Мартин Стивен - Совесть короля

• Название: Совесть короля
• Автор: Мартин Стивен
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-17-057624-1

Скандальная эротическая переписка короля Якова I с молодым фаворитом и похищенные рукописи двух шекспировских пьес — угроза для знати. Если эти бумаги станут достоянием гласности — Англию сотрясет скандал, равного которому не было уже несколько столетий. Но кто дерзнул шантажировать самого монарха? Скромный книготорговец, который, по слухам, хранит и письма, и пьесы? Это смешно. За ним явно кто-то стоит, но кто?

Всесильный шеф тайной службы сэр Роберт Сесил смертельно болен. Он, призвав отошедшего от дел Генри Грэшема, приказывает найти рукописи и любой иеной нейтрализовать шантажиста. Генри не впервой играть со смертью, распутывать хитрые интриги и оказывать английской короне услуги самого деликатного свойства. Но на этот раз у него появляется помощница — леди Джейн, его прекрасная супруга.

---

Кондел взял в руки палку и поковырял комок. Половина его была бесформенной, расплавившись в горниле пожара, однако вторую половину при желании можно было узнать. Это был железный ошейник, от которого тянулся обрывок цепи. Черт побери, в каком же спектакле они пользуются этой бутафорией? Ах да, в «Тамерлане», там у них массовка с пленниками. И как он сразу не вспомнил? Наверное, ошейник свалился откуда-то с Галереи лордов. Да, жаль, что их старый добрый «Глобус» был построен не из железа, вздохнул Кондел. Тогда бы он точно не сгорел.

Ладно, будем утешать себя тем, что это несчастный случай. Ведь ни Марло, ни Шекспиру не пришло быв голову подпалить театр.

Эпилог

Представление окончено.

Уильям Шекспир. «Буря»

12 августа 2013 года

Библиотека Кембриджского университета

Кембридж, Англия

Во время долгих летних каникул библиотеку закрывали в семь вечера. Это вызывало у него досаду, потому что он мог приехать сюда только в августе и два-три дополнительных часа, как бывало, когда шли занятия, стали бы для него подарком судьбы. Родной колледж помогал найти крышу над головой, а вот с питанием было туго. Эти три недели интенсивного поиска в Кембридже оставались для него почти непозволительной роскошью. Приходилось экономить на всем — ведь у него молодая жена и малолетние дети.

До закрытия библиотеки оставался еще один час, однако ретивая администрация уже развернула кампанию по выдворению посетителей из читального зала. Напоминания о том, что выдача книг прекращена, начались уже в половине шестого и достигли своего пика в шесть. После шести персонал библиотеки, обычно всегда готовый помочь, начал выразительно покашливать и демонстративно собирать личные вещи, всем своим видом давая понять, что рабочий день окончен.

Посетитель еще не просмотрел до конца даже один ящик из восьми, заказанных сегодня утром, — с документами, посвященными жизни и деятельности Ланселота Эндрюса, епископа епархии Или. «Неужели я когда-нибудь закончу свою диссертацию?» — подумал он. А ведь на нем еще висит целый приход, занимающий добрую часть Ланкашира. Теперь же к этим заботам прибавились еще двое детей и тяжкая необходимость зарабатывать деньги. Ученый торопливо пробегал глазами бумаги — а ведь в юности наверняка бы провел целое утро за изучением одного-единственного листка.

Он уже почти встал, чтобы отнести ящик назад к столу библиотекаря, когда что-то привлекло его внимание.

Согласно каталожному шифру, в ящике хранились неопубликованные бумаги, имевшие отношение к проповедям покойного епископа. В принципе ничего вдохновляющего. Ланселот Эндрюс писал четко, гладко и с похвальным знанием темы. И если он что-то выбросил, то, скорее всего, как малоценное. По всей видимости, в ящике хранились бумаги второстепенной значимости, от которых вам, если вы посвятили себя исследованию жизни великого человека, не будет никакой пользы. А вот современные методы консервации старинных документов поражали. Процедура инъекции — кажется, ее правильное название «осмос» — предохраняла старые рукописи от воздействия высоких температур и света. Правда, это означало, что бумаги можно было класть лишь друг на дружку, а брать в руки — лишь смазанными вазелином пальцами, дабы не повредить невидимый барьер. Еще эта методика помогала сохранить естественный цвет бумаг. Именно по этой причине и привлек его внимание этот ящик: оттуда торчал уголок листа, отличный по цвету от тех, которые он уже просмотрел. На вид — скорее век XVIII, нежели XVII. И ученый вновь опустился на стул — опустился тяжело и устало, хотя сам ни за что бы в этом не признался. Может, все-таки открыть ящик? Если в конце дня он скажет библиотекарю, что они ошибочно поместили один документ не туда, то это будет своего рода достижением.

