Ясуси Иноуэ - Сны о России

• Название: Сны о России
• Автор: Ясуси Иноуэ
• Издательство: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1977

Роман повествует о первых японцах, побывавших на русской земле (XVIII в.), о зарождении русско-японских отношений. Потерпев кораблекрушение в районе Алеутского архипелага, герой романа Дайкокуя Кодаю и его спутники провели в России несколько лет, переживая все трудности сурового сибирского существования, но и сталкиваясь с неизменным доброжелательством и содействием со стороны русских людей. По-разному сложились судьбы японцев в России. Кодаю одному из немногих удалось вернуться на родину. Наблюдения, записи Кодаю раскрывают любопытную картину России екатерининских времен, увиденную глазами японцев.

---

22-го числа (апреля) поутру чрез нарочно посланного были уведомлены, что японский чиновник Кумазо помер. Я велел спросить, как жили долее четырех месяцев вместе весьма дружно и соболезнуя о его смерти, что можно ли к ним зайтить, на что ответствовано: „Чего на покойника смотреть?" — и чтоб не ходить. Однако, как переводчик им был весьма близок, послал его, чтоб высмотреть обряд всей церемонии, при погребении употребляемой, который возвратившись ввечеру по окончании похорон, объявил следующее: сначала, как скоро помер, были зажжены курительные свечки перед их идолами и читана по их закону молитва. По окончании же оной обрили покойнику на голове волоса и положили в особое место, после сего обмыли и одели в лутчее платье, заткнули за кушак обе сабли. (Все японские чиновники до последнего носят по две сабли, из коих одна долгая, другая короткая. Торгующие же купцы имеют право только по одной носить.) По изготовлении же гроба, который был три фута аглинских длиною, два фута шириною, два с половиной фута вышиною, в оный посадили, пригнув несколько голову вперед и надев на правую руку четки, обе руки сложив вместе, совершенно так, как обыкновенно молятся; потом, покрыв шелковою черною матернею, поставили в переднее место и перед ним на маленьком столике сваленные из теста сорочинского пшена белые колобки с украшением вместо цветков нарезанными бумажками. Затем, несколько помедлив, зажгли их обыкновенные свечки и, прочитав молитвы, закрыли крышку и, заколотив гвоздями, пе-ревязали гроб белою дабою, продернули вверху длинный четверогранный брус для носки, подняли с обеих концов по два человека, понесли. Между тем все закричали, другие еще ударяя в гроб означенные термины, массугуни и кашари, значащие: „Прямо ты поди, назад не приходи!”».

Время, когда умер Кумадзо, о котором упоминается в «Журнале Адама Лаксмана», было самым мрачным для Кодаю с тех пор, как он ступил на землю Хоккайдо. Дни и ночи он проводил вместе с Исокити у постели больного Коити.

У Коити были явные признаки цинги. Доктор, прибывший из Мацумаэ, не имел опыта в лечении цинги — в Японии эта болезнь была неизвестна — и ограничился иглоукалыванием. Кодаю помнил, что при переезде с Амчитки на Камчатку Коити уже болел цингой и его поили настоем травы каппусакура. Кодаю сказал об этом доктору, но тот отказался применить такое лечение.

Двадцать восьмого апреля в Нэмуро прибыли новые чиновники из Эдо и Мацумаэ в сопровождении вооруженного отряда из шестидесяти воинов и ста пятидесяти аборигенов. На пристани в Нэмуро и в окрестности стало оживленно. Взад и вперед сновали люди, спешно строили жилища. Шум стройки доносился до комнаты, где лежал больной Коити. Кодаю прилагал все усилия, чтобы сохранить ему жизнь. Обидно было умирать именно теперь, когда позади десять лет скитаний!

Кончалась долгая зима. Еще месяц назад залив освободился ото льда, солнце с каждым днем светило все ярче, на скалах близ острова Бэнтэндзима появились бакланы. Русская миссия могла продолжить свой путь. Видимо, в связи с этим в Нэмуро прибыли с большим отрядом чиновники из Эдо и Мацумаэ.

Двадцать девятого апреля вечером скончался Коити- тихо, без единого стона… На следующий день к Лаксману пришел гонец с приглашением посетить вновь прибывших японцев. Адам незамедлительно нанес им визит и невольно обратил внимание на официальный характер встречи. У входа в дом стоял на страже воин с копьем. Лаксмана ввели во внутренние покои, где его ожидали два чиновника высокого ранга. После того как гости выпили по чашечке чаю, один из чиновников зачитал письмо. Туголуков перевел. Суть письма заключалась в следующем. Японское правительство, изучив послание Лаксмана, решило, направить в Мацумаэ двух высокопоставленных сановников. Они прибыли еще в марте. Здесь была намечена встреча с русскими. Во избежание возможных инцидентов до Мацумаэ русских должен был сопровождать многочисленный отряд, состоящий из воинов и местных жителей.

