Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

• Название: Дневники 1941-1946 годов
• Автор: Владимир Гельфанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

5.I.46 г.

РАПОРТ

Прошу Вашего распоряжения о выдаче мне личного оружия, так как по условиям моей работы мне часто приходится быть одному в ночное время вне пределов Базы.

Пистолет у меня отобран в в/ч 1052 с.п., 301 с.д., 9 корпуса, 5 ударной армии, I Белорусского фронта, в день моего отбытия в 27 опрос, о чем имеется пометка в удостоверении личности с печатью, за подписью начальника арт. снабжения.

Лейтенант Гельфанд.

06.01.1946

Креммен.

Эта девушка поистине достойна любви и уважения. Она старше меня на год и уже имела мужа, с которым прожила не более 13 дней, но сохранила при этом свою девственность и красоту. Она человек в полном смысле этого значения, хотя и женщина, и немка, хотя и работает в театре, где очень трудно сохранить моральную чистоту особе ее пола.

Но только одно несчастье против нас обоих - ее родители. Когда, после первого посещения моей резиденции на Отто Штрассе она задержалась здесь до утра, мать категорически запретила ей сюда являться, и теперь мы вместе изыскиваем разные способы, включая обман, чтобы быть вместе.

Я побыл у них недолго. Ко мне обещали прийти девушки-немки, и я торопился их встретить. Их визит намечался на 6.30 вечера, а уже было почти 18, то есть 6. У отца Кристины был день рождения и она, как любящая дочь, сокрушенно заметила, что отцу нечего курить. Это был предлог, на который я охотно отозвался, решив пожертвовать еще одной пачкой сигарет ради только минутного время провождения наедине с девушкой. Мать категорически отказалась пускать Кристину со мной ко мне домой даже за сигаретами: "Найн, найн, найн!" Отец не возражал, и даже напротив, настаивал, чтобы она со мной пошла. После продолжительных препираний перевес оказался на стороне большинства, и Кристина вторично одарила меня нежным смехом, горячим поцелуем и ласками, уже у меня в квартире.

Мне всегда приятно с ней, и любой вопрос, как бы он щепетилен не был при ней не становится пошлым, ибо она как ангел, все обожествляет подле себя.

Люблю ли я ее? Нисколько! Да и могу ли я ее любить по-настоящему, как, например, нашу, родную девушку из СССР? Нет, просто я ее безумно уважаю за чистоту и девственность, ценю за человечность, преданность и постоянство, симпатизирую ей за ее красоту и свежесть, за белизну ее тела и ласковость души. Но что хвалить? Ведь это похоже на оправдание. Наверно и действительно я хочу отогнать от совести, страшную истину моего увлечения.

Сейчас все говорят со злобой и негодованием о людях моей природы, а между тем сколько случаев времяпрепровождения для одной ночи. И самые главные протестанты и ненавистники больше всех усердствуют в разврате и бесстыдстве. Но пусть кричат они и ударяют себя в грудь, пусть клянутся в своей неискушенности и незамаранности - я им не верю. Человек, он всегда человек, и не может терпеть душевного заточения - одиночества... Но я забираюсь в философию, и это уж слишком для моего, не вполне заточенного карандаша, и, следует, думается, остановиться на точке-избавительнице. "Как бы чего не вышло" - нестареющая щедринская формула.

Через десять минут я проводил Кристину домой вместе с ее подругой саму Кристину мать больше никуда не пускает по ночам, хотя ей и 23 года.

Вернулся, ожидал. Никто не явился, и я счел себя самым одиноким и несчастливым. Долго всматривался в черное окно, но оно было все также темно и безответно. Время показывало седьмой час, и секундная стрелка нетерпеливо прыгала на часах.

Вышел во двор оправиться, когда услышал женские голоса у парадного подъезда здания. Немного удивился почему там оказались женщины, но решил, что они пришли к хозяевам дома, и, бросив косой луч фонарика в их сторону, быстро погасил его, собрался уходить. Женщины отошли от ступенек и закопошились в кустах. Решил - оправляются, и мне еще неловче стало от моего присутствия здесь и в этом месте. Я совсем прильнул к земле и не смел шевелиться. Вдруг они выросли передо мной, и молодой девичий голос спросил по-немецки, где здесь лейтенант. Я был в теплой плетеной косоворотке с железным замком на воротнике, и меня трудно было ночью узнать. Я еще раз осветил лица, почувствовал в них знакомые очертания, и, схватил за руку ту, хорошенькую, визита которой я дожидался не раз, и ради которой принимал ее подруг и одного парня, обещавшего мне ее привести. И вот неожиданность: пришли сами, в такую темень, не побоялись, причем обе ни разу еще не были у меня.

Она вздрогнула, испугавшись моего прикосновения, тогда я осветил и себя. Она вскрикнула "Вольдемар!" Мы пошли в дом. Здесь первый раз я прильнул к ее губам, потом прижал крепко, и, хотя она была моложе Кристины взгляд ее был тускл и холоден, а сердце билось как-то совсем фальшиво.

