Энтони Берджесс - Заводной апельсин (пер.Е.Синельщикова)

• Название: Заводной апельсин (пер.Е.Синельщикова)
• Автор: Энтони Берджесс
• Жанр: Киберпанк

Перед Вами — знаменитая книга «Заводной апельсин», манифест неформалов всего мира; книга, не нуждающася в представлении.

Данный перевод книги, сделанный Евгением Синельщиковым, был впервые опубликован в журнале «Юность» и по праву считается одним из лучших.

---

За городом было гораздо темнее. Приближался коронный номер нашей программы: неожиданный визитинг одного из пригородных коттеджей.

Мы остановились на краю какой-то деревни, у одинокого бунгало, окруженного аккуратным садиком. Всеми овладел дикий иксайтмент. Видно, так на нас действовала ухмылявшаяся во все свое бледное лицо луна. В ее свете коттедж был как на ладони. Мы даже прочитали надпись на воротах: «НАШ ДОМ». Она показалась нам очень смешной, и мы безумно ржали. Я вылез из тачки, приказав моим парням захлопнуть хлебала. Тихонько открыл калитку и подошел к входной двери. Вежливо постучал, но никто не откликнулся. Постучал сильнее, и на этот раз за дверью послышались приближающиеся шаги. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в щель на меня вопросительно взглянул чей-то глаз.

— Да? Кто там?

Войс был молодой, звонкий, веселый. Несомненно, он принадлежал найсовой герле. Учтиво, голосом джентльмена я просительно произнес:

— Пардон, мадам. Мне, право, очень неловко вас беспокоить в столь поздний час, но мы с подругой любовались прекрасной луной в ваших живописнейших окрестностях, и ей вдруг стало плохо. Что-то схватило в боку. Вероятно, аппендицит. Бедняжка там, у дороги, стонет и корчится от боли. Не позволите ли вы воспользоваться вашим телефоном, чтобы вызвать «Скорую помощь»?

— Но у нас нет телефона, — ответила герла. — Очень сожалею, но вам придется обратиться к кому-нибудь другому.

Откуда-то из глубины хауза доносилось мерное «клак-лак-тук-тук-клак-клак-тук-тук». Какой-то дятел печатай на машинке. Вот он перестал печатать, и раздался сильный мужской голос: «Кто там, дорогая?..»

— Очень жаль, милая леди. Ну, тогда хотя бы стакан воды человеку, попавшему в беду. Видите ли, бедняжка в полуобморочном состоянии. Такой сильный приступ прямо не знаю, что делать.

— Воды — это можно, — согласилась девушка весело и сострадательно одновременно. — Подождите минуточку.

Она удалилась, однако цепочку, стервоза, не сняла. Да теперь это было и не нужно. Вообще эти цепочки не от воров, а от хозяев. Просунув руку в щель, я легко снял ее, и мы все четверо просочились в прихожую. Что ж, это была ее ошибка. Надо закрывать дверь перед незнакомыми людьми, появляющимися посреди ночи.

Мы шумно ввалились в уютную, со вкусом обставленную гостиную и принялись скакать, и орать гадости, и визжать, и улюлюкать, как индейцы племени «кокоморо». При виде незваных гостей девочка сделала ярко накрашенный ротик буквой «О», а молодой мэн в роговых глассиз поднял голову от тайпрайтера и недоуменно взглянул на нас. По всему столу перед ним были разбросаны шитсы пейпера. Справа от тайпера они были сложены в аккуратный колон. В тот вечер нам везло на интеллигентных мэнов. Этот тоже был книжным червем, возможно, даже писателем. Он невозмутимо произнес:

— В чем дело? Кто вы такие и почему врываетесь в мой дом без разрешения?

Однако его войс и хэндз заметно дрожали.

— Не боись! Смирись, презренный, и склони главу пред тем, что уготовила тебе судьба.

Джоша и Пит пошли пошуровать в кичене, а Кир остался стоять рядом со мной, ожидая приказаний, широко раскрыв варежку.

— А это что? — аск я, указав пальцем на стопку бумаги у тайпрайтера.

Очкастый хорек с негодованием риспондид:

— Именно это мне и хотелось бы знать. Что это такое? Чего вы от нас хотите? Вон отсюда, пока я тебя не вышвырнул.

— Гы-гы-гы! — загоготал Дебила в маске Пи Би Шелли.

— Ах, это книга! — понимающе проговорил я. — Ты пишешь книгу. Уважаю писак и писух.

Взяв верхний лист, я прочитал название: «ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН».

— Ну и нудак! Глупее ничего не мог придумать? Разве бывают заводные апельсины?

Потом прочитал вслух торжественно-загробным войсом:

«…против попыток насильственного придания Человеку, прекрасному творению Господа Бога, венцу Вселенной, призванному творить Добро, свойств механической куклы и создания условий и законов, ведущих к этому, я возвышаю свой голос…»

Кир поднял ногу и громко выдал «поцелуйчик для любимой». Я же со смехом принялся рвать листы этой очередной глупости и разбрасывать обрывки по всей комнате. При виде этого райтер буквально осатанел и бросился на меня, стиснув тис и сжав фистс. Но тут вступил Кир. Из-за малого пространства его цепь была бесполезна, да для такого хлюпика с узкими плечами и раздавшимся от долгого сидения геморройным задом она и не требовалась. Он встретил его несколькими точными ударами кастета, в одно мгновение превратив фейс писателя в сплошное месиво. Хлынувшая из него кровь забрызгала ему рубашку, ковер, листы на столе, и он вырубился, ткнувшись носом в свой дурацкий «АПЕЛЬСИН», обнимая ее, как единственного чайлда.