Зачитав письмо, японец предложил отправиться в Мацумаэ по суше, но Адам Лаксман настаивал на том, чтобы плыть морем. Он не хотел оставлять корабль без присмотра. Два дня длились переговоры, но ни одна из сторон не шла на уступки. Японские чиновники, по-видимому, были против того, чтобы русский корабль свободно плавал в японских водах. В конце концов Адам Лаксман заявил, что вынужден отказаться от посещения Мацумаэ и отплыть на родину. Решительная позиция Лаксмана дала свои плоды — четвертого июня «Екатерина» снялась с якоря и в сопровождении японского судна отплыла из Нэмуро в направлении Мацумаэ. " Накануне отплытия Кодаю и Исокити пошли поклониться могиле Коити, а позже, уложив вещи, отправились пройтись по острову. На окружающих скалах все так же чинно сидели бакланы. Иногда словно по команде они поднимались в воздух и летели так низко над морем, что их крылья касались воды. Взметнулась из травы спугнутая утка. Внимательно осмотрев место, где она сидела, Кодаю и Исокити обнаружили гнездо и двенадцать яиц.

— Вот Лаксман обрадовался бы, будь он с нами. Такое множество птиц! Даже лебеди есть. Они прилетают в ноябре, а улетают в марте, — сказал Исокити, неизвестно откуда почерпнувший эти сведения.

Кодаю и Исокити грустили об умершем Коити, но к грусти примешивалась и радость, ведь завтра они должны были отплыть в Мацумаэ.

Спустя месяц, четвертого июля, «Екатерина» бросила якорь в заливе Хакодатэ. Тотчас же подплыл на небольшом судне дайкан[31] и сообщил, что ему поручено встретить русский корабль. С помощью трех десятков лодок «Екатерина» была введена в порт Хакодатэ. Гавань кишела лодками — местные жители приплывали поглядеть на заморское судно. Чиновникам пришлось немало потрудиться, чтобы отогнать их от «Екатерины». Один за другим на корабль поднимались чиновники различных рангов. Адаму буквально некогда было передохнуть.

Кодаю и Исокити находились на судне и с нетерпением ожидали часа, когда их передадут японской стороне. Однако шли дни — и все оставалось по-прежнему.

Шестого июля Адам Лаксман вместе с другими представителями миссии, а также Кодаю были приглашены на берег. После короткого осмотра города их проводили в особняк, на котором свежей краской было написано иероглифами: «Российский дом». Для гостей приготовили японскую баню, после чего они проследовали в зал, выходящий в обширный сад. В зале их встретили правительственные сановники, чиновники княжества Мацумаэ, дайкан и, по-видимому, наиболее влиятельные горожане. Стол буквально ломился от яств и местных деликатесов. По одному этому можно было судить о гостеприимстве хозяев и о том значении, которое они придавали встрече с русскими. Кое в чем гостеприимство проявлялось несколько своеобразно: Лаксман неоднократно просил разрешить морякам сойти на берег и осмотреть город, дайкан же упорно отказывался удовлетворить его просьбу под предлогом, что посещение города иностранцами строжайше запрещено законом…

Семнадцатого июля из Хакодатэ в Мацумаэ отправилась многочисленная процессия: Адама Лаксмана и его спутников сопровождали правительственные и местные чиновники и большой вооруженный отряд.

В «Журнале Адама Лаксмана» следующим образом описывается эта процессия:

«Когда я сел в норимон,[32] понесли оный четыре человека и четверо шли возле для смены и переменялись через каждые полчаса на ходу, без остановки. И, сверх того, шли по обеим сторонам по два человека надзирателей из нижних чинов для прислуги, также назади двое вели подручную оседланную лошадь на случай, естли желание буду иметь ехать верхом. Далее несли господина Ловцова и за ним волентира,[33] который был сын правящего в Охотске должность коменданта господина коллежского асессора Коха; также прочие: переводчик Туголуков, геодезии сержант Иван Трапезников, купцы Влас Бабиков и Иван Полномощный и пять человек служителей охраны ехали верхом на лошадях, кои были за повод ведены, и также каждый имел по два служителя из японских надзирателей, шедших по обе стороны для прислуги. Напереди же ехали двое матмайских чиновников,[34] за коими несли по копью, и за первым шли шесть, а за вторым три человека, как и позади за нашими служителями, равно таким же образом; а за теми следовали прочие их чиновники и препровождаемая кладь на вьючных лошадях и пешие люди с легкими ношами, коих всех с служителями и чиновниками находилось 450 человек».

Где-то в этой процессии затерялись и Кодаю с Исокити.

Процессия медленно шествовала по дороге, протянувшейся вдоль морского побережья. На берегу, о который, вздымая тучи брызг и пену, разбивались волны, виднелись рыбачьи деревушки. Рыбаки подобострастно встречали важную процессию. Дорога отошла от моря и, перевалив через невысокую гору, привела путников к деревне Мобэцу. Здесь, так же как в Хакодатэ, русским был предоставлен «Российский дом», в котором они остановились на обед. После обеда процессия двинулась дальше, в глубь острова, и вступила в лес криптомерии. В Нэмуро не росли криптомерии, и только здесь Кодаю и Исокити почувствовали наконец, что они после десятилетнего перерыва опять в лесах Японии. К вечеру снова вышли к морю и остановились на ночлег в деревне Идзумидзава.