Фридрих Делич - Библия и Вавилон

• Название: Библия и Вавилон
• Автор: Фридрих Делич
• Издательство: А. С. Суворин
• Жанр: История
• Год: 1907

Классическое историко–археологическое исследование немецкого учёного по результатам раскопок на территории древнего Вавилона.

Предлагаемая книга представляет собой содержание трёх чтений знаменитого немецкого ассириолога Фридриха Делича, вышедших вскоре отдельным изданием («Babel und Bibel», ein Vortrag von Friedrich Delitzch). Сразу после выхода в свет это сочинение произвело переполох как среди широких кругов читающей публики, так и среди богословов. Смелые сопоставления текста Библии с дошедшими до нас отрывками вавилонской и ассирийской литературы и множество новых сведений, внесённых Деличем в эту, до того времени мало исследованную, область истории, навлекли на автора обвинения в желании подорвать устои религии, уронить божественный характер происхождения библейских сказаний.

В своём исследовании Делич в живой и увлекательной манере рассказывает о результатах очень успешных ассиро–вавилонских раскопок, а также приоткрывает новые страницы древней истории Ближнего Востока. Авторский текст сопровождается многочисленными наглядными иллюстрациями.

---

Что же касается первой израильской заповеди: «Я, Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» (Исх. XX, 2–4), — то мы позволим себе здесь ещё раз остановиться на одном вопросе, который так глубоко затрагивает всех, интересующихся Библией и Вавилоном, — на вопросе о ветхозаветном монотеизме.

С точки зрения ветхозаветной теологии понятно, что она, отказавшись единодушно и вполне правильно от признания за ветхозаветными преданиями характера «вдохновения» в буквальном смысле и признав тем самым, быть может против воли, но вполне последовательно, полную неприемлемость подобного толкования ветхозаветных творений для нашей веры и знания, требует теперь признания духа, проникающего их, «божественным» и с всё большим единодушием проповедует «нравственный монотеизм изральтян», «дух пророчества», как «истинное откровение Бога живого!»

Большое смущение вызвали уже упомянутые нами раньше имена Бога, рисующие его как личность, и которые мы столь часто встречаем у переселившихся около 2500 г. до Р. Хр. в Вавилон северных кочевников–семитов: «Ель, т. е. Бог дал», «Бог правит», «Бог, воззри на меня», «Бог есть Бог», «Jahu (т. е. Иегова) есть Бог» и т. д.

Трудно понять, чем вызвана эта тревога. Казалось бы, раз даже в Ветхом Завете Аврааму, позволено проповедовать от имени Иеговы (Бытие XII, 8), раз Иегова был Богом Авраама, Исаака и Иакова, то такие древние имена, как Jahu–ilu, т. е. Иоель, должны быть встречены радостно. В особенности тем теологам, которые считают себя позитивистами и допускают, что «все божественные откровения развивались постепенно, историческим путём», становясь таким образом, по моему мнению, в противоречие с церковным учением об откровении, эти имена как раз бы должны быть очень удобны для подтверждения их теории.

Между тем многие из теологов опасаются, и вполне основательно, что эти имена, которые более чем на тысячелетие древнее соответствующих имён Ветхого Завета и которые указывают на почитание единого Бога, по имени Jahu — «вечного» среди других народов, а не только среди потомков Авраама, могли бы служить исходным пунктом для понимания исторического развития веры в Иегову, но в то же время и поставить ребром вопрос о признании за ней характера «откровения».

Поэтому стараются, не останавливаясь ни перед какими средствами, придать этим словам другое значение; но всё–таки, даже если бы мир перевернулся, как маяк во мраке ночи, будут светить эти выражения потомков северо–семитических бедуинов, живших около 2300 л. до Р. Хр.: «Бог есть Бог», «Jahu есть Бог».

Нам, кажется, следует остерегаться делать крайние выводы в ту или другую сторону. Мы постоянно указывали на резко выраженный политеизм вавилонян и отнюдь не считали нужным скрывать его. Но, с другой стороны, мы не считаем сумерийско–вавилонский пантеон и его изображения в поэзии, особенно в народных сказаниях, подходящей целью для мелких острот и насмешливых преувеличений, точно так же, как мы сочли бы непристойной подобную насмешку по отношению к богам Гомера. Также и поклонение божеству под видом идолов не может быть никоим образом защищаемо.

Но пусть никогда не забывают, что по библейскому рассказу о сотворении мира человек создан по образу и подобию Божию, что, как на то указала уже теология, прямо противоречит представлению о Боге, как «отвлечённой сущности».

Поэтому нет ничего удивительного, что вавилоняне, наоборот, представляли себе своих богов в образе людей.

Ветхозаветные пророки делали, по крайней мере в душе, то же самое. Совершенно так же, как вавилоняне и ассирияне, пророк Аввакум (гл. III) видит Иегову, приближающегося на колеснице, запряжённой конями, вооружённого луком, стрелами и копьём, и даже с рогами, символом величия, силы и непобедимости, обычным украшением головного убора высших и низших ассиро–вавилонских богов.

