Валерий Елманов - Перстень Царя Соломона

• Название: Перстень Царя Соломона
• Автор: Валерий Елманов
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010 г.
• ISBN: 978-5-9922-0538-1

Как быть, если девушка твоей мечты, случайно встреченная во время невероятного путешествия, так запала в душу, что жизнь без нее невозможна? И что делать, если тебя и ее разделяет не пространство, а само время, ибо она живет в далеком XVI веке?

Константин Россошанский – обычный парень, никогда не считавший себя суперменом, сумел решить этот вопрос. Он отправился в погоню за своей призрачной любовью. Опасно? Еще бы! Вот так вот окунуться в клокочущую Русь, где без острой сабли и заряженной пищали можно не дожить до следующего вечера, где потерять голову легче легкого, это даже не авантюра, а настоящее безумие.

Но когда ты любишь, ничто другое не имеет значения. Да и терять-то особо нечего. Разве что жизнь, но зачем она нужна без НЕЕ?

---

Едва узнав, что сын Ивана Михайловича спасен и находится в безопасном месте, она тут же без лишних слов осенила меня крестом, заявив, что меня не иначе как послал сам господь, вняв ее молитвам. Я засмущался, польщенный, хотя и не совсем убежденный в том, что именно всевышний выписал мою командировку, но, как оказалось, ловкая женщина не зря осыпала меня комплиментами, поскольку, по ее раскладу, везти мальчика к ее брату Дмитрию Ивановичу было больше некому – не супругу же этим заниматься?

Впрочем, по моему раскладу выходило то же самое. Куда уж ему. Опять-таки и должность у этого Меньшого та еще. Дьяк Разбойной избы – это все равно что генерал МВД, так что желающих подсидеть своего шефа из числа тех же подьячих – хоть завались. Плюс начальник, дьяк Василий Щелкалов. Тот тоже смотрит волком, перенеся свою неприязнь со старшего Висковатого на среднего. Вдобавок хоть брательник царского печатника и был мямлей, но все равно за ним и за его дворовыми людьми сейчас присматривали зорко. Иной раз и кроткого человека можно так достать, что он встанет на дыбки, а тут сгинули на плахе сразу два брата. Ну как чего-нибудь отчубучит?

Это по меркам двадцать первого века понятиям «род», «отечество», «предки» особого значения не придают. Разве что родству с каким-нибудь славным именем. А я – троюродная внучка Толстого, а мой троюродный прадед приходился племянником Тургеневу… Тут да, бывает, но все равно не то. Здесь же, в году тысяча пятьсот семидесятом от Рождества Христова, или в лето семь тысяч семьдесят восьмое от Сотворения мира, совсем иначе. Иной боярин на плаху готов лечь за непослушание, но за царским столом дальше другого боярина (подсчет мест велся от государева кресла), род которого, по его мнению, ниже, ни за что не сядет. И это в присутствии самого Иоанна Грозного. Вешай, руби, казни, царь-батюшка, а умаления «отечеству» своему не допущу.

Только пребывая тут, в этом времени, я и понял истинный смысл фразы: «За Веру, Царя и Отечество», особенно последнего слова в нем. Отсюда оно идет и означает отнюдь не абсолютное бескорыстие в самопожертвовании на поле брани. Фигушки. Помимо согласия пострадать за православие и власть, тут еще имеется и третье – за свой род. И когда представителей твоего рода тащат на плаху, а ты молчишь в тряпочку, значит, ты, в глазах Иоанна, прошел последнюю контрольную проверку. Если уж и эту обиду – не простую, смертную – сглотнул, в угоду царю наплевав на свой род, то, стало быть, можно смело ставить штамп: «К дальнейшей службе годен».

К тому же поездка, и желательно куда-нибудь подальше, как оказалось всего днем раньше, входила и в мои собственные планы. Теперь, после разговора с Ицхаком, состоявшимся накануне, точнее с его приказчиком, вернувшимся из-под Новгорода и сообщившим мне ошеломляющую новость, я сам жаждал отправиться хоть к черту на рога. Кострома так Кострома. Отлично. Лучше нее может быть только какой-нибудь Великий Устюг, потому что тот еще дальше, и намного.

Нет, ненаглядная, которую я давно в мыслях называл своею, не погибла от мора, да и в ближайшей перспективе смерть от чумы ей тоже не грозила, потому что в Новгороде ее не было, так что мой вояж туда отпадал. Где-то здесь она жила, в Москве, будучи… супругой боярина Никиты Семеновича Яковли.

Потому приказчики Ицхака и не сумели ее отыскать, когда бродили по подворьям. Розыск-то был объявлен на Долгорукую, а не на, прости господи, какую-то Яковлю. Ну и фамилию она себе подобрала. Пузатую и бесформенную, как квашня. Хотя постой-постой…

– А это не сын того, что…- повернулся я к Ицхаку.

– Сын,- кивнул он, угадав мой вопрос.

Я с тоской вспомнил поседевшего прежде времени старика, которого царь простил в день казни Висковатого, и горько усмехнулся. Как знать, может, та девушка в лазоревом сарафане, что метнулась подхватить еле стоявшего на ногах боярина Семена Яковлю, как раз и была моей мечтой, теперь уже бывшей? А я-то, дурак, даже не разглядел ее со спины. Да и не до того мне было – смотрел в другую сторону.

– Но это точно она? – попытался я усомниться, еще лелея безумную надежду, что произошла какая-то чудовищная ошибка, которая сейчас выяснится, и все встанет на свои места.

