Юлиан Семенов - Экспансия – III

• Название: Экспансия – III
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: Политический детектив

Роман «Экспансия-III» заслуженного деятеля искусств, лауреата Государственной премии РСФСР писателя Юлиана Семенова является продолжением романов «Экспансия-I» и «Экспансия-II». Романы объединены одним героем — советским разведчиком Максимом Максимовичем Исаевым (Штирлицем). В построенном на документальной основе произведении разоблачается реакционная деятельность ЦРУ в Латинской Америке в послевоенный период.

---

— Куда именно?

— Про это вам никто не скажет. Нарушение обета молчания карается смертью.

— О'Дуайер в курсе этого дела?

— Губернатор в курсе всех дел, — Джон усмехнулся. — Народный избранник должен знать все обо всех… Не вздумайте идти с вашим делом к нему, вас пришьют при выходе из здания…

— Почему? — Роумэн снова закурил. — Я ведь приду к нему с деловым предложением…

— Он губернатор, прет вверх, к таким людям нельзя обращаться с предложением человеку с улицы…

— Как же быть?

— Не знаю… Если уж рисковать — то через их адвокатов, люди с хорошей головой, от них многое зависит, сейчас на мафию работают лучшие адвокаты страны… Кстати, откуда вы знаете Синатру?

— Я ждал этого вопроса, — ответил Пол. — Я работаю… точнее — работал в Голливуде… Там довольно демократичная обстановка… Мы встречались на приемах…

— Вы знаете, что Синатра прилетел в Нью-Йорк?

— Нет.

— Он самый умный из них… Артист, человек с фантазией… Он знает все, они его обожают и прислушиваются к его словам…

— Думаете, есть смысл начать с него?

И Джон ответил:

— Я думаю, что вам лучше вообще бросить это дело…

— Спасибо за совет, — грустно сказал Роумэн, — но я им не воспользуюсь… Что должно заинтересовать Синатру? Что позволит мне рассчитывать на встречу?

— Деньги. Большие деньги. Миллионы… И обязательно интрига, они, как дети, обожают таинственность, ритуалы, загадки, романтику… Странно, но это так…

Штирлиц, де Лижжо, Росарио (Аргентина, сорок седьмой)

— Профессор, простите, что я к вам без звонка… Так разумнее… Во всяком случае, для вас…

Де Лижжо не сразу узнал Штирлица, тот был в своем черном свитере с высоким воротом, кожаной тужурке в джинсах и тяжелых ботинках; с утра зарядил промозглый дождь, облака висели низко над городом, рваные, серые, безысходные.

— А, это вы, — профессор не сразу пропустил его в квартиру; он снимал этаж в престижном доме, напротив парка Лесама, на улице Касерос. — Что-нибудь случилось?

— Да, — ответил Штирлиц. — Я займу у вас несколько минут, продолжение разговора о положении в Испании.

— Ну, хорошо, — несколько раздраженно ответил профессор, — войдите, я не узнал вас… Вы сейчас похожи на шкипера… Вообще-то я привык, что ко мне приходят после звонка, договорившись заранее о встрече.

— Поскольку вы лечите офицера разведки Франко, — ответил Штирлиц, — ваш телефон могут прослушивать.

— Кого я лечу?! — профессор изумился. — Какого еще офицера Франко?!

— Его зовут Хосе Росарио.

— Не говорите глупостей, сеньор… Росарио вполне интеллигентный человек.

— А Гитлер рисовал проекты будущих городов рейха. А Муссолини выпустил сто томов своих сочинений — довольно хлесткая публицистика. А… Продолжить? Могу. Мир знает множество вполне интеллигентных мерзавцев… Вы убеждены, что Росарио выбил себе глаз, наткнувшись при падении на перо?

— Он сам мне сказал, что это вздор, — профессор изучающе посмотрел на Штирлица. — На него было совершено нападение франкистами, они за ним охотятся… Поэтому он и стал лечиться у меня, открытого республиканца, поэтому мы и записали в его историю болезни сказку… Удел изгнанников — таиться, бежать скандала…

— У вас остались данные анализов, сделанных в кабинете неотложной помощи?

— Конечно.

— Мы сможем их посмотреть?

— Зачем? — профессор начал сердиться. — К чему это? Простите, но я вас не знаю! Один раз вы пришли ко мне на прием с совершенно здоровыми глазами, теперь этот странный визит… Вообще, что вам угодно?

— Я пришел к вам только потому, что сенатор Оссорио рассказал мне вашу историю, точнее — историю вашего брата. Вот его записка, прочитайте.

— С этого и надо было начинать, — удовлетворенно ответил де Лижжо. — Садитесь, пожалуйста. Я не приглашаю в холл, там собрались друзья жены, устроимся здесь.

Прочитав письмо сенатора, де Лижжо вернул его Штирлицу, закурил, хрустнул пальцами, потом резко поднялся:

— Хорошо, едем в клинику, там все сверим.

