Юлиан Семенов - Бомба для председателя

• Название: Бомба для председателя
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: Политический детектив

В пpоизведении заслуженного деятеля искусств, лауреата Государственной премии РСФСР Юлиана Семенова «Бомба для пpедседателя», разоблачается опасная для дела миpа деятельность монополистических концеpнов. Главный герой романа — дзержинец-интернационалист М. М. Исаев (Штирлиц).

---

— Я ни о чем вас не спрошу.

— Все надоело?

— Просто мне надо кончить работу, которой я отдал последние десять лет, а если я обращусь к властям, меня начнут таскать по комиссиям, комитетам и подкомиссиям… Я прошел через все это. Допросы, очные ставки, свидетельские показания в суде, оправдание обвиняемых…

— Все-таки Кальтенбруннера повесили…

— А остальные? Где Бернцман? Зерлих? Айсман? Где они? Бернцман в земельном суде. Айсман у Дорнброка. Зерлих в МИДе…

— Вы пропустили Штирлица, господин Рунге.

— Штирлиц спас мне жизнь.

— Если бы война продлилась еще месяц и русские танки не вошли в Берлин, Холтофф бы вас прикончил, несмотря на все старания Штирлица.

— Вы хотите, чтобы я предпринял какие-то шаги?

— Да.

— Зачем это нужно вам, если я не хочу этого? Я, которого Холтофф мучил, кому он прижигал сигаретой кожу, кого он поил соленой водой? Зачем это нужно вам, если я этого не хочу?

— Зло не имеет права быть безнаказанным, господин Рунге.

— Он одинок?

— Пять лет назад у него родился внук.

— Наши внуки не виноваты в том, что было.

— Верно. В этом виноваты деды.

— Объявив войну, я принесу зло его жене, детям, внуку. Вы призываете меня к мести, а я против мести. Чем скорее мир забудет ужасы нацизма, тем лучше для мира. Надо забыть прошлое, ибо, если мы будем в нем, мы не сможем дать будущее детям.

— Забыть прошлое? Очень удобная позиция для негодяев.

— Вы у меня в доме… Я не имею чести знать вас, но просил бы выбирать точные формулировки.

— Я точен в выборе формулировок. Нас здесь никто не слышит, надеюсь?

Рунге ответил:

— Нас здесь никто не слышит, но мое время кончилось. Так что, — он поднялся, — всего вам хорошего. Ищите мстителей в других местах.

— Сядьте, господин Рунге. Я не собираюсь забывать прошлое. Я не забыл, какие вы писали показания в первые дни после ареста. Я не забыл, скольких людей вы ставили под удар своими показаниями. Я не забыл, как на допросах вы клялись в любви и верности фюреру.

— Штирлиц…

— И благодарите бога, что я не приобщал ваши доносы к делу, иначе вам было бы стыдно смотреть в глаза Нюрнбергскому трибуналу, где вы вели себя как мученик-антифашист. Я имею слабость к талантам, поэтому я изъял из дела все ваши гадости и оставил лишь необходимые клятвы в лояльности. Благодарите бога и меня, Рунге, что по вашим доносам не посадили никого из ваших коллег. И прозрели вы не в тюремной камере. Вы прозрели, когда я отправил вас в спецотдел лагеря, в удобный коттедж. Вас поили кофе и кормили гуляшом, но на ваших глазах вешали людей, а там были талантливые люди, Рунге, очень талантливые люди. И не моя вина, что вас там начал пытать Холтофф, — тогда я уже не мог помешать ему…

— Штирлиц?!

— Штирлиц… Вы правы, я — Штирлиц.

Рунге отошел к окну. Он долго молчал, а потом повторил:

— Штирлиц…

Исаев усмехнулся:

— Штирлиц…

Рунге долго стоял возле окна и курил. Не оборачиваясь, он тихо сказал:

— Я напишу все, Штирлиц. Вам я готов написать все. Диктуйте.

— Нет… Господь с вами… Я пришел не для того, чтобы диктовать… Я пришел для того, чтобы вы не забывали… Я не хочу, чтобы Холтофф повторял с вашими внуками то, что он делал с вами…

3

— Доброе утро, могу я поговорить с майором Гельтоффом?

— Майор Гельтофф сейчас дома и просил не беспокоить его до одиннадцати.

— Пи-пи-пи…

«Стерва! — ругнулся Исаев. — То, что она не говорит обязательного „ауфвидерзеен“, сбивает меня с толку. Это от старых немцев. Все-таки тринадцать лет в Германии что-нибудь значат».

Исаев остановил такси:

— Вельмерсдорф, Руештрассе, семь.

Гельтофф жил на Гендельштрассе, но Исаев по привычке не назвал точного адреса. Первое время он и в Москве, когда ехал на такси, ловил себя на мысли, что называет Скатертный переулок вместо того, чтобы просить шофера отвезти его прямо на улицу Воровского.

От Руештрассе до Гендельштрассе было совсем недалеко — полкилометра, не больше. Исаев огляделся: улочка была пустынная и тихая; коттеджи за высокими металлическими заборами, много плюща, плакучие ивы вокруг маленьких озер, воркование голубей и звонкие голоса детишек.

«Улица хорошая, — отметил Исаев, — а вон та ограда с бетонным выступом как раз для меня. Я смогу посидеть, и он меня не увидит из своего дома. Когда он будет выезжать и остановится на улице, чтобы закрыть ворота гаража, я успею сесть к нему в машину».

