Лорен Хендерсон - Заморозь мне «Маргариту»

• Название: Заморозь мне «Маргариту»
• Автор: Лорен Хендерсон
• Издательство: Фантом Пресс, ЭКСМО
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-02438-7

Сэм Джонс живет в Лондоне, у нее разноцветные волосы, она носит грубые башмаки на шнуровке, слушает кошмарную музыку и ваяет грандиозные абстрактные скульптуры. Еще Сэм Джонс дружелюбна, она нравится мужчинам (а мужчины нравятся ей), у нее странноватые друзья, и она поминутно спотыкается о трупы. Словом, у Сэм Джонс невероятно интересная и насыщенная жизнь, но несмотря на свою панковскую наружность, девушка она очень серьезная и ответственная.

Очутившись в ночном клубе с сомнительной репутацией, Сэм неожиданно получает предложение оформить спектакль по пьесе Шекспира. Дав согласие, она погружается в странный, загадочный, забавный и неожиданно жутковатый мир театра, где у каждого своя тайна, где гетеросексуалы притворяются геями, звезды – дурочками и где интриги порой заканчиваются смертями, очень похожими на убийства.

Лорен Хендерсон пишет детективы, но ее книги – при соблюдении всех канонов жанра – отнюдь не банально-криминальное развлечение, это городские комедии с яркими персонажами, тонкими наблюдениями, порой рискованными шутками и неожиданным финалом. «Заморозь мне «Маргариту» – смешная и захватывающая театральная история с удивительно нестандартной и притягательной героиней.

---

– Мне звонил ее агент, – сказала Мелани. – Она стремилась к этой роли.

– Верно, – подтвердил Мэттью, всегда готовый принять участие в разговоре. – Я помню.

– Может, ей просто нравится кто-нибудь из труппы? – предположила я.

Все крепко задумались над такой гипотезой.

– Лизандр очень симпатичный. Если кому нравятся рыжие, – заметила я.

– Симпатичный, правда? – практически хором согласились Софи и Салли.

– Мне нравятся его веснушки, – добавила Софи. – Интересно, он их подкрашивает?

– За такой мальчик, которые играй эльфы, можно умирай, – признался Салли.

– Вряд ли они могли заинтересовать Фиалку, – возразил Мэттью. – Не сомневаюсь, Фиалке нравятся либо богатые, либо влиятельные, а лучше сразу и то и другое. – Его голос звучал мечтательно.

– Сексуальная одержимость, – важно сказала я, – чувство глубокое и непостижимое.

– В отличие от задницы Салли, – вставил Хьюго, догнав нас и ловко ущипнув Салли за задницу.

Похоже, этот прием он хорошо отрепетировал. В другой руке он держал бледно-голубую сигарету «Собрание».

– Я думай, это очень правильно, – вздохнул Салли. – Если я тебя правильно понимай.

– Непостижимый, – объяснила я, – это значит непонятный, когда невозможно добраться до чьей-нибудь основы.

– Уверяй тебя, мои чувства как раз такой, – заметил Салли. – Можно попроси у тебя сигаретку, Хьюго? Они такой миленький.

– Бледно-желтую или пастельно-розовую? – спросил Хьюго, протягивая Салли серебряный портсигар. – Должен сказать, – с довольным видом добавил он, – мне не терпится увидеть лицо миляги Билла в тот момент, когда мы появимся с этими сигаретами. Старый оголтелый реакционер!

– Ненавидит все, что связано с Танбридж-Уэллз[24], – предположила я.

– Наверняка. Здорово. – Хьюго оценил мою догадку и выпустил кольцо дыма в направлении Хэмстеда. – Я так и буду его называть. В лицо, разумеется, он останется Малышом Билли.

– Хьюго… – грозно начала Мелани, но улыбаться не перестала.

– Не беспокойтесь, о повелительница, – беспечно успокоил ее Хьюго.

– Я уверена, что все будет хорошо, – вмешалась я. – Представить себе не могу, что Хьюго способен нанести какой-либо ущерб Основе Билла.

Через несколько дней Салли зашел ко мне помочь погрузить инструменты в грузовик и отвезти их в театр. Он сообщил, что Фиалка Трэнтер так и не объявилась и даже не позвонила; ее агент озадачен не меньше других.

– А ее друзьям звонить не пробовали? – спросила я.

Салли пожал изящными плечами.

– Знаешь, Фиалка нелегко заводи друзей. У нее нет даже светский подружка, у которых можно спрашивай, где она.

– Похоже, у барышни мужские замашки.

– Al massimo[25]. У нее только друзья-педики, такие, знаешь, мутный, не пойми, то ли педики, то ли просто англичане, – задумчиво сказал Салли. – Иногда мне казайся, что это одно и то же… в любом случай, других друзья у нее нет. Но вряд ли они знай, где Фиалка.

– Может, Хьюго был прав? – предположила я. – Может, Фиалка действительно умерла еще до начала фильма? Лежит себе в постели, в пеньюаре из нежнейшего шифона, а в сердце торчит восточный кинжал… К ней домой никто не заходил?

– Агент заходи. Он сразу туда пойти, – оборвал Салли поток моего нездорового воображения. – У него, наверно, есть ключ. А может, спрашивай у соседей. Но в ванне трупа нету. Никаких кинжалов нету.

– И что теперь будет? – полюбопытствовала я.

– Ну, если в ближайший время мы не нашли ее живая, Мелани предложи роль кому-нибудь другой. Но не Табита.

– А Табита это понимает?