…Сверив результаты анализа чернил и следов металла, оставленных в глазных яблоках Клаудии, — это явствовало из данных судебно-медицинской экспертизы, проведенной в Барилоче, — и анализа, проведенного в столичной клинике «Ла Пас», куда доставили Росарио, которого сопровождал, как всегда, шофер такси, сеньор Пенеда, они убедились в их идентичности.

Профессор долго расхаживал по кабинету, курил одну сигарету за другой, потом достал из рефрижератора бутылку вина, разлил красную «мендосу» по стаканам, фужеров не держал: «Это только психиатры, наука для богатых неврастеников, которые не знают, сколько стоит фунт хлеба», — выпил, остановился над Штирлицем, который сидел молча, сложив на груди руки, — лицо казалось сонным; так с ним бывало всегда в моменты самых рискованных решений.

— Ну и что вы намерены предложить? — спросил де Лижжо.

— Поступок, профессор.

— А именно?

— Вы должны позволить мне позвонить от вас Росарио. Я назовусь рентгенологом. Скажу, что для правильного протезирования нужен повторный осмотр. И вызову его по тому адресу, который известен одному мне.

— Звоните, я-то здесь при чем?

— Притом, что он наверняка не поверит мне. И скажет, что должен перезвонить вам, надо посоветоваться с профессором. А я отвечу ему, что звонить не надо, профессор рядом, передаю трубку… И вы возьмете трубку… И подтвердите, что приезд желателен… Сейчас же… Это все, о чем я вас прошу.

— Зачем вам все это?

— Затем, что я должен поговорить с Росарио лицом к лицу. Он убил женщину, которую я любил. Она ни в чем не виновата… Разве что в том, что любила меня… А потом Росарио должен назвать мне те его центры, которые здесь организовывают транспортировку нацистов из Европы в глубь континента.

— А потом?

— А потом я его убью.

— В таком случае, я не имею права лгать ему. Я врач, сеньор… Я не знаю вашего имени…

— «Во многие знания многие печали»… У меня много имен… «Сеньор» — вполне достаточно… Больше я никогда не появлюсь у вас, профессор… Или вы хотите, чтобы я пообещал вам: Росарио останется жить?

Профессор снова заходил по своему кабинету, выпил еще один стакан «мендосы», сел рядом со Штирлицем:

— Кто вы?

— Что вас интересует? Национальность? Имя? Партийная принадлежность? Семейное положение?

— Все.

— Вы убеждены, что я должен отвечать? — Штирлиц поправился: — Я сказал неточно: «полагаете, что мой ответ нужен вам?» Зачем? Я могу сказать только, что во время войны в Испании нелегально работал в тылу франкистов… Та женщина, которую… зверски, нечеловечески, по-животному убил Росарио… была моим другом… Мы жили… Я жил у нее в Бургосе… Я делал все, что мог, в трагичном тридцать седьмом, чтобы помочь… республиканцам… Не моя вина, что победил Франко… Я честен перед своей совестью… Хотя нет, не так… Если бы мы смогли помочь процессу… Если бы за один дружеский стол собрались все республиканцы — коммунисты, анархисты, поумовцы, если бы не было драки между своими, — Франко бы не прошел… Так что я не снимаю с себя вины за случившееся… Каждый может больше того, что делает…

— Вы говорите, как чистый идеалист… И — в то же время — хотите убить больного человека.

— Убеждены, что он человек?

— Так же, как и вы, — во плоти… Обычный человек… Как вы докажете мне, что он франкист?

— О, это не трудно… Он заговорит сразу же, как только мы останемся с ним один на один и он поймет, что его никто не услышит… Он начнет торг… Когда пистолет упирается им в лоб, они все разваливаются. Они, видите ли, очень любят жизнь… Потому что слишком часто видели, как ужасно умирают их жертвы…

— Вы предлагаете мне присутствовать при вашем собеседовании?

— Я готов пригласить вас, когда оно закончится…

— Обещаете оставить его в живых? — настойчиво повторил де Лижжо.

— А вы бы оставили в живых человека, который убил вашего брата?

Де Лижжо снова хрустнул пальцами; какие-то они у него квадратные и маленькие, подумал Штирлиц, у всех врачей особые руки, в них угадывается прозрачность, а этому бы поваром работать, разделывать мясо; не цепляйся к мелочи, сказал он себе, нельзя выводить человека по тому, какие у него пальцы; глаза — да, манера говорить и — особенно — есть — да, человек открывает себя, когда ест; впрочем, злодейство или подлость не выявляются в том, как он грызет кость, скорее — жадность, леность, застенчивость, но не подлость; пожалуй, слово, манера произносить его выявляют подлеца; а еще явственнее понимаешь это, когда наблюдаешь спор мерзавца с другими людьми, характер нигде так не выявляется, как в споре; жестокий и подлый человек страшен, особенно если растет; взобравшись на вершину пирамиды, он может взорвать ее, не думая, что и сам погибнет под ее обломками.

— Чем вы докажете мне, что Росарио — франкист? — наконец спросил де Лижжо.