Андрей Корф - Сто осколков одного чувства

• Название: Сто осколков одного чувства
• Автор: Андрей Корф
• Жанр: Эротика, Секс

Андрей Корф - автор, изумляющий замечательным русским языком, которым он описывает потаенную и намеренно скрываемую область человеческой жизни. Он называет свои короткие литературные зарисовки эротическими этюдами. Однако, то, о чем он пишет, к собственно эротической литературе имеет отношение только обращенностью к этой стороне нашего бытия, но не она главное в его творчестве. На наш взгляд мы присутствуем при становлении нового литературного стиля описания «картинок с выставки Жизни» в целом. Характерной чертой этого стиля является мозаичное многообразие в описании от чувственно-возвышенного до грубо-омерзительного - одного предмета - нашей жизни.

Надеюсь, и сейчас мои этюды смогут помочь одинокому, разрываемому внутренними бесами человеку, найти путь из своей камеры наружу.

Напоследок хочу извиниться перед читателем за обилие в этюдах неформальной лексики, натурализма и секса. Категорически запрещаю читать эти рассказы детям до 16 лет - не только из-за мата и секса, но и из-за пессимизма. На самом деле, дорогие дети, в жизни все не так плохо, как описано в этих рассказах. Они - только одна, темная, сторона извечной монеты «ин-янь», которой мы пожизненно расплачиваемся за свое существование.

---

Петрович: Всем хором.

Илюнчик: Зачем всем хором? Только солисты! А хор за нами на электричке!

Петрович: А чего же ты сейчас в хоре не поешь?

Илюнчик: Голос сломался.

Петрович: Совсем?

Илюнчик: Как у Робертино Лоретти.

Петрович: А отремонтировать?

Илюнчик: Ну что вы меня опять всю дорогу обижаете! Тихо! Слушайте, чайники.

(поет) Кому чару пить... Кому здраву быть...

На фоне диалога Петровича и Илюнчика Он с подружкой пьет на брудершафт и целуется. Петрович делает на них наезд камерой.

Петрович: Улыбнитесь, голубки. Сейчас вылетит птичка.

Он бросается на Петровича, чтобы забрать камеру.

Кавардак, камера гаснет.

Статс-кадр

Под торшером накрыт маленький праздничный стол. Она, в нарядном платье, накрашенная, сидит с бокалом шампанского в руке. Все очень уютно и красиво.

Она: Ну, что? За нашего доблестного Мыша?

Он: Да. Как он? Не плакал?

Она: Когда уходила утром, плакал ужасно. А когда забирала, уходить не хотел.

Он: А дома?

Она: А дома говорит: мама, одевай меня. В садик пора.

Он: С ума сойти.

Она: Вот именно. (делает глоток)

Он: Ну, а ты как?

Она: Я не знала, чем себя занять. Сидела, как дура, и смотрела на часы. Тебе звонила.

Он: Ага. Раз десять, не меньше.

Она: Я больше не буду.

Он: Перестань глупости говорить.

Она: Ну вот. Потом стала старые платья мерить.

Он: И как?

Она: Как видишь. Пока налезают.

Он: Я и забыл, какая ты у меня красивая.

Она: А я и до сих пор не вспомнила. А что, правда хорошо сидит?

Он: Хорошо – это не то слово. Ты еще меньше похожа на мамашу, чем до свадьбы.

Она: Спасибо.

Он: А почему глаза заплаканные?

Она: Себя жалела.

Он: Это паршивое занятие.

Она: Я знаю. Ничего не могу с собой поделать. Превратилась в курицу, того и гляди, кудахтать начну. Но раньше как то некогда было об этом думать, а сегодня от безделья как начала... как начала...

Он: Ты стала очень взрослая и умная.

Она: О, да. Я так много узнала за эти два года, ты просто не поверишь...

Он: Расскажи.

Она: Ну, например. Знаешь, сколько шагов от нас до набережной?