Когда из ворот выехал БМВ-1700 и Холтофф пошел закрывать за собой ворота гаража, Исаев быстро поднялся и тут же снова сел — свело ногу. Он понял, что не успеет сесть в машину до того, как Холтофф вернется. Он успел открыть дверь БМВ одновременно с Холтоффом. Тот посмотрел на Исаева: сначала недоумевающе холодно, потом отвалился на спинку сиденья и, побледнев, тихо спросил:

— Ты же мертв, Штирлиц… Зачем ты появился? Что тебе нужно от меня?

— Я рад, что ты сразу поставил точку над «i». Мне действительно кое-что от тебя нужно.

— Что?

— Хорошее начало… Молодец, Холтофф. Вон автомат. Позвони в газету к редактору Ленцу и пригласи его на дружескую беседу куда-нибудь в бар… Я после объясню, что меня будет интересовать.

4

— Добрый день, редактор Ленц.

— Здравствуйте, инспектор.

— Мое звание — майор.

— Да? Хорошо. Я это запомню.

После паузы Холтофф сказал:

— Мне пришлось пригласить вас в этот бар, потому что так будет лучше. Я не хочу лишнего шума… Вызов в полицию, официальные показания. Это всегда вызывает шум.

— Я не боюсь шума. Наоборот, я люблю шум. Он мне выгоден. Ведь я газетчик, майор Гельтофф.

— Значит, вы не хотите говорить со мной здесь?

Подумав, Ленц ответил:

— Я слушаю вас.

— Ваша газета — единственная, получившая интервью Павла Кочева. Меня интересует, кто из ваших сотрудников беседовал с ним? Когда это было? И где? Я обещаю вам, что это будет нашей общей тайной.

В бар зашли трое молодых ребят и девушка. Они заказали бутылку оранжада и сели к столику возле окна, разложив на нем учебники. Один из парней подошел к музыкальному автомату и бросил двадцатипфенниговую монету. Яростно загремели ливерпульские битлзы.

«Вот сволочи», — ругнулся Исаев, выключая диктофон, лежавший в левом кармане пиджака.

Откинувшись на спинку кресла, он напряженно прислушивался к разговору Холтоффа и Ленца.

— Итак, где, когда и кто из ваших сотрудников в последний раз видел болгарского ученого Кочева?

— Вы убеждены, что я обязан отвечать на этот вопрос?

— Хорошо. Давайте иначе. Пришлите ко мне того газетчика, который интервьюировал Кочева. Я обязуюсь не требовать у него данных о теперешнем местонахождении Кочева. Мне нужно показание — всего лишь. Показание под присягой. С такой моей просьбой вы не можете не согласиться.

— Мне не совсем понятен ваш интерес к этому Кочеву. В чем дело? Он преступил закон?

— Нет. Отнюдь. Просто я должен быть во всеоружии, когда им начнут интересоваться официальные инстанции… Наш сенат, боннская администрация…

— Давайте созвонимся сегодня вечером, а?

— В пять?

— В семь. В пять у меня самое горячее время с выпуском номера.

— Вы не ответили — пришлете вашего парня?

— У меня есть и женщины, занимающиеся журналистикой, — улыбнулся Ленц. — Я дал вам ответ, майор. Я буду звонить в семь часов. Всего хорошего.

В машине Исаев сказал:

— Поезжай к себе, Холтофф, и сразу же пусти за Ленцем хвост. И пусть сядут на его телефоны. Он приведет тебя к тому ответу, который я ищу. Хочу предупредить, что, если у тебя возникнет надобность в контакте с Айсманом и его людьми, ты поставишь себя в неудобное положение. Понимаешь? Я перестану тебе верить.

— Откуда ты знаешь про мои контакты с Айсманом? Ему нечего бояться — он прошел денацификацию.

— Я знаю, что он прошел денацификацию. Но ему есть чего бояться. Дорнброк, конечно, могучий человек, но не всемогущий — времена изменились, Холтофф…

5

В четверть восьмого Ленц передал майору Гельтоффу кинопленку об эмигрировавшем красном, которую он просил приобщить к делу как вещественное доказательство, снимающее «все и всяческие вопросы по поводу решения господина Кочева».

Холтофф привез эту пленку к себе домой и в гараже, дождавшись, пока стемнело, прокрутил ее Штирлицу через проектор, приспособив беленую стенку под экран.

…Вот веселый Паша Кочев выходит с красивой высокой девицей из кафе, вот он садится вместе с ней и еще двумя парнями в открытый автомобиль, вот они едут по городу; Паша выставил руку навстречу ветру, ловит его пальцами, это очень приятно — ловить ветер сжатыми пальцами; вот он подъезжает к пляжу, переодевается в кабине, купается с молодыми ребятами и девушкой, пьет виски из горлышка — бутылка идет по кругу, ай да веселая компания, ай да идиот Исаев, старый, доверчивый, отживший свое идиот, ай да Паша Кочев, аспирант профессора Исаева, ай да времечко пришло, когда Исаева обвел вокруг пальца мальчишка! При чем здесь мальчишка? Просто сам Исаев годен на свалку, как старая, отжившая рухлядь, как матрац с металлическими проржавелыми пружинами, ай да…