– Да точно, боярин,- обиженным тоном заявил приказчик и вновь принялся перечислять то, что ему удалось выяснить: – Княжна Марья Андревна Долгорукая, осьмнадцати годков от роду. Замуж князь ее выдал о прошлой осени. Батюшка жениха уделил им свои поместья, кои получил от государя-батюшки, так я не поленился и заехал туда на обратном пути, дескать, поклон передать – авось от Твери до Старицы по воде крюк не велик. Так что все как есть выведал и самолично оную княжну повидал.

«Точно,- вздохнул я.- Под Старицей я ее и встретил. Все сходится».

А приказчик все расписывал Машины прелести:

– Краса и впрямь неописуемая,- Он мечтательно закатил глаза,- Ходит, ровно пава выступает, засмеется, яко дукатом одарит. И сама вся сдобная да пышная…

– Коса русая? – перебил я, вопреки всему на что-то еще надеясь.

– Не разглядел под кикой мужниной,- развел тот руками.

– А лицо? Веснушек на лице не приметил? – вспомнил я увиденную пигалицу.

– Да что ты, боярин. Ликом она белым-бела, яко снег первый. Ни единого изъяна,- твердо заверил тот, и моя последняя надежда приказала долго жить.

Вместе с веснушками.

Расчет, который со мною произвел в тот же день Ицхак – я, собственно, приходил за ним,- был честен, но все мои, даже самые мелкие, расходы купец тщательно учел. Не забыл он ни мои нарядные одежды, ни коней, добавив стоимость комнаты на гостином дворе, где мы с ним поначалу проживали, и сминусовав еще триста пятьдесят рублей в счет выплаты процентов по тем распискам, которые отыскали у некоторых приказных людей при аресте. По ним мы оказались в должниках у приказа Большого прихода, а с его шустрыми подьячими лучше не связываться – себе дороже.

Словом, на руки мне причиталось не так уж много – тысяча семьсот десять рублей шесть алтын и три деньги.

Перепроверять за ним я не стал – не до того. Оглушенный услышанной новостью, я попросту махнул на все рукой. К чему теперь мне эти рубли? Да и того, что он насчитал, мне все равно с собой не взять – по весу это получалось больше семи пудов серебром. Пришлось на пару дней задержаться, пока Ицхак найдет для них выгодное размещение. В конце концов он отыскал надежное местечко – в Русской торговой компании, как называлось объединение английских купцов, торгующих с Русью. Взял их у меня некто сэр Томас Бентам на полгода с обязательством выплатить пять процентов с суммы.

Часть остальных денег ушла на покупку дорожных припасов, одежды для мальчика и приобретения для него возка с лошадьми. Можно было бы впрячь в возок мою и Андрюхину, но я отказался, оставив лошадь Апостола как резервную – мало ли что может случиться в дороге,- а своего коня для себя.

Я вовсе не собирался осваивать искусство верховой езды, просто не хотел сидеть в возке, отчаянно нуждаясь в одиночестве. К тому же чем больше трудностей, тем лучше. Когда идешь вечером в раскорячку, а в крестце будто кол, и спину нещадно ломит, а мышцы ног крутит судорога от усталости – горечь на душе ощущается не так сильно. Пускай она не уходит вовсе, но хотя бы отдаляется, и, надо сказать, на весьма приличное расстояние.

Нет-нет, не подумайте, что я сдался, опустил руки и поставил на моей мечте крест. Дудки! Если судьба хотела прибить меня этим известием, то вынужден ее разочаровать – ничегошеньки у нее не вышло. Удар, что и говорить, был болезненный и настолько чувствительный, что у меня даже перехватило дыхание. Охнуть и то навряд ли получится. Но я знал – перетерплю.

Чтобы я примирился с тем, что урожденная Мария Долгорукая, которая все равно в конечном счете должна стать и будет княгиней Монтекки, то бишь Россошанской, оставалась какой-то Яковлей?! Ха! Трижды ха-ха-ха! Плохо ж вы меня знаете, господа. Это только первый тайм, который мы уже отыграли и в котором я успел понять лишь одно – судья явно пристрастен и гол, забитый в мои ворота с нарушением всех правил, засчитал несправедливо.

Ну и ладно. На будущее будем знать. Мне бы только восстановить дыхание – очень уж больно. Лишь по этой причине я нуждался в перерыве, благо что время меня, увы, не лимитировало. Но ничего, съезжу в Кострому, по пути все обдумаю, почищу перышки, приведу себя в божеский вид, а дальше поглядим. Есть еще и второй тайм, мадам судьба, которая неправедная судья, и смиряться со своим проигрышем я не намерен – так и знайте. Пожалуйста, веди в счете… до поры до времени, но победить тебе все равно не удастся! И вообще, за одного битого двух небитых дают, так что я теперь вдобавок зол и страшен в своем праведном гневе. Пороховая бочка по сравнению со мной – ящик с песком. Эх, знать бы еще, на кого его обрушить.

Хотя нет, не так. На кого – я знаю, а вот как – вопрос. На поединок, что ли, муженька ее вызвать? Есть же сейчас на Руси «суд божий», который на самом деле является обыкновенной дуэлью. А что, мысль! Вот на нем я и приголублю голубка, чтоб знал, как отбивать чужих невест. Да так приголублю – мало не покажется. А там можно и посвататься… к вдове.