Он: Сколько?

Она: Четыреста шестьдесят три. А обратно, почему-то, меньше. Это – с коляской.

Он: А без коляски?

Она: А без коляски я туда не ходила. До поликлиники – шестьсот восемьдесят пять. До почты – пятьсот пятьдесят четыре. А собаку Ларисы Павловны зовут Анфиса.

Он: А кто такая Лариса Павловна?

Она: (улыбается) Наша участковая.

Он: Вот так век проживешь – и ничего не узнаешь.

Она: А по телевизору идут сплошные сериалы, у меня уже ум за разум заходит оттого, что там происходит.

Он: А ты их не смотри.

Она: А я и не смотрю. Слушаю, как радио. А от мультиков уже просто тошнит. Тебя когда-нибудь тошнило от мультиков?

Он: От водки – редко. От портвейна – довольно часто. От политики – каждый день. От собственной работы – каждый час. А от мультиков никогда.

Она: Ты их просто мало смотрел. А меня Мыш ежедневно пытает по пять часов.

Он: Теперь не будет.

Она: Ну, конечно. Мы еще за порог дома не успели зайти, а он уже кричит: мультики хочу.

Он: Мыш великий и ужасный.

Она: Да. Весь в тебя.

Он: В меня – ужасный. А в тебя – великий.

Пауза. Она смотрит в объектив.

Она: Ты небритый.

Он: Я решил бороду отпускать.

Она: Только через мой труп. Что мне делать, дядька?

Он: Ты о чем?

Она: Обо всем.

Он: О бороде?

Она: Нет. Обо всем, кроме бороды. Что мне делать?

Он: Валяться на диване и читать Маринину. Или Хмелевскую.

Она: Я уже достаточно захмелилась и намариновалась.

Он: Мне бы твои заботы. Дал бы мне кто-нибудь книжку и сказал: это – твоя единственная забота на целый день. Закрыться от всего мира четырьмя стенами, врубить Джима Моррисона и читать.

Она: Я не люблю Джима Моррисона. А от четырех стен меня уже тошнит.

Он: Как от мультиков?

Она: Даже больше.

Он: Весь город в твоем распоряжении. Он здесь построен специально для того, чтобы развлекать домохозяек.

Она: Дядька...

Он: Что?

Она: А можно, я пойду работать?

Он: А Мыш второй? Мы же решили не останавливаться?

Она: Может, Мыш второй подождет еще годик?

Он: Это не решит проблему. Какой смысл идти работать на год, а потом снова нырять в декрет?

Она: Ты прав, как всегда. Значит, зовем второго Мыша?

Он: Ты ведь сильная девочка, правда?

Она: На мне пахать можно. Это все – бабьи сопли, дядька. Не обращай внимания.

Он: Тогда зовем второго Мыша.

Она: Прямо сейчас?

Он: А зачем откладывать?

Она: Дядька мой... Я тебе говорила, как тебя люблю?

Он: Нет. А как ты меня любишь?

Она: Очень.

Он: Ты больше не будешь плакать?

Она: Я постараюсь. Пожалуйста, выключи камеру. Я хочу к тебе прижаться и помолчать.

Камера гаснет.

Он – перед камерой, на фоне своего офиса.

– Привет, милая жена и мышонок. Если вы смотрите эту кассету, значит, вы справились с кнопкой play на видеомагнитофоне, поэтому можно обойтись без инструкций. Чтобы Мыш не заскучал, глядя на папу, я сейчас нажму свою кнопку play, и на моем телевизоре будут бегать Том и Джерри. Но перед этим, Мыш, я должен сказать тебе две вещи. Первая. Немедленно вынь палец изо рта. Вторая. Я – твой папа и очень тебя люблю. Вот.

Нажимает на кнопку офисного видика, и по экрану телевизора, стоящего рядом, начинается беготня кота и мышки.

