Лебеденко Гервасьевич - Восстание на «Св. Анне»

• Название: Восстание на «Св. Анне»
• Автор: Лебеденко Гервасьевич
• Жанр: Морские приключения

Из предисловия: В его очерках и рассказах, появившихся во второй половине двадцатых годов, он писал не о войне и революционных событиях, а о своих путешествиях: в 1924 году Лебеденко объехал вокруг Европы на пароходе «Франц Меринг», в 1925 году участвовал в знаменитом перелете Москва — Пекин, в 1926 году летал на дирижабле «Норвегия» из Ленинграда на Шпицберген. Что говорить! Читать описания этих путешествий было очень интересно; чувствовалось, что автор очерков — большевик, талантливый человек, но все же главное — то, что составляло суть жизненного опыта Лебеденко, — оставалось еще не рассказанным. В 1930 году в красочной историко-революционной повести «Восстание на «Св. Анне» писатель вплотную подошел к своей главной теме. А в 1932 году вышел в двух томах его роман «Тяжелый дивизион», в котором получило, наконец, свое художественное воплощение многое из того, что испытал и видел Лебеденко. Центральная тема романа — война и революция: фронт, рост революционных настроений, вступление на революционный путь.

---

Я развел руками.

— Заявили ли вы об этом в Гибралтаре?

— Так точно. Мы заявили об этом английским властям.

— Была ли послана телеграмма марсельской конторе?

У меня потемнело в глазах, но я не колеблясь ответил:

— Да, была послана.

— Значит, вы получили утверждение в должности капитана?

Тут уж я не мог врать. Кованько отвернулся в сторону.

— Никак нет.

— Странно, странно, но ведь вы сносились в Гибралтаре с марсельской конторой?

— Да, разумеется.

— И вопрос о вашем назначении остался неурегулированным? Странно.

Консул нервно приподнялся и придвинул стул, на котором сидел, к столу, словно собираясь что-то писать. Мысли закружились у меня в голове. Кованько смотрел на меня с укоризной. Каюсь, я и сам подумал, — зачем не соврал? Авось бы консул поверил на слово. Консул открыл чернильницу и взялся за перо.

— Куда вы направляетесь теперь? Зачем пришли в Константинополь? — спросил он сухо.

— Я получил предписание идти непосредственно в Крым.

— В Крым? Зачем?

— Я уже докладывал вам, что на «Святую Анну» была погружена в Плимуте значительная партия оружия и, после ликвидации Северной области, это оружие было направлено генералу Врангелю. У меня есть целый ряд повторных распоряжений об этом.

Я полез в карман за телеграммами, они казались мне единственным спасением.

— Оружие Врангелю? — вдруг встрепенулся генеральный консул. — И много оружия?

Я понял, что он прослушал все мои объяснения о мытарствах «Св. Анны».

— Да, довольно много. Пулеметы, винтовки, патроны, снаряды. Вот опись. — Я опять отправился в карман за документами.

— Послушайте, но ведь это же замечательно! Вы немедленно должны отправиться в Крым! Немедленно! Идут бои за Перекоп. Оружие нужно, как воздух. Подлецы англичане отказывают нам в новых транспортах. Послушайте, ведь это замечательно! Кстати, вы завтракали?

Он позвонил. Немедленно появились сигары, и генеральный консул, усадив нас в кресла, стал рассказывать, как он устроит все формальности, после чего «Св. Анна» сможет немедленно выйти в Черное море.

— Кстати, капитан, у вас есть свободные каюты?

Я было начал уже успокаиваться. Но этот вопрос опять заставил меня разволноваться.

— Т-так точно. Есть.

— Да, но они в ужасном состоянии, — подхватил Кованько. — Во время бури они сильно пострадали, и мы не чинили их за ненадобностью и отсутствием времени.

— Это ничего! — спешно возразил консул. — Напишите сейчас записку, я перешлю ее на «Святую Анну» — так, кажется, называется ваше судно, — со своим человеком. Отдайте приказ привести все имеющиеся каюты в порядок. Ну, разумеется, по возможности. С вами в Крым отправятся десять офицеров с вестовыми, направляющиеся в распоряжение генерала Врангеля.

Мы с Кованько переглянулись. Это сильно усложняло наше положение. Но делать было нечего. Я написал записку на имя Загурняка, как боцмана. Я писал, что нужно приготовить каюты «для десяти господ офицеров и десяти вестовых». Я боялся сделать какую-нибудь приписку, которая облегчила бы Андрею и Гринблату понимание всего происходящего. Легко могло случиться, что консул пожелал бы прочесть мою записку, и мы попали бы в неловкое и даже тяжелое положение. Нам пришлось понадеяться на то, что у наших ребят хватит ума и осторожности не высказывать вслух при посланном свои мнения по поводу моего письма.

— Собственно, следовало бы оформить ваше назначение капитаном или же назначить вам кого-нибудь другого, — сказал консул. — Но знаете, оружие нужно так срочно и так это удачно вышло с вашим походом, что я думаю оставить в стороне формальности. Я дам вам письмо в штаб генерала Врангеля, в котором объясню положение вещей, и все формальности с вашим назначением будут совершены в Севастополе. Не так ли?

Я поклонился в знак согласия и подумал: «Неужели все рифы и мели позади? Неужели сошло все гладко?» Пассажиры-офицеры теперь не казались мне непреодолимым препятствием. Будет время, на корабле что-либо придумаем. Там Андрей, Гринблат... Что-нибудь сообразим... Консул поднялся. Встали и мы с Кованько.

