Емельян Ярмагаев - Приключения Питера Джойса

• Название: Приключения Питера Джойса
• Автор: Емельян Ярмагаев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1976

Приключенческая повесть из истории Англии XVII века. В основе сюжета — переселение английской пуританской общины в Северную Америку и основание там колонии во главе с романтическим героем, находящимся во власти иллюзий о всеобщей справедливости. Повесть написана на большом историческом, географическом и этнографическом материале. Значительное место в ней занимает разоблачение религиозного ослепления и религиозного приспособленчества.

---

— Поставь его на старое место, не то он превратится у тебя в алтарь, как у католиков!

Но псаломщики, воодушевясь, грянули семьдесят девятый псалом: «Помни грех Адама, о человек!» — и подавили шум. Когда они затихли, пастырь наш взгромоздился на кафедру. Он начал так кротко, будто взят живым на небо и оттуда благовестит.

— Вы помните, дети мои: бог даровал великое благо нашей матери-Англии — супрематию, — рокотал он благодушно. — А что это такое — супрематия? Это значит: наша святая церковь повинуется единственно только своему королю. Не кардиналам, не папе, не Риму, а нашему королю! Сию реформацию начал святый наш Генрих Восьмой…

— Не реформацию, а деформацию! — отрубил Том Бланкет из толпы. — Жирный боров этот, Генрих, только взрыл почву для своих свиней, отнюдь не вспахал ее!

Восхищению моему не было пределов: служба обещала быть не скучной. Даже на каменном лице моей бабки промелькнуло что-то вроде улыбки. Но преподобного Рокслея это не смутило. Повысив голос, он продолжал:

— Дабы очистить церковь нашу от скверны католической, не приемлем мы ложных папистских святых, отвергаем мы исповедь, во всем следуя тридцати девяти статьям каноническим…

— А жена короля Чарлза — еретичка: мессу слушает, в театре играет, — ехидствовали в толпе.

— …и таким вот образом устроилась святая наша церковь англиканская, — как ни в чем не бывало, ораторствовал Рокслей. — Разве нам не достаточно сего устройства?

Тут Рокслей сладко улыбнулся. Казалось, все обстоит прекрасно и благополучно. Но я-то знал, что представление не кончено. Так и вышло. Его преподобие вдруг перегнулся через перила кафедры, свирепо нахмурил брови — и как рявкнет медведем:

— Нет! Не достаточно!

Кругом захихикали.

— В последние годы возник сорт людей своевольных, фанатичных — словом, детей Белиала [36], — загремел Рокслей. — Они чернят нашу церковь, они хотят разрушить ее, чистейшую, непорочнейшую…

— Старый лицемер! — заметила бабка довольно внятно.

— Религия теперь — тема разговоров в кабаках! Нет пяти человек, согласных между собой в вопросах веры: один против молитвенника, другому не нравится облачение, третий не желает становиться на колени. Заметьте, один придет с конюшни, другая отложит прялку — и, не угодно ли, эти неучи садятся в кресло Моисеево! — Оратор обвел всех устрашающим взглядом. — Не предупреждал ли еще покойный наш король Иаков: «Если Том, и Дик, и Джек соберутся вместе обсуждать дела церкви и скажут: это надо так, а это вот так, — долго ли им сунуть нос и в дела королевства нашего?!»

Его преподобие сделал длинную паузу: он так и сиял. В самом деле, проповедь была не скучной, я это признаю. Еще никогда под старыми сводами нашей церкви не раздавалось таких содержательных речей. На этом бы и остановиться. Нет, Рокслей сделал последний выстрел.

— Сколь же прискорбно мне, дети мои, — он понизил голос до увещевательного шепота, — видеть одну из дщерей своих, отпавшую от лона матери своей, погрязшую в гордыне, и пороках, и ереси всяческой!

И прямо указал, скотина, на мою бабку. Пальцем! С кафедры!

Бабка выступила вперед. Теперь ее было не остановить.

— Лживы и вздорны слова твои, Рокслей, — сказала она не громко, но каждый звук достиг самого отдаленного уголка церкви. — Я, женщина неученая, берусь это доказать. Не ты ль, ученый лицемер, делал мне гнусные предложения? Не ты ли говорил: «Скучно жить одной небесной благодатью без земной»?

Его преподобие побагровел и подскочил на кафедре как ужаленный.

— Удались, презренная мадианитянка! [37] — заорал он. — Именем господа нашего пречистого заклинаю тебя: изыди!

И жестом, полным возмущения, указал на окно. Все конечно повернулись посмотреть, не предлагает ли пастырь своей дщери выпорхнуть в окошко. Но бабка моя поняла его лучше. Она дерзко рассмеялась и сказала:

— Именем этого-то бога ты меня изгоняешь, лживый книжник и фарисей? Да это просто раскрашенное стекло!

А дело в том, что в большом восточном окне нефа церкви помещался цветной витраж. Там была очень милая картинка: бог-отец, бог-младенец в яслях и матерь божия, а за ними — пастухи с овечками, такими кудрявенькими — точь-в-точь нашей породы, стонхильской. Пуритане наши давно косились на это окно: на икону похоже… И что б вы думали, сделала моя родная бабка, броунистка [38] Катарина Гэмидж?

