Дэвид Геммел - Легенда о Побратиме Смерти

• Название: Легенда о Побратиме Смерти
• Автор: Дэвид Геммел
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002032-5

Он — Друсс. Защитник Дрос-Дельноха. Самый прославленный из героев Дреная. Он — Друсс. Воин, чье каждое деяние становится легендой. И одна из этих легенд — легенда о Глазах Альказарра. О двух драгоценных камнях, в коих, как говорят, заключена великая магия. О сокровище, которое Друсс должен отыскать любой ценой. Даже если для этого надо пройти через таинственную Пустоту. Даже если во имя этого придется сразиться с демонами Мрака и освободить из плена дух величайшей из колдуний былого. Даже если ради этого он станет побратимом самой Смерти...

---

— Мне надо идти. — Талисман направился к двери.

— Погоди! — остановил его Друсс, поднимаясь. — Зибен, не знаешь ли, где найти улицу Ткачей?

— Нет, но в задней комнате есть карта. Сейчас принесу. — Зибен мигом вернулся и разложил карту на низком столе. — В каком это квартале? — спросил он Талисмана.

— В северо-западном.

Зибен повел тонким пальцем по карте.

— Вот она — за Холмом Древностей. Как выйдешь отсюда, ступай по главной улице до статуи Богини Войны — такая высокая женщина с длинным копьем и ястребом на плече. Оттуда пройдешь влево еще милю и увидишь впереди Парк Поэтов. Там поверни направо и иди к Холму Древностей. Там стоят четыре громадные колонны, а на камне, который сверху, вырезан орел. Улица Ткачей будет первой направо за холмом. Ты понял, или мне объяснить еще раз?

— Не надо. Я найду. — И надир, не сказав более ни слова, вышел.

— Какая трогательная благодарность, — усмехнулся Зибен. — И где ты только таких находишь?

— На него напали, я ему помог.

— Убитых много?

— Ни одного, насколько я знаю.

— Стареешь, Друсс. Он ведь надир? Тогда ему нужна немалая смелость, чтобы вот так разгуливать по Гульготиру.

— Да. Он мне понравился. Он рассказывал мне о Собирателе, который должен прийти, — о человеке с глазами Альказарра, что бы это ни означало.

— Ну, это просто. — Зибен налил себе вина. — Есть такая старая надирская легенда. Много веков назад три надирских шамана, обладавших будто бы большой силой, решили изваять статую в честь Богов Камня и Воды. Они взяли у земли волшебную силу, высекли статую из камня Лунных гор — и назвали ее Альказарром. Это была, насколько я знаю, фигура огромного волка. Глаза у него были аметистовые, зубы из слоновой кости...

— Короче, поэт!

— Как ты нетерпелив, Друсс. Слушай. Согласно легенде, шаманы извлекли из земли всю ее магическую силу и поместили в волка. Они сделали это, чтобы управлять судьбой надиров. Но один из шаманов выкрал Глаза Альказарра, и волшебство пропало. Лишившись своих богов, надирские племена, мирные прежде, ополчились друг на друга, и начались страшные войны, которые длятся и по сей день. Ну, вот тебе и сказочка на сон грядущий.

— А что стало с тем, который украл глаза?

— Понятия не имею.

— Вот за что я ненавижу твои истории, поэт. Им не хватает подробностей. Почему магия перешла в волка? Зачем шаман украл глаза? Где они теперь?

— Я не сержусь на твои придирки, старый конь, — улыбнулся Зибен. — А знаешь почему? Прошел слух, будто ты прихворнул, и ставки на Клая возросли до двенадцати к одному.

— Прихворнул? Я сроду не хворал. Откуда взялась эта сплетня?

— Полагаю, возникла после того, как ты не явился на пир в честь Бога-Короля.

— Проклятие, я забыл! И ты сказал, что я болен?

— Я сказал, что ты еще не оправился от полученных в бою ушибов. Твой будущий противник был там и спрашивал о тебе. Хороший парень. Он надеется, что пророчество не повлияет на твой стиль боя.

— Какое такое пророчество?

— О твоем поражении, — беззаботно бросил Зибен. — Не стоит об этом задумываться. Впрочем, можешь спросить его сам. Он пригласил тебя к себе завтра вечером, и я буду благодарен, если ты примешь приглашение.

— Благодарен? Как видно, тут замешана женщина?

— Ну, если начистоту, я и правда встретил во дворце одну славненькую служаночку. По-моему, она думает, что я — иноземный принц.

— С чего бы это?

— Понятия не имею. Но так или иначе, завтра я пригласил ее сюда на обед. Притом я думаю, что Клай тебе понравится. Он человек остроумный, светский и почти не проявляет высокомерия.

— Ну-ну, — проворчал Друсс. — Он мне уже нравится.

Глава 2

Дом из серого камня на улице Ткачей был построен по-готирски — в два этажа, с красной черепичной крышей, — но внутри переделан на чиадзийский манер. В нем не осталось ни одной прямоугольной комнаты — углы сменились дугами, окружностями, овалами или сочетанием того и другого. Дверные проемы округлились тоже, и даже готирские окна, столь правильные снаружи, внутри щеголяли круглыми рамами.

