Посещали семинар профессора Литвинова.

Я думаю, Литвинов виноват. Он же знал, что могут быть неприятности. И не только у него. Говорят, он просто хотел подгадить ректору, которого терпеть не мог. Вот и подгадил.

– К нам приехали месяц назад. Проживаете у тетки по матери, Валентины Перепеличко. Временно прописаны.

– Ну, да…

Зачем это ему? Неужели знает?

– Почему не встали на учет?

– В военкомат? Я не… у меня справка.

– В районный диспансер.

– Я… встану.

Я так и думал! Значит, когда я говорил родителям, что за мной следят, что в очереди, в автобусе, на перекрестке мне попадаются одни и те же лица, что встреченные скашивают глаза, увидев меня, и поспешно отворачиваются…

«Типичный бред преследования», – сказал румяный доброжелательный врач, бывший одноклассник дяди Миши, приглашенный как бы попить чаю. И тут же увел с собой.

– Временно работаете библиотекарем…

– Да. Я…

– Районная библиотека. Приморский район.

– Да, но это…

– К вам часто заходит некто Покровский.

– К нам много кто заходит, – сказал я и вытер ладони о штаны.

Их интересую не я. Их интересует Покровский.

– Вы же взрослый человек, Альберт Викторович, – укоризненно произнес майор Иванов, – не надо притворяться дурачком.

(Я и есть дурачок. То есть психически больной. У меня есть выписка из истории болезни. Он сказал это нарочно. С намеком, что он-то знает…)

– Что он за человек?

– Культурный. Берет все больше классику. Книги сдает вовремя.

– Вы что, в вашей библиотеке газет не читаете? Сейчас очень осложнилась международная обстановка. Я бы даже сказал, обострилась. Я ожидал от вас большей сознательности, Альберт Викторович.

Он хочет, чтобы я сказал что-то про этого Покровского. Тогда он от меня отстанет. Или не отстанет?

– Я… правда не знаю. Чего вы от меня хотите?

– Познакомьтесь с ним поближе. Подружитесь с ним. Он очень приятный, образованный человек. Любит поговорить, поделиться своими мыслями.

– И?

– Что – и? У вас появится друг. У вас же здесь нет друзей, Альберт Викторович. У вас и раньше не было друзей.

Я не понимаю: он хочет, чтобы я следил за этим Покровским? Втерся к нему в доверие? Он намекает на то, что меня все ненавидят? Говорят, если человек переезжает куда-то, даже временно, как я, за ним следует его дело, папка с завязками, а там все – с самого детства, и все, что ты сделал, и отметки, и отношения в школе, и всякие случаи, и медицинская карта, и даже то, чего ты сам не знаешь. А вдруг этот разговор о Покровском – просто отвлекающий маневр, чтобы я расслабился и потерял бдительность? Я подумал, что мне надо торопиться. Вдруг мне все же удастся перехитрить их? И я сказал:

– Хорошо, я обязательно постараюсь познакомиться с Покровским получше.

– Я знал, что вы меня поймете, – сказал майор Иванов.

* * *

В детстве, начитавшись Кусто, я мечтал стать исследователем моря, плавать в прозрачной, пронизанной солнцем воде, а потом написать про все это замечательную книгу.

Нереально. Пока нереально, во всяком случае. Да и для акваланга требуется разрешение, которого у меня нет.

Подъем с моря крутой, бетонные ступени лестницы растрескались и перекосились. Это из-за оползней – после дождя пласты глины отваливаются, словно ломти хлеба под ножом.

Икроножные мышцы ноют скорее приятно, с чувством выполненного долга. Сегодня я проплыл четыре каэм. От пирса до пирса двести метров, десять раз туда, десять обратно. Мимо обросших скользкой зеленью бетонных блоков, поросших острыми зубками мидий, оттолкнуться, развернуться – вот откуда у меня столько порезов на ладонях и ступнях – и вновь по мутной воде, в которой солнце вычерчивает огненные нули и восьмерки. Когда я засыпаю, они пляшут перед глазами.

У рынка в трамвай набиваются тяжелые тетки с кошелками, из которых торчат пучки зеленого лука.

– Уродины сходят? – деловито спрашивает женщина за моей спиной, и я с миг мучительно соображаю, на что это она намекает, но тут же понимаю, что речь идет о кинотеатре «Родина» – самом большом в городе, на целых три зала, с облупившимися колоннами, подпирающими фронтон.