Лебеденко Гервасьевич - Восстание на «Св. Анне»

• Название: Восстание на «Св. Анне»
• Автор: Лебеденко Гервасьевич
• Жанр: Морские приключения

Из предисловия: В его очерках и рассказах, появившихся во второй половине двадцатых годов, он писал не о войне и революционных событиях, а о своих путешествиях: в 1924 году Лебеденко объехал вокруг Европы на пароходе «Франц Меринг», в 1925 году участвовал в знаменитом перелете Москва — Пекин, в 1926 году летал на дирижабле «Норвегия» из Ленинграда на Шпицберген. Что говорить! Читать описания этих путешествий было очень интересно; чувствовалось, что автор очерков — большевик, талантливый человек, но все же главное — то, что составляло суть жизненного опыта Лебеденко, — оставалось еще не рассказанным. В 1930 году в красочной историко-революционной повести «Восстание на «Св. Анне» писатель вплотную подошел к своей главной теме. А в 1932 году вышел в двух томах его роман «Тяжелый дивизион», в котором получило, наконец, свое художественное воплощение многое из того, что испытал и видел Лебеденко. Центральная тема романа — война и революция: фронт, рост революционных настроений, вступление на революционный путь.

---

К вечеру переборка, отделявшая кубрик от трюма, исчезла. В широкий выпиленный четырехугольник глядела тьма корабельного брюха. Слабый свет лампы лег на бока ящиков, выложенных штабелями, осветил круглые, подпиравшие палубу столбы, блеснул на цинковой укупорке и потонул в узких проходах между рядами длинных, похожих на гробы ящиков.

Ребята вытащили один из ящиков и поставили его на стол посредине кубрика. Загурняк, засучив по локоть рукава летней рубахи, стал отдирать небольшим топориком жестяные полосы, прибитые гвоздями к шершавым доскам. Сухие тонкие доски с треском ломались, кололись и отходили кверху, щерясь гвоздями, вырванными из бортов, и из-под серой плотной бумаги тускло блеснули вороненые стволы английских магазинок со штыками, привинченными вниз остриями. Винтовки немедлено разошлись по рукам. Весело клацали жирно смазанные замки. Узловатые руки поднимали кверху, к единственной лампе, прямые стволы. Матросы забыли голод и жажду — залюбовались оружием. В верхнюю часть открытой двери глядело вечернее, еще беззвездное небо.

— Ну, ребята, полдела сделано, — сказал Яковчук. — Айдате за патронами!

— Патронов близко что-то не видно, — отозвался из тьмы Загурняк, не перестававший передвигать мелкие, и крупные ящики в цинковой укупорке. — Тут всё орудийные патроны, пламегасители да артиллерийский порох. Придется пошарить глубже. Санька, бери фонарик, пошли в трюм.

Сверкнув коротким лучом карманного фонарика, Санька стал боком продираться сквозь узкий проход, ведший в глубь трюма. Другие матросы продолжали переставлять ящики с винтовками, стараясь проделать проход в сторону к правому борту.

— Николай Львович, а вы сами не помните, где здесь патроны? — спросил Андрей.

— Винтовки я хорошо помнил, Андрей, и сказал верно. Сразу у стены. А вот где патроны, не помню. Давно дело было, забыл. Пулеметы — наверху, динамит — тоже, а патроны, кажется, внизу были.

— Вниз не так-то просто добраться, — сказал Вороненко.

— Хоть к черту в зубы, а патроны найти надо! — оборвал его Андрей.

— Далеко больно!

— Слушай, ребята, — подхватил один из кочегаров. — Вот пулеметные ленты тут близко. Что, если в дверях пулемет поставить да и запузыривать? А? Вот здорово-то!

— Что ж, не найдем винтовочных патронов — поставим пулемет. Не с голоду ж подыхать.

Поиски патронов продолжались больше часу. Медленно, с трудом продвигались матросы в глубь корабельного трюма. Гремели железом, тяжелыми ящиками, передвигали и разрывали целые штабеля ящиков с винтовками, снарядами и пулеметными частями. Каждый шаг в глубину требовал напряженной работы, нужно было передвинуть в тесноте бесчисленные многопудовые тяжести.

Наконец Загурняк и Санька Костркжовский появились в кубрике, неся перед собой пару плоских ящиков.

Загурняк поставил один из них на стол и стал ножом разрезать обшивку. Через минуту из ящика гремящим потоком посыпались длинные медные гильзы в обоймах. Загурняк вскинул винтовку, открыл замок и стал запихивать туда обойму. Патроны не шли.

— Вот холера, не лезет! Должно быть, не те.

Кованько подошел и взглянул на патроны.

— Разумеется, это не те. Это от французских винтовок. Они сюда не пойдут. А может быть, здесь есть яшик с французскими магазинками? Наверное, где-нибудь есть.

— То патроны к винтовкам искали, теперь винтовки к патронам, — сказал с досадой Яковчук.

— Ну что ж, поищем, — сказал Загурняк. — Айда, Санька, снова! Только фонарик-то твой в архив надо сдать. У кого, ребята, батарейка есть?

Батарейку нашли, фонарь зарядили, и оба матроса вновь исчезли в глубине трюма. Прошли долгие часы, но поиски оставались безуспешными. В кубрике кто спал тревожным сном голодных, измученных людей, кто сидел на койке, полушепотом разговаривая с соседями. На верхних ступеньках трапа дежурил Яковчук. Я прилег на койку и, не поднимая ног с полу, прислонился к подушке и задремал. Разбудил меня звук выстрела.

