Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

• Название: Дом на берегу лагуны
• Автор: Росарио Ферре
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Автор этого романа – популярная пуэрто-риканская писательница Росарио Ферре. Ее героиня в течение долгих лет пишет книгу, которая называется «Дом на берегу лагуны». В ней она рассказывает полную тайн и трагедий историю своей семьи, пытаясь тем самым разобраться в собственной судьбе. Яркие, самобытные характеры по-разному проходят испытания любовью и ненавистью в этой захватывающей семейной саге, от страниц которой трудно оторваться.

---

В день вступления в общество в книге членов «Элкса» Павел написал в графе «специальность» – архитектор. Несколько членов клуба тут же поручили ему проекты своих домов, хотя это были скромные жилища, поскольку члены «Элкса» оставались пуританами и не любили ничего экстравагантного. Но через них Павел познакомился с людьми креольского происхождения – владельцами гасиенд, входившими в Ассоциацию производителей сахара. Это и были те самые люди, которых он видел спускающимися по трапу с пароходов на набережную Джексонвиля, дамы с чернобурками на плечах и мужчины в шляпах от Стэтсона: семейство Калимано, семейство Бен-Лючетти, семейство Хеоргетти, семейство Шукк. Вскоре и сахарные бароны стали заказывать Павлу проекты своих особняков. За ценой они не постоят, говорили они. Они могут потратить столько, сколько захотят. За два года Павел сделался самым процветающим архитектором в столице и основал свою архитектурно-строительную компанию.

Поначалу Милан намеревался бросить вызов привычным вкусам пуэрто-риканской буржуазии проектами в авангардном стиле. Популярность его на Острове была странным явлением, которое он и сам не мог объяснить. Здешние жители издавна привыкли к домам в испанском стиле, с их традиционными крышами, крытыми черепицей, арочными галереями и затемненными гостиными, с коврами, занавесками и разной другой драпировкой, как было принято. Все это, по мнению хозяев, должно было подчеркивать процветание владельцев.

Милан задыхался в этом помпезном великолепии. Он верил во власть разума и сам вел жизнь, где не было места бесполезным вещам, которые могли помешать полету духа. Поэтому его дома были совершенно просты. На окнах не было занавесей. Не надо загораживаться от природы: пусть небо, море и ветер свободно проникают в дом; спать надо на досках, покрытых соломенной циновкой; сидеть на стульях без ватных подушек, чтобы спина была прямой и можно было сосредоточиться, дабы «обнаружить в себе талант, дремавший дотоле в глубине нашего неразумия», как любил повторять Павел. Именно поэтому было так трудно понять восхищение его проектами почитателей-буржуа. Все дело было в моде, она решала все. А мода, как любой инстинкт племени, нелепа и необъяснима.

Буэнавентура много раз пытался наладить отношения с Павлом и наконец добился того, что однажды получил от него согласие прийти на обед в их с Ребекой бунгало на берегу лагуны. Пока накрывали на стол, Буэнавентура предложил Милану осмотреть его земли. Милан согласился и, вникая в суть, внимательно осмотрел владения. Место и в самом деле было райское. В те времена лагуна Аламарес была очищена от кустарника, только по самому берегу заросли стояли нетронутыми. Коровы и полудикие лошади, которые там бродили, были одомашнены и помещены в стойла, а по обеим сторонам авениды Понсе-де-Леон теперь поднялись красивые особняки, земли некоторых соседствовали с землями Буэнавентуры. Вода в лагуне была чистая и глубокая, и в вечерних сумерках ее отсветы казались драгоценными аквамаринами на изящном изгибе залива Пуэнте-дель-Агуа.

Буэнавентура показал Павлу косогор, поросший мягкой травой, где он собирался строить свой дом; источник с глазком зеленоватой воды, журчавшей среди зарослей; голубых крабов, сновавших в лабиринте корней кустарника.

– Дом, где мы живем сейчас, – временное жилье, – сказал он Павлу. – Я хочу, чтобы вы спроектировали нам особняк, более подходящий нашему общественному положению. Заплачу сколько скажете.

Но Милан отклонил предложение.

– Дело не в гонораре, – ответил он осторожно. – Я буквально завален работой и едва справляюсь с теми проектами, к которым уже приступил.

Он знал, что Буэнавентура заплатит сколько угодно, да и место было идеальным, чтобы построить красивый дом. Но Буэнавентура был ему неприятен. Павла раздражали его грубые руки испанского простолюдина, его огромные уши, заросшие волосами, которых ни разу не касалась рука цирюльника, хотя Ребека умоляла его к нему сходить. Кроме того, Павла убивало невежество Буэнавентуры, его провинциальное дурновкусие. Прогуливаясь с ним по имению, тот высокомерно поведал Милану, что его дом должен быть великолепным, но в то же время удобным.

– Мы хотим, чтобы у нас был домашний очаг, а не произведение искусства, о котором будут вестись дискуссии, – заявил он.