В маленьком центральном кабинете Чорин-Цу сидел, поджав ноги, на вышитом ковре из чиадзийского шелка и смотрел немигающими карими глазами на человека, сидящего перед ним. В темных глазах пришельца виднелась настороженность, и хотя он преклонил колени, как подобало гостю перед хозяином дома, был напряжен и готов взвиться в любой миг. Он напоминал Чорин-Цу свернувшуюся кольцом змею — спокойную на вид, но готовую ужалить. Талисман оглядывал закругленные стены с барельефами из лакированного дерева и акварелями в лакированных рамах. Взгляд скользил, не задерживаясь на красотах искусства, и вскоре вновь остановился на маленьком чиадзе. «Нравится ли он мне? — думал Чорин-Цу среди затянувшегося молчания. — Можно ли ему доверять? Почему судьба выбрала именно его для спасения своего народа?» Чорин-Цу, не мигая, вглядывался в лицо юноши. Высокий лоб — что часто служит признаком ума — и цвет кожи ближе к золотистому чиадзийскому оттенку, чем к надирской желтизне. Сколько ему лет? Девятнадцать? Двадцать? Всего лишь... Однако от него веет властью, силой человека, уверенного в своей цели. «Да, ты искушен не по годам, — думал старик. — Что же ты видишь перед собой, юный воин? Сморщенного старца, светильник, в котором масло почти иссякло и огонь уже колеблется? Старца в комнате с красивыми картинками? Но когда-то я был крепок, как ты теперь, и мною тоже владели великие мечты». При мысли о былых мечтах Чорин-Цу очнулся и осознал, что смотрит прямо в угольно-черные глаза Талисмана. Старика коснулся мимолетный страх — глаза были холодны, и в них читалось нетерпение.

— Будь добр, покажи мне знак, — тихо, почти шепотом сказал на южном языке Чорин-Цу. Талисман достал из-за пазухи монету с головой волка и подал ему. Старик взял ее дрожащими пальцами и стал разглядывать. Взгляд Талисмана прилип к одинокой белой косице на макушке бритой головы Чорин-Цу.

— Любопытная монета, юноша, — но, к сожалению, такая может оказаться у кого угодно. Ты мог отнять ее у настоящего посланника.

— Носта-хан сказал мне, что ты провидец, Чорин-Цу, — холодно улыбнулся Талисман. — Стало быть, тебе не составит труда узнать, кто я такой.

На ковре стояли две мелкие глиняные чаши с водой. Надир взял одну, однако Чорин-Цу остановил его.

— Не теперь еще, Талисман. Прости, но я сам скажу тебе, когда пить. Что до слов Носта-хана, их не следует понимать буквально. Я никогда не был ясновидящим в полном смысле слова, зато всю свою жизнь учился. Учился своему ремеслу, изучал историю и предметы, оставленные ею в земле, но усерднее всего изучал людей. И чем больше я узнавал человеческий род, тем лучше понимал его слабости. Это может показаться странным — но чем шире делает наука кругозор человека, тем смиреннее он становится. Впрочем, прошу прощения: надирам несвойственно увлекаться философией.

— Ты хочешь сказать, что это занятие не для дикарей? — беззлобно осведомился надир. — Быть может, мне следует сослаться на философа-священника Дардалиона, который сказал: «Каждый ответ влечет за собой семь новых вопросов. Поэтому умножение знаний всего лишь помогает понять, сколько еще осталось непознанным». Достаточно ли будет этих слов, мастер-бальзамировщик?

Чорин-Цу, скрывая удивление, низко поклонился:

— Вполне достаточно, молодой человек. Прошу тебя простить старика за невольную грубость. Для меня это особые дни, и боюсь, волнение дурно сказывается на моих манерах.

— Я не обижен. Степная жизнь сурова и почти не оставляет времени для философских размышлений.

— Не хочу усугублять свою невежливость, молодой человек, — снова поклонился чиадзе, — но нельзя ли узнать, как мог надирский воин приобщиться к мудрости Дардалиона, главы Тридцати?

— Говорят, что не все секреты следует раскрывать — это придает остроту общению. Ты говорил о своих занятиях.

Чорин-Цу все больше начинал нравиться этот юноша.

— Да. В мои занятия входили также астрология, нумерология, гадание по рунам, хиромантия и начала магии. И все же столь многое еще остается непознанным! Вот тебе пример. — Старик достал из-за пояса нож с рукояткой из слоновой кости и указал им на круглую настенную мишень шагах в двадцати от себя. — Когда я был моложе, я попадал в золотой центр этой мишени. Но годы, как видишь, скрючили мои пальцы. Сделай это за меня, Талисман.

Молодой надир взвесил клинок на ладони, отвел руку и метнул нож. Серебристая сталь, сверкнув в свете лампы, вонзилась в цель на палец до золотого «яблочка».

— Эта мишень покрыта мелкими знаками. Подойди и назови мне тот, в который вонзился нож.

Талисман, подойдя, увидел, что вся мишень испещрена золотыми чиадзийскими иероглифами. Большинства из них он не знал, но клинок пробил овал с тонким когтем посередине — этот символ Талисман понимал.