Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3

• Название: Собрание сочинений. Том 3
• Автор: Варлам Шаламов
• Издательство: Вагриус, Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1998
• ISBN: ISBN 5-280-03163-1,5-7027-0718-4

Варлам Тихонович Шаламов родился в Вологде. Сын священника. Учился на юрфаке МГУ в 1926–1929 годах. Впервые был арестован за распространение так называемого Завещания Ленина в 1929-м. Выйдя в 1932-м, был опять арестован в 1937-м и 17 лет пробыл на Колыме. Вернувшись, с 1957 года начал печатать стихи в «Юности», в «Москве». В его глазах была некая рассеянная безуминка неприсутствия. Наверно, потому что он в это время писал свои «Колымские рассказы» и даже на свободе продолжал оставаться там, на Колыме. Эти рассказы начали ходить из рук в руки на машинке года с 1966-го и вышли отдельным изданием в Лондоне в 1977 году. Шаламова заставили отречься от этого издания, и он написал нечто невразумительно-унизительное, как бы протестуя. Он умер в доме для престарелых, так и не увидев свою прозу напечатанной. (Она вышла в СССР лишь в 1987-м.) Это великая «Колымиада», показывающая гениальное умение людей сохранить лик своей души в мире лагерного обезличивания. Шаламов стал Пименом Гулага, но и добру внимая отнюдь неравнодушно, и написал ад изнутри, а вовсе не из белоснежной кельи.

В третьем томе впервые в наиболее полном объеме представлено поэтическое наследие В Шаламова — стихотворения 1937–1981 гг.

---

СВИДАНИЕ

Растворила таежные двери,
Распахнула руками кусты.
Заметались тревожные звери,
Тополей встрепенулись листы.

И захлопали крыльями птицы,
Затрясли головами цветы.
Ты пришла, понимаю, проститься,
Но зачем же так ласкова ты.

Звери раньше меня угадали,
Что на сердце таится твоем.
Они знать не хотят оправданий,
Нас с тобой оставляют вдвоем.

Зазвенят на тебе ожерелья
И браслеты твои зазвенят.
Чья ж вина в том, что мы постарели,
Да и есть ли такая вина?

Ты скажи мне последнее слово,
Пока солнце еще не зашло,
Без обмана, без всяких уловок,
Что же все-таки произошло?

Ты скажи — успокоятся птицы,
Станет шелковой злая трава.
В свои норы зверье возвратится,
Они все еще верят в слова.

Ты скажи — и не будет обмана
В дружелюбном пожатье руки.
Ты скажи — и не будет тумана,
Поднимающегося от реки.

Повтори же заклятье Навина,
Солнце в небе останови,
Чтоб я верил хотя б вполовину
Увереньям твоим в любви.

* * *

Лес гнется ветровым ударом.
И каждый ясень, каждый клен
Дрожит и стонет, как гитара,
И сам гитарой бредит он.

Ведь у него не только юность,
А даже старость на уме.
И для нее-то рвутся струны,
Остатки звуков в полутьме.

Еще вчера при невниманье
Он пошумел бы и затих.
И я б не знал его страданий,
И он не чувствовал моих.

А нынче он сам-друг со мною
И даже просится в родство.
Его сочувствие земное —
Лекарство, а не колдовство.

* * *

Засыпай же, край мой горный,
Изогнув хребет.
Ночью летней, ночью черной,
Ночью многих лет.

Чешет ветер, как ребенку,
Волосы ему,
Светлой звездною гребенкой
Разрывая тьму.

И во сне он, как собака,
Щурит лунный глаз,
Ожидая только знака
Зарычать на нас.

* * *

Зима уходит в ночь, и стужа
От света прячется в леса.
И в колеи дорожной лужах
Вдруг отразились небеса.

И дым из труб, врезаясь в воздух,
Ослабевая в высоте,
Уже не так стремится к звездам,
И сами звезды уж не те,

Что раньше призрачным мерцаньем
Всю ночь нам не давали спать.
И только в силу расстоянья —
Умели вышнее внушать.

Как те далекие пророки,
Чья сила все еще жива,
Что на стене рукою рока
Писали грозные слова.

И звезды здесь, порою вешней,
Не так, как прежде, далеки.
Они, как горы наши, — здешни
И неожиданно мелки.

Весною мы гораздо ближе
Земле — и теплой и родной,
Что некрасивой, грязной, рыжей
Сейчас встречается со мной.

И мы цветочную рассаду
Тихонько ставим на окно —
Сигнал весне, что из засады
Готова выскочить давно.