Павел пришел к выводу, что Буэнавентура хочет заказать ему проект, потому что ему нравится мозаика из золота, а не потому, что тот почитает его архитектурный стиль.

Ребека заставила его изменить свое решение. Когда Буэнавентура, извинившись, вернулся после обеда к себе в магазин, Павел остался наедине с Ребекой, и та предложила ему пройтись по берегу лагуны. Ребеке было двадцать четыре, и она была в расцвете своей красоты. Она унаследовала белую кожу и золотистые волосы своих предков из далекой Умбрии, родины Рафаэля и Перуджино, и одевалась в длинные туники из газа, придававшие ей сходство с нимфой.

– Я пишу стихи, – сказала она Павлу. – Хотите послушать какие-нибудь?

Милан согласился, и Ребека протянула ему бювар в перламутровом переплете, с инкрустированными на нем водяными лилиями и филигранными замочками сбоку. Ребека начала громко читать Павлу стихотворение о любви, и тут налетевший порыв ветра вырвал страницу у нее из рук. Вместо того чтобы броситься за ней, Ребека сделала несколько балетных па и поймала страницу на лету. Милан смотрел на нее с восхищением.

– Я всегда хотела стать балериной и поэтессой, – сказала ему Ребека. – Когда я была совсем девочкой, я ездила однажды с дедушкой и бабушкой в Европу. Мы ходили в лучшие театры и видели самых знаменитых балерин и танцовщиков: Анну Павлову в Лондоне, Вацлава Нижинского в Париже. Но больше всего я люблю Айседору Дункан. С тех пор как я увидела ее в Нью-Йорке, она стала моим идолом. В Пуэрто-Рико ее никто не знает, авангардные течения доходят до нас с опозданием. Поэтому мне так хочется, чтобы именно вы сделали проект нашего дома. Вы можете приобщить нас к тайнам современного искусства.

Павел слушал ее, не смея поднять усеянное оспинами лицо, чтобы не встретиться с ней взглядом. Он слышал, что Ребека – хозяйка литературного салона, который посещает «золотая молодежь» Сан-Хуана: молодые люди из буржуазных семей со склонностью к литературе и искусству. Те, кто много путешествовали по Европе, знали толк в винах и сырах, могли сымпровизировать на фортепиано что-то под Шуберта, без акцента говорили по-французски, и, самое главное, кому, чтобы жить, не надо было работать. Искусство нравилось им, потому что этим людям хотелось быть красивыми духовно и физически: носить красивую одежду, ходить туда, где красиво, а также красиво мыслить и отличаться пониманием прекрасного.

К несчастью, подобный образ жизни не способствовал развитию творческой деятельности: поверхностные легкомысленные пьески, будуарные стихи, простенькие фортепианные этюды, которые сочиняли друзья Ребеки, – все это стоило немногого. Понятно, что я узнала об этом не от Ребеки; однажды я сама это поняла, когда листала журналы начала века в читальном зале Университета Пуэрто-Рико. Многие друзья Ребеки публиковали свои стихи в журнале «Просвещенный Пуэрто-Рико и его латиноамериканская душа», который печатал отзывы на музыкальные концерты и театральные постановки. Они считали: чтобы написать стихи или музыкальное произведение, совсем необязательно трудиться в поте лица, изучая литературные течения или овладевая техникой игры на музыкальном инструменте, как позднее учили меня в Вассаре. Для них это был вопрос вдохновения.

В то время как в Аргентине и Перу писатели того времени были альтруистами, как Висенте Уидборо и Сесар Вальехо, возле ленивых вод лагуны Аламарес изнеженные поэты следовали модернистским традициям Рубена Дарио и Эрреры-и-Рейссига, этих создателей «нового искусства», и почитали лучшие его жемчужины. Как в Европе, так и в Латинской Америке поэзия боролась за право отражать конфликты современности: ужасающую отчужденность людей друг от друга, протест против эксплуатации человека человеком, утрату веры в Бога и отторжение религии. В результате Первой мировой войны мир разъехался по швам, но на нашем острове поэты продолжали воспевать лебедя, который бороздит сапфировые воды пруда, и кружева волны, набегающей на берег. Павел презирал этих молодых людей, не знавших голода и нужды, через которые он прошел в Чикаго, прежде чем выбиться в люди. Однако, глядя на Ребеку, он почувствовал, что его досада улетучилась.

– Вы можете помочь нам измениться, – продолжала Ребека. – В Чикаго вы жили яркой жизнью, принадлежали к интеллектуальной элите. Вы близки к последним течениям европейского искусства: экспрессионизму, конструктивизму, кубизму. Мои друзья и я будем вашими верными учениками.

Ребека рассказала Павлу свою историю. В Сан-Хуане не было балетной школы, и, вернувшись с дедушкой и бабушкой из Европы, она решила заниматься балетом сама.