Его верная красивая, стройная жена, казалось, присохла к камину, в ужасе зажав рот рукой и вытаращив глаза, которые у нее были синие-синие. Потом бросилась к поверженному мужу.

В этот момент из кухни подгребли Джоша и Пит. Они что-то чавкали, не снимая масок. В одной руке Джоша держал индюшиную ногу, а в другой — заиндевелую банку пива.

— Кончай жрать! — приказал я. — Лучше приведи в чувство этого интеллигентика. Да подержи его, чтобы не рыпался. Преподадим ему урок из реальной жизни.

Пит подошел к писателю и медленно вылил на его умную голову ледяное пиво из банки. Тот встрепенулся, силясь что-то рассмотреть через разбитые очки. Пит задрал его голову, грубо схватив за волосы.

— О'кей, Кир. Теперь примемся за маленькую миссис. Видишь, как она расстроилась. Надо ее успокоить.

Дебила заломил герлины руки, а я, подойдя спереди, рванул ее белую атласную кофточку и чуть не поперхнулся от слюноотделения — красивые, налитые титс уставились на меня розовыми глазищами сосков. Я завалил ее на спину и, несмотря на ее жалобные крики и бешеное сопротивление, сделал с ней старое как мир «туда-сюда». Озверевший райтер чуть было не вырвался из рук намертво державших его Джоша и Пита. Он извергал на наши головы такие проклятия, которых я никогда и не слышал, хотя я и не интеллигент.

Потом по очереди то же самое проделали Кир, Пит и Джоша, пыхтя, сопя и повизгивая от возбуждения. Сопротивления Джоше она уже не оказывала. Только тихонько всхлипывала, глядя в сторону и до крови закусив губу. Трепыхавшегося райтера опять пришлось выщемить, ударив пару раз головой о тайпер. Затем мы исполнили победную пляску, круша и ломая все, что попадалось под руку. Хотели поджечь бунгало, но я приказал отставить. Пусть живут, если смогут, и спустятся наконец с небес на грешную землю.

Выпив по банке пива из холодильника, мы запрыгнули в кар и помчались обратно в наши джунгли, давя по дороге все живое, что попадалось под колеса.

На драйве к городу, недалеко от Индустриального канала, в котором плавали грязь, кал и дохлые животные, мотор вдруг закашлял, зачихал и сдох. Но нас это мало чесало: впереди виднелась станция подземки. Нужно было решить, что делать с каром: оставить его копполам или же отправить на дно канала. Все сошлись на последнем. Со смехом мы разогнали машину, и ее прощальное «бултых» поставило точку с запятой в сегодняшнем вечере. До центра была всего одна остановка. Мне с трудом удалось утихомирить моих разошедшихся фрэндов. Я уплатил положенную фэер, и мы подождали электропоезд, на всякий случай приклеив на фейсы выражения смирения и благовоспитанности. Правда, пока я покупал билеты, Кир умудрился раздолбать пару автоматов, так что теперь его карманы были набиты мелочью и шоколадными батончиками, которые он собирался раздать униженным и оскорбленным. Но таковых поблизости не оказалось. В вагоне дремали с десяток лохов, и чтобы как-то убить время (целые три минуты!), мы порезали и выпотрошили сиденья, а старина Кир, упражняясь с цепью, высадил окно.

Выйдя в центре, мы не спеша направились в нашу «Коровяку».

Публика в «Коровяке» в основном была представлена тинэйджерами, или, как мы сами себя называли, надсадами. Но было также и несколько более пожилых завсегдатаев, мэн и уимен (только не буржуев, их мы терпеть не могли). Кругом смеялись, пели, громко говорили, стараясь перекричать шум и гам. За отдельным тэйблом сидела инородная группа актеров и статистов, репетировавших какое-то шоу на расположенной за углом телестудии. Мое внимание привлекла находившаяся среди них потрясная герла с плотоядным накрашенным ртом и множеством белых, как подававшееся здесь молоко, зубов (мне показалось, что они растут у нее в четыре ряда). Она беззаботно хохотала, будто в этом безумном, безумном, безумном мире все ей было до лампочки. Джонни Живаго, один из кумиров надсадов русского происхождения, кончил (вместе с несколькими надсадками) вонючий шлягер «Только через день». Вдруг моя герла решительно встала и в наступившей тишине запела, как бы что-то доказывая своим фрэндам за тэйблом. Как она пела! Вы не поверите, но мне показалось, что в нашу грязную, вонючую стекляшку вдруг залетела Синяя птица. У меня по всему телу побежали мурашки. Дыхание перехватило, запершило в горле и защипало в глазах. Я узнал, что она поет. Это была ария из оперы Фридриха Гиттерфенстера «Дас Беттцейг». Как раз то место, когда она поет с перерезанным горлом, сердцем произнося: «Вот теперь я наконец счастлива…» Как бы то ни было, я буквально оцепенел.