Евгений Сартинов - Июльская горячка = Неуловимый [СИ]

• Название: Июльская горячка = Неуловимый [СИ]
• Автор: Евгений Сартинов
• Жанр: Полицейский детектив

Кто-то в окрестностях Кривова периодически душит женщин. До поры на это не сильно обращают внимание, но когда от его рук гибнет столичная знаменитость, в провинциальный город съезжаются журналисты со всей страны…

---

Он откинулся назад, пристроил голову на подвернувшуюся корягу и уже расслабленным голосом продолжал:

— Время — это самая подлая штука, Юра. Оно идет незаметно. Кажется, недавно еще был бравым курсантом, всех девок на танцах в училище сводил с ума. Звездочки лейтенанта, и сразу Африка, Ангола, бои, кровь, кубинский ром с братьями по оружию, медсестры в медсанбате. И вскоре ты уже капитан, ордена, выправка, снова девки вешаются на шею. А жена, дура, не понимает ничего, ревность, сцены, развод!

— Вы ее тоже убили? — не выдержал Астафьев.

Пахомов воспринял это на удивление спокойно, только поморщился. Несмотря на экстремальность ситуации, он продолжал играть из себя этакого "господина офицера", не позволял себе материться.

— Да надо было бы, сколько крови у меня выпила. Карьеру сломала, я уже в академию готовился поступать, а тут она со своими скандалами и разводом. Жалко, что не придушил эту стерву, но я тогда этим еще не занимался.

— И когда же вы начали? — спросил Юрий, не слишком рассчитывая на ответ.

— Все-то ты хочешь знать, — сказал Пахомов без злобы.

— Ну а как же, профессия у меня такая, Иван Матвеевич. Понять преступника — в нашем деле главное.

Пахомов пристально посмотрел на него.

— Понять? — переспросил он. — Нет, Юра, понять ты меня все равно не сможешь. Тогда тебе надо в мою шкуру влезть, хоть одного человека задушить, да еще и кайф от этого поймать.

Он говорил тихо, глядя в глаза Астафьеву. От этого взгляда по коже лейтенанта пробежал неприятный холодок.

— Может быть, я сам себя понять не могу. Я ведь не зверем родился, а сделать с собой ничего не могу. После каждого убийства зарекался, слово сам себе давал, и никак. Как увижу дамочку одну в лесу, словно что-то внутри пробуждается нечеловеческое. Это страшно! И зверь этот рвется изнутри. Выслеживаешь ее, выжидаешь, чтобы не заметила раньше времени, чтобы шуму не подняла. А потом подойдешь на расстояние вытянутой руки, и все! Голова отказывает полностью, и ни на что уже внимания не обращаешь, уже все равно, видит кто или нет! Очнешься — она лежит мертвая, а тело твое будто звенит, отходит от наслаждения. Отъедешь подальше, сунешься в траву лицом и спишь без снов и кошмаров.

Он замолк. Астафьев, выдержав паузу, спросил:

— И давно это с вами? С Байдукова?

— Да нет, — засмеялся Пахомов. — Что Байдуково! Это так, последки… Началось все, когда я еще служил под Иркутском. Гульнули мы как-то хорошо с сослуживцами по случаю моего перевода на другое место службы, такой отвальной мальчишник. Дело было на даче одного полковника, золотой был мужик, погиб недавно в автокатастрофе. Они там все отключились, а я в военный городок пошел через лес, напрямую. Тут я ее и встретил, девчонка лет шестнадцати, джинсы в обтяжку, попка круглая, сиськи торчат как два яблочка… Знал я ее хорошо — городок маленький, все как на ладони. Люда — дочь подполковника-авиатора. Молодая, да ранняя, слухом земля полнится. Трахалась со всеми подряд, вплоть до солдат из стройбата. Был бы трезвым, прошел бы мимо. А тут заиграло ретивое, давай предлагать ей обширную развлекательную программу. А она фыркнула и говорит: "Вот еще! Со стариками мне еще не хватало!" А я-то тогда себя еще стариком не считал, что там, сорок не стукнуло. Взбеленился, скрутил ее, потащил в кусты. Она вырываться стала, кричать. Я ее невзначай, со злости, и придушил. И такое вдруг почувствовал, ты не представляешь! Содрал с нее джинсы, трахнул уже мертвую. Потом, конечно, очухался, испугался. Бегом назад, притворился, что никуда не уходил. Прошло, никто ничего не заметил. Через три дня мы со второй женой, Ириной, уехали. Потом слышал вроде посадили там даже за нее кого-то, пацана какого-то приплели из стройбата, точно не знаю. Но для меня все проскочило.

