Норман Мейлер - Вечера в древности

• Название: Вечера в древности
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00407-6

Роман "Вечера в древности" (Ancient Evenings) — захватывающая по своему размаху попытка воссоздать целый период истории Египта — эпоху Нового царства времен знаменитых 19–20 династий, "династий Рамзесов" (1290–1100 гг. до н. э.). Воин Мененхетет рассказывает своему внуку о походах Рамзеса II Великого против правителя хеттов и битве при Кадеше, о прекрасной, изысканной супруге фараона — Нефертари и о тех годах могущества "Страны обеих земель", когда в долине Нила возводились огромные храмы, казна полнела, повсюду люди возносили хвалебные молитвы богам и славили Сына Амона-Ра, могучего Царя Царей, владыку Рамзеса.

В "Вечерах в древности" магия слова будто вызывает к жизни вереницу воспоминаний о далеких, загадочных краях, не перестающих волновать воображение лучших художников и писателей современности.

---

„Это невозможно, — сказал я Ему, — нам не вырваться!" Его устремленные на меня глаза сверкнули, будто я был самым последним трусом, какого Он когда-либо видел, и Он сказал: „Соберись с духом. Я положу их в пыль!" Я взглянул на эту тысячу воинов, затем в лицо моего Царя, и выражение Его было тем же, что я видел у сумасшедших бродяг, когда те воображали себя сыновьями Фараона, да, мой Рамсес Второй мог поклясться уничтожить всех, называющих себя хеттами, и я мог ощущать Его уверенность с такой силой, что поверил в это сам, хотя и несколько по-другому, и я сказал: „Мой Царь, давай вернемся в Твою Палатку и соберем Твои Войска, мы сразимся с хеттами и разобьем их оттуда". И после этих слов Он развернул наших лошадей, и мы помчались назад, на север, к остаткам Царского квадрата, который был за двумя холмами, через три поля и уж не помню сколько перелесков от нас.

Враг был повсюду, и кругом — ни одной нашей колесницы, но никто из хеттов не попытался нас перехватить. Все они были слишком заняты грабежом в брошенном лагере Войска Амона. И когда мы ворвались обратно в Царский квадрат, нас приветствовали крики всех оставшихся там людей, как только мы остановились, к нам подбежали начальники отрядов, в волнении торопясь сообщить нам, как они защищали наш квадрат с северной стороны, с южной, с западной и даже со стороны реки, покуда хетты не отступили — со всей своей многотысячной армией они не смогли взять наш квадрат, но Рамсес слушал в гневе. Послушать рассказы об их подвигах, так выходило, что сами мы вообще ничего не совершили, а в сбруе наших лошадей все еще торчали стрелы, и морда Хер-Ра была красна от крови хеттов — краснее, чем человеческая грудь, рассеченная мечом. Мне трудно было поверить, что кровь такая ярко-красная, когда видишь ее в таком количестве».

Мененхетет помолчал. «Во всем, что я вам рассказал, нет самой сути того, что я на самом деле чувствовал. То было великолепное состояние. Все то время, что мы стремились прорваться на юг, я чувствовал себя Богом, я ощущал себя в два раза больше ростом так же как и Они выше нас вдвое, я был в четыре раза сильнее, чем обычно, — так же как и Боги знают силу четырех человеческих рук в каждом из Своих плеч. Никогда не был я столь неутомим за такой тяжелой работой, никогда не было мое дыхание так близко к Ним. Я мог бы сражаться весь день и ночь, чувствуя любовь к Рамсесу и лошадям и всему тому, что возникало из нашего совместного движения. Все это время мне стоило только подумать о повороте налево, чтобы мой Царь сделал это движение, и, словно я мог видеть затылком, я знал, что нужно выставить щит, когда на нас налетали стрелы, никогда, как в эти мгновения, я не сознавал, что мы живем для того, чтобы Они видели нас, видели нас хорошо, и потому позволяли бы нам чувствовать себя подобными Богам. Бежать с поля боя было для меня так же немыслимо, как отрезать себе ногу, по крайней мере до тех пор, пока Боги были со мной, однако я потерял Их в тот момент, когда увидел колесницы тысячи хеттов, хотя и не уверен в этом, поскольку не исполнился страха, когда увидел то ужасающее зрелище, а просто был холоден, спокоен и внезапно устал — рука моя вдруг отяжелела, а голос, обращенный ко мне, был голосом того же Бога, которого я слышал в пылу самого жаркого сражения, и вот тот же голос сказал мне на ухо: „Не позволяй этому глупцу атаковать, иначе вы оба погибнете". И я говорю Тебе, что это был веселый голос — именно так, — веселый, но такой прекрасный и спокойный, что, могу поклясться, в моих ушах прозвучали слова, произнесенные не могучим языком Амона, то был тихий голос Самого Осириса. Кто еще осмелился бы говорить о моем Фараоне как о глупце? Лишь Повелитель Осирис, посоветовавший мне быстро вернуться в Царскую Палатку. Тут я сказал себе: „Даже если я сын Амона, это Осирис спас меня сегодня".