И изображения Бога в христианском искусстве: у Микель–Анджело, Рафаэля, во всех наших иллюстрированных Библиях — как, например, картина Ю. Шнорра (рис. 26), изображающая четвёртый день творения — все основываются на видении пророка Даниила (VII, 9), во время которого Бог явился Даниилу в виде «старца, в белых как снег одеждах, с волосами как чистая волна».

Постоянные же насмешки ветхозаветных пророков над вавилонскими идолами, которые имеют глаза и не видят, — уши и не слышат, нос и не обоняют, ноги и не ходят — вавилоняне столь же мало заслужили, как и католики.

Рис.26. Четвёртый день творения

Все мыслящие католики видят в иконах и статуях лишь изображения Христа, Марии и святых; таков же был и взгляд вавилонян на своих идолов: ни один гимн, ни одна молитва не относились к изображению, как к таковому — они относились к царящему по ту сторону всего земного божеству.

«Нравственный монотеизм израильтян» мог бы также значительно умерить границы своего распространения. Прежде всего отсюда следует исключить большую часть периода «до изгнания», во время которого как иудеи, так и израильтяне, как цари, так и народ подпали под неотразимое, но легко понятное влияние господствовавшего в Ханаане политеизма.

Кроме того, по нашему мнению, очень опрометчиво поступают те, кто ставит нравственный уровень израилтьян времени «до изгнания» выше уровня вавилонян.

Правда, способ ведения войны ассиро–вавилонянами был в высшей степени жесток, даже порой варварский. Но и завоевание израильтянами Ханаана сопровождалось потоками невинно пролитой крови: взятие «чужеземных больших и красивых городов, домов, полных всяким добром, виноградников, масличных плантаций» (Второзак. VI, 10–11) предшествовало «проклятие» сотен местечек по ту и другую сторону Иордана, другими словами, — беспощадное избиение всех жителей, не исключая женщин и самых маленьких детей.

Что же касается распространения среди царей и народа понятия о справедливости, то постоянные увещания израильских и иудейских пророков, осуждающие насилие над бедными, вдовами и сиротами, в связи с такими рассказами, как, например, о винограднике Навуфея (З Цар. ХХI), позволяют нам заметить сильную испорченность как царей, так и народа, в то время как неизменная в течение двух тысячелетий прочность государства Гамураби позволяет вполне применить к нему слова: «Справедливость возвышает народ». Надпись на одной из найденных в Вавилоне табличек в решительных выражениях предостерегает самого царя от совершения несправедливых поступков.

«Если царь возьмёт деньги жителей Вавилона и будет пристрастен, то Мардук, властитель неба и земли, вооружит против него врага и отдаст ему имущество и сокровища царя!» И в главе о любви и сострадании к ближнему невозможно, как уже указано выше, найти резких различий между вавилонскими и ветхозаветными воззрениями. Ветхозаветные теологи насмехаются над вавилонским рассказом о всемирном потопе с его многобожием, а между тем он содержит черту, которая делает его гораздо симпатичнее библейского.

«Бушевание стихий, рассказывает Ксисутр, кончилось. Я посмотрел на обширное море и громко закричал от горя, так как все люди погибли». Уже Эд. Зюсс, прославленный австрийский геолог, признаёт, что, благодаря подобным чертам, «простой рассказ Ксисутра носит печать удивительной правдивости». О сострадании Ноя мы ничего не знаем.

Вавилонский Ной обоготворяется вместе с женой — у израильтян по отношению к женщине мы не можем встретить ничего подобного.

О паломничестве в Иерусалим на праздник жатвы сказано (Второзак. XVI, 11): «Веселись перед Иеговой, Богом Твоим, ты и сын твой и дочь твоя и раб твой и раба твоя», — но где же жена? Положение женщины у израильтян уже с детства было очень незавидное.

В Ветхом Завете мы встречаем чуть ли не одно имя девушки, которое означало бы сердечную благодарность Иегове за рождение ребенка, тогда как мужские имена весьма часто имеют такое значение; все нежные названия девушки, как «возлюбленная», «благоухающая», «пчёлка», «газель», «мирта», «пальма» и т. д., не могут изменить, по нашему мнению, этого факта. Женщина является собственностью сначала родителей, затем мужа; она — ценная рабочая сила, на которую после замужества возложена большая часть самых трудных домашних работ; так же, как и у мусульман, она не имеет права участвовать в религиозных обрядах.

В Вавилоне женщина находилась в ином, менее униженном положении; мы читаем, например, в сочинениях времён Гамураби о женщинах, которые присутствовали при богослужении в храмах; находим на юридических документах того времени имена женщин, подписавшихся в качестве свидетельниц и т. д.

В вопросе о положении женщин легче всего заметить, какое глубокое влияние оказала на Вавилон несемитическая культура сумерийцев.