Пахомов было замолк, Юрий подумал, что исповедь окончена, но тот вскоре заговорил снова:

— Лет пять я потом мучился. По ночам мне все это снилось, как наяву, а потом сорвался, уже перед самым дембелем. Все было точно так же: лес, одинокая дама в джинсах в обтяжку, продавщица из военторга, на подхвате, честная давалка. Кого-то она там ждала, но я пришел раньше. Тогда я уже перестраховался, никогда никто ее не найдет до Страшного суда, за это ручаюсь. А потом через месяц авария, перевернувшийся «Урал» с офицерами из военного городка, полтора года на больничной койке. Ногу мою местные коновалы так и не смогли собрать. Ишаки! Пришлось в запас уйти. После аварии что-то с обменом веществ пошло. Никогда проблем с весом не было, меня еще с училища с волком сравнивали, сухопарый был. А тут попер вширь. Никакие нагрузки не помогают, хотя гирями каждый день до сих пор машу. Уехали на родину Ирины, в Байдуково. К женщинам меня тянуло по-прежнему, Ирины было мало. Но кто будет обращать внимание на старого, толстого, хромого старика? Вот там я и развернулся.

— А за что вы Ирину-то, жену свою, убили? — спросил Юрий. — Надоела?

Пахомов усмехнулся:

— Да нет, как хозяйка она меня устраивала. Но у них всех один бзик — ревность. Ревновала сильно, житья не давала. Все бабы собственницы. С этого все и началось. Подозревать меня начала. Следила, записывала, когда где был, что делал, все хотела в изменах уличить. Так, невзначай, она меня и вычислила, не хуже тебя. Хотела уж в милицию идти. Тогда я ее встретил после второй смены, там лесок такой небольшой, и все, — Пахомов посмотрел на часы, на солнце и поднялся. — Ладно, пошли, нам еще долго топать.

Юрий хотел спросить куда, но передумал. Судя по нахмуренному лицу конвоира, тот уже пребывал в неразговорчивом настроении. Они шли еще час, потом Пахомов остановился.

— Давай лезь наверх, — велел он, кивая на здоровенный многовековой дуб.

— Зачем? — удивился Юрий.

— Лезь, говорю! — прикрикнул Иван Матвеевич.

Пожав плечами, Астафьев начал карабкаться на дерево. Это было несложно, и вскоре он добрался до развилки.

— Смотри! — крикнул снизу «грибник». — Прямо перед тобой, на левом стволе, ниже!

Юрий присмотрелся, потрогал кору, она прогнулась, и стало ясно, что это и есть тайник Пахомова. Большое дупло было заделано полиэтиленом, сверху помазанным каким-то клеем, на который насыпали измельченную кору.

— Сдирай, не бойся!

Юрий начал раздирать маскировку, под ней оказалась еще одна толстая полиэтиленовая пленка. Раскурочив и ее, Астафьев с усилием вытащил из дупла объемный пакет.

— Кидай его вниз и вытаскивай второй! — снова скомандовал Пахомов.

Юрий вытащил и сбросил вниз и второй пакет. Когда он спустился на землю, Пахомов успел распотрошить оба схрона. С довольным видом он показал пистолет Макарова.

— Армейская еще заначка. Просто грех было не запастись.

Кроме этого он извлек и повесил на ремень большой, в ножнах, охотничий нож, фляжку. Все остальное уложил в рюкзак и кинул его Астафьеву.

— Бери и пошли дальше.

Рюкзак не показался Юрию тяжелым, судя по весу, там была одежда. Теперь они резко изменили направление, и Пахомов начал прикрикивать. Астафьев догадался, что убийца стремится успеть куда-то до захода солнца.

"Но перед этим он меня убьет, — подумал опять Юрий. — Не будет же он сторожить меня всю ночь".

Чувство безысходности овладело им. Он шел автоматически, не соображая, куда и зачем. Вскоре они подошли к глубокому, но неширокому оврагу, прошли вдоль метров двести и остановились у большого дерева, лежащего поперек словно мостик. Пахомов снял автомат, передернул затвор и кивнул Астафьеву:

— Иди, лейтенант, и без всяких там штучек, понял?

Юрий пожал плечами и спокойно ступил на дерево. Он старался не смотреть вниз и, лишь пройдя две трети дороги, оглянулся. Пахомов стоял, держа автомат на уровне бедра, и Юрий был готов поклясться, что из этой позиции старый вояка не промахнется. Астафьев перевел взгляд вниз и присвистнул.

"Глубоко, метров десять", — подумал он.

— Давай-давай, двигай! — крикнул «грибник». — Быстрее!

— Я двигаюсь, — буркнул Астафьев.

Пройдя импровизированный мосток, Юрий скинул с плеч рюкзак и сел на землю. Вытащив из кармана пачку, увидел, что там осталась последняя сигарета, но все-таки закурил. За его действиями настороженно наблюдал уже ступивший на дерево Пахомов. Автомат он по-прежнему держал у бедра, хотя это удавалось ему с трудом. Искореженная нога доставляла массу хлопот, и двигался бывший спецназовец медленно и осторожно, лоб его покрылся испариной. Юрий терпеливо ждал и, наконец, уловил момент, когда конвоир про него забыл — переправа инвалиду давалась тяжело. Астафьев осторожно протянул руку вправо, нащупал суковатую, толстую палку и резко бросил ее в сторону Пахомова. Коряга пролетела в полуметре от спецназовца, но этого было достаточно, чтобы тот вздрогнул, попытался поймать на мушку Астафьева, но в итоге окончательно потерял равновесие. Падая, он машинально нажал на спуск, и автоматная очередь прошила склон оврага.