Теперь мы вновь были в окружении Придворной Стражи, и, радуясь нашему возвращению, я вновь ощутил силу Богов. Мой рост снова удвоился, во всяком случае мне так казалось, и я так возжелал сражения, что почувствовал, как мой член разбухает, и не знал, смеяться мне или расплакаться от волнения. Я видел, как вокруг бродит Хер-Ра, тычась в лица воинов своей окровавленной мордой, для кошки его член был могуч, и он был полностью открыт обозрению — подобно мне, он пребывал в приподнятом расположении духа. Не знаю, была ли тому причиной кровь на поле битвы или ликование войск, отстоявших свой квадрат, а может, то первое брожение в телах мертвых вокруг нас, до того как их семь душ и духов стали покидать их, могу лишь сказать, что воздух в наших ноздрях был напоен ароматом розы на закате, когда цвет заходящего солнца тоже розовый — именно так прекрасно благоухал воздух, исполненный нашего желания новой битвы. Я снова подумал об истории, рассказанной моей матерью, как она проснулась рядом с моим отцом и увидела над собой Бога, сверкающего в золоте Своих нагрудных пластин, а хижина была наполнена самым прекрасным ароматом, который ей довелось вдыхать за всю ее жизнь.

Теперь я знал то, что познала она, потому что тем же тонким ароматом был напоен этот воздух, и я едва ли смог бы сказать, надо ли нам было благодарить за это Амона или Осириса, но мне захотелось забраться на клетку Хер-Ра, и это так понравилось льву, что он в свою очередь, забавно топая лапами, зашел в нее и внутри, подо мной, начал мурлыкать. Лишь тогда я огляделся по сторонам — двумя большими полукружьями, с запада и юга надвигались на нас хетты, тысяча колесниц, а за ней другая тысяча. К северу от нас царило полное опустошение. Все отряды Амона и Ра давно ушли, и я видел лишь трупы, брошенные колесницы, опрокинутые палатки и повозки с провизией, которые теперь грабили на поле хетты. Должно быть, мудрость Осириса все еще пребывала со мной, так как я прошептал своему Царю: „На востоке у реки строй азиатов редок". Так оно и было — хеттов там было меньше, чем с других сторон нашего квадрата, да и река находилась не более чем в двухстах шагах, так что Он, добавляя силу Амона к уму Осириса, крикнул храбрым Придворным войскам на всех четырех сторонах: „Следуйте за Мной. К реке!" Оставляя наш лагерь незащищенным с обеих сторон и с тыла, Рамсес вскочил на Свою Колесницу и пустил коней с места в галоп, а за ним со всех четырех сторон помчались остававшиеся у нас колесницы и пешие воины.

От нашей линии щитов на восточной стороне до их линии было менее пятидесяти шагов, и мы пересекли это пространство в мгновение ока. Однако несмотря на это, никогда еще я не видел столько стрел, сколько полетело в нашу сторону. Они удивили меня. Еще минуту назад эти хетты у реки были сонными и так же изредка стреляли в нас, как и мы в них. До этого стрелы летали туда и обратно, из одного укрепления в другое, упавшие подбирали, и вскоре те стрелы, что возвращались хеттам, снова были здесь. И все же я поразился числу стрел, полетевшему в нас, когда мы помчались к берегу. Я слышал, как кричат раненные ими пехотинцы, а затем в совершенном исступлении сражения, ибо таковым оно и было — совершенным исступлением, — мы врезались в щиты, встретившие нас, и наши добрые кони, Мут Благая и Победа-в-Фивах, перенесли нас через земляные укрепления хеттов, и мы обрушились на их колесницы, а за нами врезались в их ряды и другие следовавшие за нами колесницы.

Мне не случалось падать в реку, и течение не тащило меня по камням. Поскольку я не умею плавать, мне никогда не узнать, что это такое, и все же мне знакомы эти ощущения, потому что золотую Колесницу моего Царя, который был сильнее любого зверя и прекрасен, как Бог, атаковали сразу три колесницы хеттов. Девять человек, шесть лошадей и три тяжелые повозки — вот на что мы налетели, и, думаю, все четыре колесницы перевернулись, наша точно. Я помню, как ударился о землю, и Царь со мной вместе, а наша Колесница начала заваливаться на нас, ее колесо уже порядком затупилось, но все равно рассекло мне спину, а потом — мы вскочили на ноги, и наши лошади хрипели, и я еще поднимался с земли, а Его Колесница уже стояла, не знаю, как это произошло, разве что ее подняли упавшие с ней лошади, в конце концов, это была Его Колесница, и мы вновь впрыгнули в нее и пустили лошадей по кругу, направляя стрелы в хеттов. И все, что с нами происходило — столкновения, толчки, падения и то, как мы справлялись с этими ударами, — растягивалось во времени, как бывает, когда во сне соскальзываешь с горы. Никогда у меня не было так много времени, чтобы подготовить свое тело к новому потрясению, и никогда мои ноги не были такими быстрыми.

Я также не могу сказать вам, сколь хорошо мы сражались. Это было совершенно непохоже на боевые приемы, которые мы отрабатывали годами — никаких бросков одного стройного ряда на другой или попыток оттеснить пехоту в угол; нет, мы спешили прижать их к реке, быстрее, как можно быстрее, пока остальные хетты не захватят Царский квадрат, который мы только что оставили. Возможно, причиной тому было наше отчаянное положение, когда со всех сторон у нас не было никакого прикрытия, а возможно, уже и Царской Палатки, куда можно было бы вернуться, но мы бросались на врага, как Хер-Ра, и в этот страшный день так страстно жаждали вырвать победу, что, без конца выпрыгивая из колесницы, мы с Рамсесом часто бились спина к спине, и мы ранили много воинов, и немало прикончили, а потом снова сражались в своей Колеснице против новых хеттов. Повсюду я мог видеть, как наши колесницы ловко кружат вокруг их тяжелых повозок. Пешие нубийцы пронзали хеттов своими короткими копьями. Я видел, как один из них откусил хетту нос, и у многих нубийцев желтый убор на голове стал красным от крови. Три хетта промчались галопом мимо, и у одного из них в руке был топор, а в заднице торчала стрела. Он все время оглядывался назад, как будто хотел рассмотреть, кто же нанес ему удар.