Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

• Название: Дневники 1941-1946 годов
• Автор: Владимир Гельфанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я сам принес воды, хозяйка подогрела, я умыл хорошо лицо и руки.

12.03.1943

Весна. Солнце весь день светит и пригревает. Сегодня впервые в нынешнем году, встречаю что-то похожее на весну. Отъехали только что из Куберле, где простояли вместе с нашим еще несколько эшелонов полсуток.

Вечереет. Думаю слезть на станции "Пролетарская". В Зимовниках вчера долго искал человека принимавшего меня у себя на три дня в прошлом году. Нашел на месте хаты и забора землянку. Хату разрушило. Хозяина нет призвали в армию. ФИО: Иван Максимович Еременко.

13.03.1943

Ночевали на станции Двойной. Здешние жители - казаки.

Сталинградцы, выгнанные оттуда в эти места немцами, говорили, что здесь плохие люди, что они не пускают даже на квартиру переночевать. Но, к счастью, нам повезло. В первой же хате куда постучали приняли и разрешили переночевать. Хозяева - старик и старуха, угостили медом и кипятком. Спать положили на деревянной кровати. Было тепло и приятно. Насекомые не мучили я снял все с себя: и фуфайку, и шинель, и гимнастерку. Зато сейчас они опять дают о себе знать.

Утром встали рано, закусили пирожками и медом. Мед серый какой-то, со специфическим вкусом перца. Хозяйка рассказывала о немцах. Жили они здесь, как и в предыдущих селах, что я проезжал. Пятеро немцев. Старикам и старухам выдавали хлеб бесплатно. Молодежь заставляли работать. Жителей не убивали, хотя все что хотели - забирали. Бывало, румыны грабили. Особенно цыгане, имеющиеся тут в избытке, у них воровали. Стояли они у хозяйки один раз. Пришли, вырвали замок (было холодно). Но ничего в хате не трогали. Затопили имевшимися нарубленными дровами и легли спать. Хозяева застали их спящими.

За каждого убитого немца убивали сразу жителей - правых и неправых. Так что о партизанах здесь и не думали. Вблизи станции Двойная группа людей сговорившись, за издевательства, ранила выстрелом в ногу из револьвера одного немца. Весь поселок, в котором это произошло, фашисты сожгли дотла, а оставшихся без крова жителей погнали в Германию. Хорошо еще предупредили жителей выйти оттуда, а то бы все погибли. Евреев всех вывезли: расстреляли даже годовалых детей.

Утром был на базаре. Две женщины продавали яйца - 50 рублей десяток. Дорого (в Красном Куте, правда, 100 рублей десяток).

Пошел по хатам. Никто не хотел продать молока и яиц. Только одна женщина вызвалась продать молоко. Я предложил ей мыло, грамм 50. Она пекла хлеб - предложил портянки в обмен на буханку. Она дала еще и пышку к молоку. Тоже рассказывала о немцах. Она жена коммуниста. Ее вызывали на допросы, таскали по комендатурам. Больше русские. Их было много здесь, украинских и казачьих полков.

Проезжал также генерал Краснов. Немцы думали с его помощью организовать здесь былое казацкое кулачество - не вышло. У сестры *** бывший полковник, трижды орденоносец, коммунист, сдавшийся немцам в плен и бывший у них в услужении. Теперь он руководит полком русских изменников, перешедших на сторону врага. Ордена он носил в кармане. Он открыто показывал их обеим женщинам. Немцы его заслуг не отнимали. Он всегда доказывал этой жене коммуниста и политрука Красной Армии, а так-же ее сестре, что русские сюда не придут, что победят немцы и прочее. Женщины спорили с ним, доказывая ему обратное.

Евреев и здесь уничтожили всех поголовно. Коммунистов брали на учет и расстреляли только самых ответственных. Остальных не успели. Расстреляли также одну пионервожатую и двух комсомольцев. Жены коммунистов работали без отдыха на оккупантов и получали лишь 200 грамм хлеба, но по словам этой гражданки, местные жители симпатизировали немцам. И, когда те оккупировали их территорию, стали выдавать евреев, коммунистов, и просто друг друга врагу. Староста выехал с гитлеровцами, убоявшись возмездия. Долго местная женщина рассказывала мне о немцах, о зверствах, чинимых ими на нашей земле.

Хлеб испекся. С великим удовольствием пробовал я домашний, горячий крестьянский хлеб.

Гудок паровоза прервал мои разговоры. Спрятав хлеб, поблагодарив хозяйку и распрощавшись я поспешил на поезд, который уже стоял у водокачки. Паровоз собрался напиться воды.

Когда поезд тронулся - перед взором моим опять пронеслись обширные поля сельских степей, усеянные сплошь побитыми танками, пушками, автомашинами и прочим ломом грозной вражеской техники, брошенной им при отступлении.