– Сомневайся, – ответил Салли, обматывая провод вокруг сварочного аппарата. – Я уверен, в театре есть еще точно такой же штука.

– Точно такого же быть не может, – холодно возразила я. – Только дилетанту это чудо может показаться заурядным.

Салли занимался в колледже скульптурой лишь постольку поскольку – чтобы получить зачет – и со сварочными аппаратами был знаком понаслышке. В основном он орудовал изящными ножичками, пушистыми кисточками и маленькими стамесками. Бедняге было невдомек, что громоздкий сварочный ящик давно стал продолжением моих рук. Впрочем, какой смысл вдаваться в такие детали?

– Я возьму все, если ты не против, – заявила я, заботливо обматывая свои дорогие и нежно любимые инструменты оранжевой липкой лентой. Потом черным маркером написала на каждом куске: «НЕ ЛАПАТЬ!!! СЭМ». Пусть только скажут, что их не предупреждали.

– Парни в театре очень… доступные, – неожиданно сообщил Салли.

– Что?!

По-английски Салли говорил понятно, но иногда язык предательски сдавал его в лапы врагу. Я рассмеялась. Он сердито посмотрел на меня.

– Я хотеть скажи – всегда помогай.

– Так и говори: всегда помогут, – давясь от смеха, посоветовала я.

Салли выпрямился во весь свой крошечный рост.

– Если тебе будет нужен помощь, – медленно и старательно проговорил он, – они помогай тебе.

– Ты имеешь в виду этого, как его, старшего плотника? Видела его пару дней назад.

Я бросила свой противогаз, очки и перчатки в заляпанный, истрепанный полотняный мешок и оглядела комнату.

– Где крем для рук?

– Вот. – Салли взял банку с кухонного стола. – Ты заботливый о своя кожа.

– Идиот, это для волос! – Банка тоже отправилась в мешок. – Я втираю его, прежде чем заняться сваркой или шлифовкой. Иначе в волосы набивается куча металлических опилок, древесной стружки, кусков стекла, бог знает чего… все спутывается, и после этого волосы не отмоешь. – Я потянула прядь длинных вьющихся волос. – А высохнув, они превращаются в солому.

Салли слушал меня с искренним ужасом.

– Ничего страшного, – усмехнулась я. – Год назад я чуть полголовы не лишилась из-за того, что упало несколько искр. Преподаватели о таких вещах не предупреждают. Все равно что крещение огнем. Один мой однокашник занимался кузнечной сваркой – это когда все течет и плавится, если ты не в курсе. Так вот, одна капля попала ему на джинсы, и штаны мгновенно вспыхнули. Пришлось швырнуть беднягу на пол и засыпать его песком.

Салли испуганно сунул мне в руки сварочный аппарат. Я положила его в другую сумку.

– Не уверенный, – пробормотал он, – что буду часто приходи к тебе в мастерская.

– Как хочешь. Не сомневаюсь, все эти твои «доступные мальчики» будут висеть у меня над душой и давать якобы полезные советы. Как в гимнастическом зале.

– Гимназическом зале?

– Понимаешь, мужчины просто не могут спокойно смотреть, как женщина возится с техникой. Если, конечно, это не миксер, которым мужики не умеют пользоваться, а потому постоянно просят о помощи. Умора.

Я открыла дверь и поволокла мешки по лестнице. Моя студия располагается неподалеку от Холлоуэй[26], в пристройке гигантского склада. В этом глухом переулке больше нет зданий – только тянутся один за другим полуразрушенные промышленные комплексы. Естественно, я жила здесь полулегально – помещение формально не являлось жилым. Но, говоря словами ночного сторожа склада, «кому какое, на фиг, дело». Он и сам, по сути, жил в своей крохотной уютной сторожке – завел раскладушку, плитку, электрообогреватель и жирную кошку Ширли.

Салли семенил следом с самым легким мешком – в нем лежали лишь противогаз и рабочая одежда, – беспрестанно спотыкаясь и жалуясь на неподъемную ношу. Не удивительно, что он не понял, о чем речь, когда я упомянула гимнастический зал.

Машина, красный раздолбанный «форд-эскорт», отлично смотревшийся среди окрестных убогих строений, давным-давно не соответствовал никаким требованиям Министерства транспорта. И все же, на радость Салли, мой драндулет был вполне дееспособен. Правда, чтобы переключиться на третью скорость, приходилось выполнять замысловатый маневр, всякий раз рискуя сломать запястье. Я давно уже приноровилась делать это автоматически, но Салли, увидев мои странные телодвижения, от страха так и вжался в сиденье. К счастью для его утонченной натуры, не говоря уже о здоровье драндулета, театр находился всего в четверти часа езды от моего жилища, в непримечательном глухом переулке возле Кингс-Кросс – достаточно близко к Эйнджел, чтобы риэлторы могли утверждать, будто это – Ислингтон[27].

Я вихрем пролетела по Пентонвилл-роуд. В магнитофоне крутилась моя любимая на тот день кассета – трэш-металлические вопли вперемежку со слезливыми песенками. Эта музыка куда больше подходила для того, чтобы носиться на гигантском грузовике по американским дорогам, нежели ползать по узким лондонским переулкам. Солнце шпарило вовсю. Салли жевал шоколадные круассаны. Из динамиков орали простые американские парни: «Я лишь ЛОМАНЫЙ ГРОШ! Ты меня не ПОДБЕРЕШЬ! Ты должна была ЗНАТЬ, что мне нельзя ДОВЕРЯТЬ. Брось меня! Брось меня! Брось меня!» Словом, я была счастлива как никогда.