— Смотри, идолопоклонник, — сказала она грозно, сняв с ноги тяжелый патен. — Если это твой бог, пусть он вступится за тебя!

И с этими словами — трах деревянным башмаком прямо в середину витража!

Овечки, пастухи, ягнятки, оба бога, отец и сын, — все, печально звеня, посыпались на пол… Что тут началось! Ноги мои, уносите меня!

— Вас арестуют, безумная вы женщина, — грустно говорил Питер дома. — Вам грозит тюрьма, если не хуже.

Сжав губы, бабка молчала, глядя куда-то мимо нас.

— Были в Англии первые мученики-пуритане, — торжественно сказала она после долгого молчания. — Епископ глостерский Джон Хоуп и епископ вустерский Хью Лэтимер. Их сожгли на костре. Неужто я, ничтожная грешница, окажусь недостойной их святой памяти?

— Бабка, костер — это меня еще меньше устраивает, чем тюрьма, — сказал я. — Не желаю, чтобы тебя на моих глазах прокоптили, как Энн Холлидей. Сейчас запрягу я тебе лучшую нашу четверку — и улепетывай поскорее в Бристоль, к тетке своей двоюродной!

Джойс горячо присоединился к этому предложению. Но бабка совсем закаменела. Затвердила, что не станет убегать из собственного дома, словно жена какого-то там Лота [39]. Ту будто бы бог превратил в соляной столб.

— Лучше бы и ты превратилась в столб! — не выдержал я. — По крайней мере, я бы выкопал тебя и спрятал!

Бабка тихонько погладила меня по голове. Нежностей мы оба не терпели, ну, а тут я…

— Что ты, мальчик, — сказал Питер так ласково, точно стал членом нашей семьи. — Ты же мужчина, англичанин. Мы что-нибудь придумаем, непременно придумаем!

Он стал взволнованно ходить по комнате.

— Есть выход, — начал Джойс. — Могли бы вы, мистрис Гэмидж, уехать далеко отсюда, за океан?

Бабка только рукой махнула. Что за безумие — уехать из Англии, от родины, от дома и хозяйства!

— Хорошо, — сказал Питер, — сейчас, пожалуй, рано предлагать это: жатва не созрела. Ну, а если попросить заступничества леди Лайнфорт? Она, мне показалось, и сатаны не побоится.

— Вот настоящий совет, — сказал я и, не тратя слов, вылетел из дома. В Соулбридж!

Бегу я по дороге в полной темноте, твержу заклинание против ведьм — самое ихнее время, часов девять вечера, — соображаю: не иначе, господь бог осерчал на нашу деревеньку. В частности, на меня, раба ничтожного. Что за денек, в самом деле: утром едва пират не утащил, днем приставучка-мисс разозлила, потом — скандал на болоте, и вот напоследок эта напасть! Не слишком ли много для одного дня? А сам все бегу. Слышу — лошадиный топот нагоняет. Никак констебль наш деревенский, слух Уорвейн, скачет арестовать мою бабку? Сейчас он у меня узрит все сферы небесные. Отломал я от изгороди увесистую дубинку…

— Эй, бабушкин внук, нечего прятаться! — звонко окликнул меня первый всадник — их было двое. — Я была в церкви и все видела. Думала, Рокслея хватит удар. Что теперь будет с мистрис Гэмидж?

Рядом высекала искры копытом лошадь другого всадника, в темноте не видать чья.

— Хочу, мисс Алиса, просить защиты у вашей матери, моей леди.

— Леди в замке нет, — сказал мужской голос с другого коня. — Не ходи туда, Бэк.

Это оказался Ален Буксхинс, слуга из Соулбриджа. И тут только я вспомнил, чем она занята этой ночью, наша леди. Вот невезенье-то!

— Не унывай, Бэк, — посоветовала мисс Лайнфорт. — Что-нибудь придумаем! — И они ускакали.

«Что-нибудь придумаем» — это я уже слыхал. Нет, надо действовать самому. Но каким беззащитным чувствует себя человек ночью на пустынной дороге! Как давят на него растительное безмолвие земли, эти бездельные мигалки-звезды, эти отдаленные слабые огни домов, вой ветра и неумолкающий шум моря! Молиться? Но кому — богу, изображение которого только что кощунственно разбила моя приемная мать?

Думал я, думал, наконец решил идти к морю. Может быть, встречу там леди. Идти же лучше всего на каменную лестницу у моря. Лестница эта не простая: прямо на ее ступени из парка Соулбриджа ведет подземный ход. Говорят, его прорыли для своих пиратских выездов предки леди Лайнфорт. Через этот тайный ход они и выбирались к лестнице, у которой всегда дежурили лодки. Или, наоборот, удирали с моря от преследования в замок, так что враги Соулбриджей, должно быть, чесали в затылках: куда это они запропастились? Вход в подземный туннель я конечно знал: он был между скал у самой лестницы. Дверь его была заперта изнутри. Я спустился по узким и скользким от водорослей ступеням к самой воде.