Я поднял голову от подушки, и в это время грянул второй выстрел, а на палубе раздался резкий крик человека, которому причинили острую боль. Затем послышались возбужденные голоса других людей. Вскочив на ноги, я увидел, как Яковчук поднял голову над порогом и выстрелил куда-то из маленького браунинга — нашего единственного оружия защиты. В это время уже весь кубрик был на ногах. Матросы толпились вокруг стола. Андрей с Яковчуком залегли на верхних ступеньках лестницы. Из глубины трюма, между ящиками, пробирался Загурняк. Я подскочил к выходу и увидел, как чья-то большая тень закрыла разрез двери, и вслед за тем слабеющее тело человека рухнуло на руки Андрея и Яковчука. Белый поварской колпак слетел с головы падавшего. Его запрокинутое лицо подбородком кверху казалось страшной, искаженной страданиями маской.

— Подстрелили прохвосты, — злобно бросил Яковчук.

— Жратву я, ребята... вам нес. Корзинку... Там на палубе... не удержал, — прохрипел кок. — А они подстрелили.

Матросы молча положили раненого на нижнюю Койку и стали раздевать его, вспарывая ножницами серые матросские брюки. На минуту все внимание было обращено на кока, и только один Андрей остался лежать на лестнице.

— Стой, сволочь! — вдруг закричал он, и, обернувшись к двери, я увидел, как он выкинул руку над порогом и выстрелил в кого-то на палубе из браунинга, переданого ему Яковчуком.

— Ребята, корзинку захватите... Жратва... консервы там... — прохрипел, подняв голову, кок.

Я внезапно почувствовал, что уже два дня ничего не ел, и корзинка, брошенная нашим другом на палубу, показалась мне чем-то драгоценным, что необходимо добыть ценою любых усилий. По-видимому, и другие думали о том же, — несколько человек бросились по ступенькам трапа наверх.

— Стой! — закричал опять Андрей. — Застрелю, как собаку! — и тотчас же, обернувшись назад, с еще большей злобой выкрикнул, теперь уже обращаясь к матросам:

— Куда прете? Убери головы!

Предостережение было своевременным. На палубе вновь раздался выстрел, и пуля, звеня, впилась в подволок кубрика.

— Пристрелялись, черти, — уже спокойнее заметил Андрей. — Теперь надо осторожнее. Пойдет перестрелка. А корзину все-таки достать надо. Глядите-ка, Николай Львович, как бы это ее стащить. Только осторожно.

Я поднял голову над высоким порогом. В сереющем утре уже была видна пустая неубранная палуба, чьи-то настороженные фигуры поднимались над деревянной обшивкой командного мостика, и в каких-нибудь двух-трех метрах от входа в наш кубрик на досках палубы валялась вместительная корзина, набитая банками, свертками и кульками. Прямо на нее был направлен луч прожекторного фонаря. Было ясно, что захватить корзину — дело нелегкое. С мостика застрелят всякого, кто отважится пойти за нею. Запасы пищи, которые нес нам кок, стали теперь опасной приманкой для голодных людей, запертых в кубрике. В этот момент фонарь повернули, луч его упал на дверь кубрика, и я уже хотел было спрятать голову за порог, как вдруг на палубе послышался новый шум. И я и Андрей не могли преодолеть любопытства и вновь заглянули через порог. Шум исходил из правого прохода под спардеком, и через несколько секунд мы увидели, как оттуда на палубу вышли два человека. В широкоплечем матросе я узнал Сычева. Рядом с ним шел вооруженный винтовкой Кашин. Капитан наклонился над бортом командного мостика и закричал Кашину:

— Немедленно взять корзину. Сычев, Кашин, вперед!

— Спрячьте голову, — шепнул мне Андрей, и мы оба пригнулись под защиту окованного порога.

— Ребята, ложись! — скомандовал Андрей, и все кочегары и матросы по команде сначала втянули головы в плечи и насторожились, как настораживается разведка в дремучем лесу, почуяв невидимого противника, а затем большинство легло на койки.

Прошла минута напряженного молчания, но выстрелов не последовало.

Выждав несколько секунд, я поднял голову над порогом и посмотрел на палубу. Сычев и Кашин уже поднимались на бак, приближаясь к корзине. Еще несколько мгновений — и корзину унесут. Подвиг кока останется бесплодным. Все мы, весь кубрик, будем голодать.

«Нужно во что бы то ни стало достать корзину! — подумал я. — Сейчас! Именно сейчас, пока Сычев и Кашин между корзиной и мостиком. Ведь капитан сейчас не станет стрелять, он рискует попасть в Сычева или Кашина, в своих!.. Попытаться!? Но тогда быстро, не раздумывая!»

Я вскочил на ноги и шагнул на палубу, прямо к корзине. Сычев и Кашин остолбенели. Я быстро схватил за обе ручки тяжелую корзину и с силой швырнул ее в отверстие кубрика.

Раздался чей-то крик и дробный стук рассыпающихся во все стороны консервных банок... Позади меня, на командном мостике, загремел рыкающий голос взбешенного капитана. Я увидел перекошенное лицо Кашина с оскаленными крупными зубами. Он высоко занес надо мною приклад винтовки. Тупой удар в плечо, и я свалился на палубу. Падая, я заметил лицо Сычева. Мне показалось, что губы его что-то шептали, а лицо выражало досаду.