— Да, вот еще что. Думаю я, вы не обидетесь на меня, если я назначу к вам на судно эмиссара. Все-таки, знаете, оружие, офицеры поедут, время такое. Вы издалека, из-за Полярного круга, — попробовал он пошутить. — Да, это необходимо сделать, — убеждал он сам себя.

«Опять становится тесно», — подумал я, боясь смоттреть на Кованько.

— Значит, вы не возражаете? — закончил консул. Мне оставалось молча поклониться.

Консул поднял трубку телефона и сказал что-то по-турецки, должно быть, номер абонента.

«Вот не было печали», — думал я в это время.

— Как? Его нет? — разочарованно протянул консул. — Гм! Досадно!

— Ну, что делать. Об эмиссаре я подумаю, — сказал он мне. — А пока за работу.

Через несколько часов «Св. Анна», имея все установленные разрешения, снялась с якоря и двинулась вверх по Босфору. Об эмиссаре ничего не было слышно.

Но на этот раз я уже не мог любоваться ни беломраморными стенами Долма-Бахче-Сераля, ни прекрасным загородным дворцом Буюк-Дере, ни рядами домов константинопольских предместий, живописно уходивших своими фундаментами в воды пролива. В кают-компании шумела, пела, кричала офицерская компания, доставившая на борт несколько ящиков вина и пива.

На судне был образцовый порядок. Ни одного лишнего человека не было видно на палубе. Я мысленно поздравил Андрея с догадливостью и с организационным талантом.

Только когда живописные анатолийские берега скрылись за горизонтом и кругом раскинулось спокойное голубое море, я вызвал к себе в каюту Андрея, Яковчука и Кованько и мы, наконец, смогли обсудить положение. Гринблат скрывался в матросском кубрике, и мы не рискнули вызывать его на палубу. Его сугубо штатский вид — он никак не походил на матроса — мог внушить подозрения подвыпившим офицерам.

Андрей предложил дождаться поздней ночи и, когда все разбредутся по каютам и лягут спать, арестовать всех вместе или по очереди. Мы согласились с планом Андрея, но пьяная компания разбила наши надежды. Уже занималась заря нового дня, а компания еще и не думала расходиться. Только два молоденьких прапорщика, упившись до положения риз, едва добрались до своих кают с помощью вестовых.

«Св. Анна» была уже на середине Черного моря. Ночью или на рассвете следующего дня, по нашим расчетам, мы должны были подойти к Одессе. Медлить было нельзя. Каждый момент какая-нибудь мелочь могла возбудить подозрение у офицеров, и тогда нам пришлось бы выдержать новый бой на судне с хорошо вооруженными, отчаянными людьми. На новом совещании было решено действовать немедленно.

В полутьме еще только начинавшегося утра команда в 20 человек, вооруженных винтовками, окружила кают-компанию. Вооруженные матросы стали по двое у каждого из шести окон, выходивших в коридоры под спардеком и на бак, а Андрей и Яковчук, с револьверами в обеих руках, вошли в кают-компанию. Подвернувшегося вестового, который спешил с папиросами к своему офицеру, сгребли за ворог и бросили в одну из кают.

Я не счел возможным уклоняться от участия в этой решительной схватке и пошел, хорошо вооружившись, вместе с Яковчуком и Андреем. Через их плечи я увидел нашу кают-компанию, утонувшую в клубах табачного дыма. На столе стояли и лежали бутылки. Целая батарея пустых пивных бутылок валялась под столом. Один из офицеров барабанил на разбитом пианино, издававшем резкие звуки. Двое лежали на диванах, остальные сидели, положив руки и головы на стол.

Когда Андрей и Яковчук переступили высокий порог, сначала никто на них не обратил внимания; но потом один из офицеров с погонами артиллериста, с орлиным профилем, с густыми косматыми бровями и черными волосами, в которых пробивалась преждевременная седина, поднял голову от рук и спросил:

— Тебе чего?

— Слушай! — выкрикнул Андрей.

На его резкий неестественный крик подняли головы почти все офицеры.

— Слушай. Вы все арестованы! Кто двинется — тому пулю!

С дальнего дивана сорвался высокий плечистый офицер, и пивная бутылка, со свистом перелетев из угла в угол большую комнату, ударилась в стену около Андрея.

Андрей поднял руку, прогремел выстрел, и в тот же момент острым режущим звуком звякнули, запели шесть оконных стекол, и двенадцать ружейных стволов вошли в каюту.

Я больше не видел ничего из происходившего в кают-компании. Кто-то, не то Яковчук, не то Андрей, оттолкнул меня в сторону, в коридор. Дверь немедленно захлопнулась.

Прогремели еще какие-то выстрелы, потом наступила тишина. Пьяные офицеры поняли, что им не выбраться из расставленной ловушки. Два-три выстрела по наиболее неспокойным убедили их в бессмысленности сопротивления. По команде Андрея они выходили один за другим на бак, где им вязали руки и отправляли в специально для этого открытый трюм. Один убитый и двое раненых остались в кают-компании. Я видел по вытаращенным глазам офицеров и их вестовых (последних мы арестовали в каютах и кубриках), что они были ошеломлены и недоумевали, как могло случиться, чтобы они, врангелевские офицеры, были арестованы с боем на судне, идущем под русским флагом из Константинополя в Крым.