12.01.1946

Креммен.

Только что вернулся с кино. Смотрел вторую серию "Петр I". Сильно увлекательно! До двенадцати часов досидел и не заметил, как время успело убежать.

Выразителен Меньшиков - Жаров, силен и размашист Петр - ***, Екатерина немного неестественна, совсем не та, грозная и, вместе с тем, умная женщина, какой я знаю ее по ее дневникам и воспоминаниям. Прекрасна сцена беседы Петра со столетним старцем, триумф Арапа, встреча первого обладателя Екатерины *** со своим бывшим фельдмаршалом...

Но некогда об этом, ведь мне завтра в Берлин, Потсдам. Снова, снова знакомые места, жизнь, мир свой и чужеземный как на ладони, прелести и грязь земного шара наших дней.

Я счастлив еще раз увидеть все то, что за два месяца успел забыть и выбросить из головы, так как незачем было думать о безвозвратном. Мне нужно посмотреть Берлин, ведь я его так мало знаю! Но время ограничивает мои возможности.

С посылкой опять несчастье. Ее не приняли, так как на адресе указано "До востребования", а ведь незадолго перед тем я ее переупаковывал - было 11 килограмм 100 грамм, и уплатил пачкой сигарет только за то, что мне ее зашили.

14.01.1946

Потсдам, гостиница.

Берлин почти не изменился. Жив "Шварцер Маркт" на Александер Платце и филиалами на всех улицах и перекрестках, в домах и коридорах города. Полны праздной публики кафе и рестораны, тесны трамваи и автобусы. Суетливы улицы и надоедливы трамвайные остановки, где не дают покою попрошайки: взрослые и дети, богатые и бедные - все просят и просят.

В Потсдам приехал поздно - в 8 вечера - задержал торг: купил фотоаппарат, часы, две ручки, фуражку - половину из того, что наметил. Обошел фотоателье и был у художника. Фотографировался и оставил для увеличения свои фотографии.

Фотоаппарат немецкой марки "Акфа". Квадратный, черного цвета под вид целлулоида. Редкий по внешнему виду. Линзы сверху не видно - она внутри. Светосила слабая, примерно 7 на 7. В одном месте краешек надломан и грубо прихвачен клеем в месте соединения двух половинок аппарата - он складывается из двух частей. Защелки с двух частей белые - цвета стали. На них написано по-немецки "Zu, Auf".

Аппарат держится на одной защелке - другая сломана. Имеются две стальные втулочки для примитивных установок на выдержку и моментальную съемку, светофильтр, два видоискателя для продольных снимков и поперечных. Оконце с красным стеклом, через которое можно следить за передвижением кадров пленки, без прикрытия - оно сломано.

Аппарат работает пленкой 6х9 на деревянной катушке. Внутреннее устройство аппарата очень простое, хотя наружный вид внушает невольное уважение своей необычностью.

Ришовские меня встретили с восторгом и упреками, почему я не был так долго. Меньшая, 15-летняя дочь Марьяна - самая милая и самая приятная. Старшая Ильза - терпима, но средняя - надоедлива и привязчива до невозможности, причем худа и лишена фигуры. На улице она беззастенчиво строит глазки, когда я попадаюсь ей навстречу взглядом, гримасничает, чем ставит меня в весьма неловкое и опасное положение.

Здесь воли больше. Часто можно встретить в самом центре военнослужащего К.А. и немку под руку, или обнимающегося с ним. В кино и театры доступ открыт без разграничений, а рестораны немецкие всегда заполнены офицерами. Солдат здесь, правда, реже увидишь. Им труднее в Берлине и его окраинах. Зато немцам здесь воля вольная: круглосуточно разрешено ходить по городу и уже не проверяют по квартирам патрули.

H. Rischowski Weissensee,

Linden-Allee, 51.

16.01.1946

Хеннигсдорф.

Опять ночевал у Маргот. Она мало изменилась: хорошенькая, но руки у нее покрылись прыщами, и она расцарапала их по всему телу, и теперь я немного брезглив, но не настолько, чтобы оставить ее совсем.

Сейчас я пишу, а она смотрит. Уж очень интересно ей знать, а мамаша ей говорит:

- "Denn du kannnst ja nicht lesen" - как будто может сама. Сейчас я целую Маргот при мамаше - раньше она не позволяла дочери поздно засиживаться со мной. Перед тем как лечь спать, я даже договорился с девушкой, чтобы она пришла ко мне в полночь - слежка и надзор матери - препятствие, послужившее отсрочкой для вкушения всех сладостей сна, и близости с ней.

Раньше она скрывала точную дату своего рождения, говорила, что ей 18, а вчера мать и дочь поочередно признались, что девочке всего-навсего 16.