Стивен Кинг - Последняя ступенька

• Название: Последняя ступенька
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика

Когда брат с сестрой были маленькими, то развлекались, прыгая в сено в верхней балки под крышей сарая. И вот однажды, когда она забиралась наверх, последняя лестничная перекладина с хрустом надломилась…

Тогда он спас её, спас свою сестрёнку. Потому что не могло быть иначе, и она это знала, и всегда верила, что в момент опасности брат не оставит её в беде, что он «что-нибудь да придумает».

Но вот они выросли, и у каждого теперь своя жизнь, свои заботы и проблемы. И будут у неё в жизни ещё взлёты и падения. Но она до сих пор верит, что когда бы не случилось ей падать с высоты, у неё есть брат, который во что бы то ни стало успеет набросать под ней стог сена…

---

И вдруг эти васильковые радужницы — она открыла глаза.

— Китти? — Мой голос, охрипший, сиплый, большим вопросительным знаком прорвался наружу. Точно сквозь толстый слой мякины. — Китти?

— Ларри? — изумленно спросила она. — Разве я жива?

Я поднял ее и прижал к груди, а она прижалась ко мне, обвив мою шею руками.

— Живая, — ответил я. — Живая, живая.

Она сломала себе левую лодыжку, ничего больше. Когда доктор Педерсен, врач из Коламбиа-Сити, вместе со мной и отцом пришел в амбар, он долго, задрав голову, всматривался в темнеющую перспективу. Последняя ступенька лестницы все еще висела — косо, на одном гвозде.

Как я уже сказал, он долго всматриваются. Потом, обращаясь к отцу, произнес: «Чудо», — и презрительно пнул сложенный мною стожок. После чего сел в свой запыленный «десото» и уехал.

На плечо мне легла отцовская рука.

— А сейчас, Ларри, мы пройдемся с тобой в сарай, — произнес он очень спокойно. — Я думаю, ты догадываешься — зачем.

— Да, сэр, — прошептал я.

— Я хочу, чтобы при каждом ударе ты вслух благодарил господа за то, что твоя сестра осталась в живых.

— Да, сэр.

И мы пошли. Удары я не считал, их было столько, что потом целую неделю я ел стоя и еще две недели — подкладывая подушечку. И всякий раз, когда на меня обрушивалась огромная отцовская пятерня, вся в красных мозолях, я благодарил господа.

Я благодарил его громко, очень громко. Так что под конец я почти не сомневался, что он меня услышал.

Меня пустили к Китти перед сном. Помню, за окном сидел дрозд. Нога у Китти была забинтована и покоилась на доске.

Она встретила меня таким долгим и нежным взглядом, что я смешался.

— Ты, оказывается, натаскал туда сена. — прервала она молчание.

Я поддакнул.

— А что мне оставалось? Без лестницы-то наверх не влезешь.

— Я и не знала, что ты там делаешь, — призналась она.

— Как не знала! Я же прямо под тобой носился!

— Я боялась смотреть вниз. Испугалась я, понимаешь. Так и висела зажмуренная.

Я стоял, как громом пораженный.

— Не знала, говоришь? Не знала, что я делаю?

Она мотнула головой.

— Значит, когда я крикнул тебе «отпускай перекладину!», ты… ты просто отпустила?

Она кивнула.

— Да как же ты не побоялась?

Она посмотрела на меня своими васильковыми бездонными глазами.

— Я знала, ты что-то там придумал, — сказала она. — Ты ведь мой старший брат. Я знала, с тобой я не пропаду.

— Ах, Китти, ты же была на волосок от смерти, а ты и не знала…

Я закрыл лицо руками. Она села на постели и разняла мои ладони. А потом поцеловала в щеку.

— Не знала, — согласилась она, — но это неважно. Главное — ты был внизу. Ой, спать как хочется. До завтра, Ларри. А ногу мне положат в гипс, вот. Так сказал доктор Педерсен.

Гипс не снимали почти месяц, и все ее одноклассники на нем расписались — меня она тоже заставила расписаться. Потом гипс сняли, и на происшествии в амбаре можно было поставить точку. Отец соорудил новую лестницу на сеновал третьего яруса, но я уже никогда не залезал на верхотуру и не прыгал в стог сена. И Китти, насколько мне известно, тоже не прыгала.

Итак, можно было бы поставить точку, но до точки, оказалось, еще далеко. В сущности, точка была поставлена лишь девять дней тому назад, когда Китти выбросилась с последнего этажа здания, которое занимала страховая фирма. У меня в бумажнике лежит вырезка из «Лос-Анджелес таймс». Видно, мне суждено всегда носить ее с собой — не в удовольствие, как мы носим при себе фотокарточки наших близких, или билет на запавший в душу спектакль, или программку кубкового матча. Я ношу эту вырезку, как тяжелый крест, который, кроме меня, нести некому. Набранный крупным шрифтом заголовок гласит: ГУЛЯЩАЯ ДЕВИЦА ВЫБРАСЫВАЕТСЯ ИЗ ОКНА.