(продолжает) А теперь, милая моя царевна-несмеяна, я расскажу тебе сказку. Жил да был человек. Потом его стало двое. А потом трое. Каждое утро ему приходилось расстаться самому с собой и отправиться в кащеево царство. Там он воровал у Кащея злато. А точнее не воровал, а покупал. За каждый золотой он отрезал Кащею кусочек своей души. Кащей был парень незлой, даром, что бессмертный. Иногда возьмет и подарит золотой просто так. А иногда не подарит. И души помногу не брал. Вот только песен не любил. Иногда сидит и говорит: «Нет, дружок. Этот кусочек души червивый – с песенкой. Ты его, мил человек, выбрось, а на его месте новый вырасти. Целенький.»

Ну, а царство кащеево хорошо собой. Трон золотой (показывает на кресло), стол мраморный... Заморская машина на столе стоит, компьюером кличут. Не иначе, как сам черт ее делал. Все умеет! Вот и другая машина, для царской почты (показывает на факс). Депеши в тридевятое царство за минуту долетают! Одно слово рай! Только скучно человеку без своей второй половинки. Сидит он на кащеевом троне и только о ней и думает. Такая вот невеселая сказка выходит...

Ее съемки вокруг дома. Голос комментирует то, что в кадре.

– Вот мышиная поликлиника. Если ты до нее когда-нибудь дойдешь, то теперь узнаешь... А вот это – стиральная машина, по которой я умираю уже год. Когда ты заработаешь лишний мешок денег, дай мне знать. Правда, лучше ее один раз увидеть, чем тысячу раз от меня услышать?... А вот – мышиный детский сад. Видишь стаю мальков на детской площадке? Угадай, который из них твой сын...

Продолжение его «видео-письма» из конторы.

Он (идет по офису с камерой, подходит к сотрудникам)

– Вот сидит Вовчик. Он гений. Он рисует логотипы, которые нравятся заказчикам с первого раза. Леонардо не смог бы. Репин сломал бы кисти. Ван Гог отрезал бы второе ухо. А Вовчик может. Потому что он – не просто гений, а гений рекламной графики. Вовчик, помаши моей жене своей гениальной лапой.

Волосатый Вовчик послушно машет рукой в камеру.

Продолжение ее монолога с камерой.

– А вот наша квартира. Я стою в гостиной и тихонько ее ненавижу. Вот за этим окном, если отдернуть штору, будет видно дерево и два алкаша. (отдергивает) Пожалуйста. За этим окном по утрам сосед заводит свой «Москвич». Сейчас день, поэтому «Москвич» уже уехал. Вот. Полюбуйся. За этим окном – кусок пожарной лестницы и крыша нашей машины, когда ты дома. А сейчас там стоит Лешкин микроавтобус, а сам Лешка ковыряется в коробке передач. Вот (отдергивает штору, все так и есть). Я ненавижу все три окна, но больше всех – последнее, потому что там стоит наша машина, когда ты дома, а сейчас ее там нет и не будет весь этот бесконечный день...

Он продолжает:

– А это – наш бухгалтер Алиса. Это – самое ленивое создание после дохлой черепахи. Мы ссоримся с ней по четырнадцать раз в день, а во время сдачи последнего отчета я ее несколько раз пробовал убить. Но она каждый раз ленилась умереть, поэтому жива и целехонька. Сейчас она занята привычным делом, то есть играет в тетрис, и как только я закончу общаться с тобой, я пойду за молотком, чтобы разбить алисин компьютер...

Она продолжает:

– А вот – телевизор, по которому сейчас показывают сериал «Просто Елена». Я ненавижу его все больше с каждой серией, и удивляюсь тому, какие резервы есть у ненависти. Поэтому лучше включить видик... Ага. А вот и мультики. Давно не виделись. Я помню их на память. Сейчас кот случайно наденет корсет и начнет летать... Вот, пожалуйста. Моя самая большая мечта – это чтобы Том однажды подавился Джерри и оба они сдохли в ужасных муках...