Вскоре показалась станция Пролетарская. На фоне бесконечных желтовато-серых полей она выделялась своими большими, когда-то красивыми зданиями. Подъезжая к станции, увидел здесь еще более страшные следы опустошительных разрушений, чем в прежде минуемых пунктах. От станции и от всех прилегающих к ней построек остался лишь страшный след обломков. В станице на улицах зияли колоссальной величины воронки от бомб весом не менее тонны. Все это больно сжимало сердце досадой и безудержным гневом на отвратительных и звероподобных людей-гитлеровцев, виновников всех этих бед и страданий нашего народа.

Здесь поезд остановился. Рядом стояли два эшелона, выехавшие из Зимовников раньше нас. Так что на быструю отправку в Сальск нечего было надеяться. Комендант сказал мне, что один из поездов уйдет через два часа. Я поверил и поспешил в село купить поесть.

Яиц не достал. В одном месте случилось натолкнуться на кислое молоко по 50 рублей за литр. Я взял поллитра за 25 рублей. Поел. Хозяйка налила еще поллитра, сладкого. Наелся донельзя. Вздулся живот и я решил дать передышку своему накормленному желудку - остался посидеть немного. Стал расспрашивать хозяйку о немцах.

Она охотно рассказывала. Было холодно. У нее их много стояло. Приходили группами и в одиночку, приказывали хозяевам сходить с постели и сами ложились спать туда. Хозяйничали в доме как могли, женщин при этом не стеснялись. К мужчинам были настороженны и подозрительны. Попадались и хорошие люди: они угощали детей конфетами, были вежливы, держали себя как гости, а не захватчики, не обманывались насчет перспектив своих и не обманывали других.

У хозяйки этой квартиры одно время (перед отступлением своим) стояло несколько немцев. Они говорили ей часто: "Рус придет, матка, даст тебе пулемет, и ты будешь пук, пук на немец?" Она отвечала, что боится ружья и пулемета и никогда не станет их брать в руки. Ответ всегда удовлетворял их и они одобрительно кивали головами.

"Ты ждешь русских?" - спросил однажды у нее немец. Она ответила: "Как же мне не ждать, когда мой муж с ними дерется". Один из немцев улыбнулся, но лица других посерели. "Нет, нет, - поспешила она их успокоить - мужа моего давно уж нет в живых". Этот немец, который улыбался, когда другие обозлились за ее ответ, был очень добрый и сочувствовал женщине. Он часто говорил ей, в отсутстствие других своих совоинов, что Красная Армия близко и что русские скоро вернутся. Так оно и получилось. Накануне своего отхода они предложили хозяйке уйти за километр, а сами, установив у одной из стен пулемет, стали отстреливаться из хаты от наступающих наших войск. Это было ночью. А наутро в станицу вступили красные. Немцы при своем отходе расстреляли многих жителей Сальска. Здесь же расстреливали одних евреев и немного коммунистов (наиболее ответственных).

Эти рассказы о массовых казнях ни в чем неповинных евреев заставляют меня с еще большей тревогой думать о дорогих родных моих из Ессентуков, об их судьбе. Как бы мне съездить туда, узнать хоть что-либо, ведь от Сальска до Минвод сущие пустяки. Попрошу коменданта на пересыльном пункте разрешения съездить в Ессентуки, хотя вряд ли мне что-либо удастся. Насчет немцев я навсегда решил - нет врагов для меня злее и смертельнее их. До гроба, до последнего дыхания. В тылу и на фронте я буду служить своей Родине, своему правительству, обеспечившему мне равноправие, как еврею. Никогда я не уподоблюсь тем украинцам, которые изменили Родине, перейдя в стан врага и находясь теперь у него в услужении. Чистят сапоги, лижут им ж...., а те их лупят по продажным собачьим харям.

Впрочем, пленных расстреливают немцы много, особенно при отступлении. Раненных пленных добивают.

Сейчас устроился на квартиру ночевать. Поезд не идет - где-то впереди разрушен мост. Лягу спать. Ах, да! Сегодня, говорят, взяли Вязьму. Я от многих это слышал, но пока не доверяю рассказам, пока не прочту сам информбюро.

17.03.1943

14 марта, после ночевки на Пролетарской в семь часов утра пошел с Горжиевым на базар. Горжий опять крутил мною и заставлял почти бежать за ним. Это вывело меня из терпения и я раздраженно попросил его идти нормально.

- Менi надо швидко. А тоби як не надо, то я не пiдгоняю - ответил он, не снижая темпа своей ходьбы.

Я отстал. Мозоль сильно мучила меня. Когда я пришел на базар, Горжий уже купил хлеб (променял на бритву) и торопил меня на вокзал. Но я не спеша купил молоко и кушал его возле продавщицы. Тогда Горжий говорит: "Пiду на вокзал, буду тебе тамо ждать". Я согласился. Он ушел. Но когда я уже подходил к вокзалу - поезд, оставив за собой белый прощальный дымок, ушел. Горжий уехал. Он все время старался почему-то убежать от меня. На перроне его, конечно, как и нигде, не было. Люди на станции сказали, что вслед пойдет еще поезд, но не скоро.