Детство осталось позади. Вот все, что я могу сказать, остальное не имеет значения. Китти собралась поступать в коммерческий колледж в Омахе, но в год окончания школы, летом, она заняла первое место на конкурсе красоты и выскочила замуж за одного из членов жюри. Как в скверном анекдоте, не правда ли? Это моя-то Китти.

Я учился на факультете права, когда она развелась с мужем и прислала мне длиннющее письмо листов на десять, где рассказывала о своей супружеской жизни, о том, как все не сложилось и как могло бы сложиться, если бы она смогла родить. Она просила меня приехать. Но пропустить неделю занятий на факультете права — это все равно что прогулять четверть на гуманитарном отделении. Они ведь там звери. На секунду потерял из виду движущуюся мишень — ее уже и след простыл.

Она переехала в Лос-Анджелес и вышла замуж во второй раз. К тому времени, когда и этот брак распался, я успел получить диплом юриста. Опять от нее пришло письмо — короче первого и более горькое. Никогда уже, писала она, ей не удержаться на этой карусели: не успеешь поймать медное кольцо — упал с лошадки и сломал себе шею. Аттракцион открыт для всех, но не слишком ли высока цена? И приписка: МОЖЕТ, ПРИЕДЕШЬ, ЛАРРИ? СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ ВИДЕЛИСЬ.

Я ответил, что рад бы приехать, но не могу. В фирме, где я получил место, конкуренция жестокая, я же только начинал и пока был для всех ломовой лошадью. Но ничего, ближайший год покажет, кто чего стоит. На этот раз я накатал длиннющее письмо, целиком посвященное моей карьере.

Я отвечал на все ее письма. Но, знаете, я как-то не до конца верил в то, что мне пишет именно она, Китти, как в свое время не до конца верил в то, что стог окажется на месте… пока не падал, живой и невредимый, в его мягкие объятья. Я не мог поверить, что моя сестренка и эта измочаленная женщина, которая подписывалась в конце письма «Китти» и обводила имя кружком, — одно лицо. Моя сестренка была девочкой с косичками и без намека на грудь.

Потом она перестала мне писать. Изредка приходили поздравительные открытки — к рождеству, ко дню рождения, на которые отвечала моя жена. А потом мы разошлись, я переехал и окончательно закрутился. Очередные поздравления были мне пересланы. С пометкой: «Выехал». И я подумал: «Не мешало бы, между прочим, написать Китти и сообщить новый адрес». Но я так и не написал.

Хотя все это, как я уже сказал, неважно. Важно другое: детство осталось позади, и Китти выбросилась с последнего этажа. Китти, верившая когда-то, что стог всегда окажется на месте. Китти, сказавшая: «Я знала, ты что-то там придумал». Только это важно. И еще ее письмо.

Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, испещренный пометками «Выбыл» и «адрес изменился», эти узкие наклейки, смешно сказать, кажутся пальцами, направленными на нас с укоризной. В верхнем левом углу конверта она напечатала обратный адрес своей последней квартиры в симпатичном жилом доме на улице Ван Нюйс. Мы с отцом ходили туда за ее вещами. И хозяйка симпатичная. Хорошо отзывалась о Китти.

Судя по штемпелю, письмо было отправлено за две недели до самоубийства. Я получил бы его гораздо раньше, если бы не перемены адресов. Я думаю, Китти устала ждать.

ДОРОГОЙ ЛАРРИ,

В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Я МНОГО ДУМАЛА ОБ ЭТОМ, И ВОТ К ЧЕМУ Я ПРИШЛА: ЕСЛИ БЫ ТА СТУПЕНЬКА ОБЛОМИЛАСЬ ДО ТОГО, КАК ТЫ УСПЕЛ НАТАСКАТЬ СЕНА, БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.

ТВОЯ КИТТИ.

Да, пожалуй, она устала ждать. Мне легче думать так, чем допустить мысль: а вдруг она решила, что я ее забыл? Не хочется думать, что она могла так решить; наверно, это письмо, состоящее из одной-единственной фразы, заставило бы меня броситься на зов.

Но даже не это причина моей бессонницы. Только я закрою глаза и начну задремывать, как в сознании всплывает картина: Китти ласточкой летит вниз, синие глаза широко раскрыты, спина прогнулась, руки-крылья заведены назад.

В отличие от меня она всегда верила, что стог окажется на месте.