* * *

Дождя невидимою влагой
Обмыта пыльная рука,
И в небе белом, как бумага,
В комки катают облака.

Вся пожня ежится от стужи,
Сырой щетинится травой
И зябко вздрагивают лужи
От каждой капли дождевой.

И ветер, встретив пешехода,
Толкает с хода прямо в грудь,
Сменить торопится погоду
И светом солнечным блеснуть.

* * *

Там где-то морозом закована слякоть,
И крепость не будет взята
Там где-то весны захлебнулась атака
В березовых черных кустах.

В обход поползло осторожное лето
И вот поскользнулось на льду.
И катится вниз по окраине света,
Краснея у всех на виду…

* * *

На краю лежим мы луга
У зажженного костра,
И деревья друг за другом
Исчезают до утра.

Визг рязанского страданья
Прорезает тишину.
Все свиданья, ожиданья
И рыданья на луну.

Комары поют в два тона,
Ухо режут без ножа
Насекомых и влюбленных
Как от песни удержать?

Слышен тише вполовину
После всех денных трудов
Звук развернутой пружины
Заведенных оводов.

Под ногой жужжит, тревожит,
Запоздавшая пчела
И цветок найти не может —
Помешала сбору мгла.

Мыши, слепы и крылаты,
Пролетают над огнем,
Что они притом горбаты,
Кто подумал бы о том.

Им не надо опасаться,
Что сучок ударит в глаз.
Тайну радиолокаций
Мыши знают лучше нас.

Вот и все, пожалуй, звуки,
Что содержит тишина
Их достаточно для муки,
Если хочешь только сна

* * *

Остановлены часы
Каплей утренней росы.
Я стряхнул ее с цветка,
С расписного лепестка.

Напряженьем росных сил
Я часы остановил
Время, слушаясь меня,
Не начнет сегодня дня.

Здесь со мной лесной рассвет,
И домой дороги нет.

* * *

Откинув облачную крышку,
Приподнимают небосвод.
И ветер, справившись с одышкой,
Из моря солнце достает.

И первый луч скользнет по морю
И птицу белую зажжет.
И, поднимаясь выше — в горы,
Гранита вытирает пот…

БУХТА

Дальней лодки паруса
Тянет ветер в небеса.
И завязла в валунах
Одинокая волна.

Крылья птиц и крылья волн,
Задевающие мол,
Парохода резкий бас,
Отгоняющий баркас.

Хруст намокшего песка
Под давленьем каблука.
И веселый детский смех
Там, где радоваться — грех.

* * *

Что стало близким? Что далеким?
У всех прохожих на виду
Я подержу тебя за локоть,
В метели улиц проведу.

Я не подам тебе и виду,
Что я отлично знаю сам,
Как тяжело беречь обиду,
Не доверяя небесам.

И мы идем без всякой цели.
Но, выходя на лунный свет,
Мы улыбнемся вслед метели,
Что не могла сдержать секрет.

* * *

Деревья зажжены, как свечи,
Среди тайги.
И горы сломаны на печи,
На очаги.

Вот здесь и мне горящей вехой
Намечен путь,
Сквозь путешествия помеху,
Тумана муть.

И, как червяк, дорога вьется
Через леса
Со дна библейского колодца
На небеса.

И недалекая равнина,
Глаза раскрыв,
Глядит тоскливо и ревниво
На этот миф.

Казалось ей, что очень скоро
Настанет час —
Прикроют взорванные горы
Умерших нас.

Но, зная ту тщету столетий,
Что здесь прошли,
Тщету борьбы зимой и летом
С душой земли,

Мы не поверили в надежды,
В равнины бред.
Мы не сильней, чем были прежде
За сотни лет.

* * *

Пред нами русская телега,
Наш пресловутый примитив,
Поэтов альфа и омега,
Известный пушкинский мотив.

Запряжка нынче необычна.
В оглобли, пятясь, входит бык.
И равнодушье видно бычье
И что к телеге он привык.

Вздувая розовые ноздри,
Ременным сжатые кольцом,
Храпит и втягивает воздух —
Не распрощается с крыльцом.

И наконец вздохнет глубоко,
Скосит по-конски бычий глаз,
Чтоб, начиная путь далекий,
В последний раз взглянуть на нас.

А впереди, взамен каюра,
Якут шагает налегке,
Иль, подстелив оленью шкуру,
Верхом он едет на быке.

Ну что ж! Куда нам мчаться рысью,
Какой отыскивать уют.
Плетутся медленно и мысли,
Но от быков не отстают.

* * *