Оказалось, это папка — неуклюжая, сделанная в XVIII веке версия современной папки с кармашками. В описи она значилась как «ГРЭШ». Историк, занимающийся периодом конца XVI — начала XVII века, тотчас узнал бы в этом сокращении имя «Грэшем». Судя по всему, папка вела свою историю от одной из первых попыток привести в порядок бумаги семейства Грэшемов, то есть примерно с 1780-х годов. Все бы хорошо, но, увы, несмотря на благие намерения, безвестному архивариусу явно не хватало научной четкости. Папка, безусловно, являлась частью коллекции Грэшема, однако на какой-то стадии ее переместили в собрание бумаг Эндрюса. Очень интересно, подумал он, и мысль его вновь пришла в движение. Мимо тяжелой походкой прошел библиотекарь. Сделав вид, что ничего не заметил, посетитель открыл папку.

Вот она! Знакомая бумага, какой обычно пользовался Эндрюс, узнаваемый размашистый почерк — после трех лет кропотливых трудов он читал его с той же легкостью, как и свой собственный. А потом еще несколько листков, исписанных уже другим почерком. Бумага тоже другая. Ладно, эти могут подождать. И он переключил внимание на письма, вышедшие из-под пера Эндрюса.

Шифр! Эндрюс пользовался для своих писем простым кодом — например, когда переписывался со своим другом Фрэнсисом Бэконом или когда хотел сказать что-то расплывчато-неприличное об их общем знакомом, священнике или придворном. Смышленый библиотекарь в XVIII веке заметил шифр и понял, кому тот принадлежал. Одно «но»: ключа, чтобы расшифровать код, у него не оказалось. С редкостной свободой, свойственной тому времени, библиотекарь переместил бумаги из папки «ГРЭШ» в папку «ЭНДРЮ» в надежде, что позднее кто-нибудь их расшифрует.

Впрочем, вполне может статься, что овчинка выделки не стоит: очередные придворные сплетни. И все же какое-то подспудное чувство вынудило его вынуть из собственной палки таблицу и перевести шифр на английский. Текст начинался обращением. Сидевший за столом библиотекарь принялся с шумом разбирать книги, бумаги и ящики. Он сделал вид, что не замечает этой бурной деятельности.

Милорду Генри Грэшему, первому барону Грэнвиллу и другу моего сердца.

Я уже одной ногой в могиле, мой друг, и вскоре узнаю, какой приговор вынесет моей жизни мой Создатель, в которого я верю всем своим сердцем…

Боже, неужели он читает эти строки? Ранее неизвестное завещание великого человека!.. Обращенное к одной из самых прославленных фигур того времени! Да пусть библиотекарь хоть лопнет от злости, он сделает вид, что его это не касается. Человек бросил взгляд от ключа к оригиналу, и его руки затряслись от волнения. Сжимая дрожащими пальцами дешевую шариковую ручку, он принялся выводить на стандартном листе бумаги текст — выводить нарочито медленно, хотя мысли его успели убежать далеко вперед.

…Вы спасли мою репутацию и, возможно даже, мою душу, когда забрали у меня мои пьесы и передали их Уильяму Шекспиру. Сейчас я готов признать то, что отказывался признать раньше. Они всегда принадлежали ему, хотя тщеславие пыталось убедить меня в том, будто они принадлежат мне.

Уильям Шекспир?.. Он вновь пробежал глазами по символам шифра. Нет, он не ошибся. Шекспир. Уильям Шекспир. Пьесы? Пьесы, написанные человеком, которому приписывается большая часть перевода Библии короля Якова? Ученый решил продолжить расшифровку дальше, но тут его внимание привлек нижний листок в ящике. Совсем другая бумага, дешевая. И почерк другой, более мелкий. В ту пору хорошая бумага была дорогим удовольствием. Лишь епископы да самые богатые из лордов могли позволить себе писать размашистым почерком на столь ценном писчем материале.

Славный и досточтимый лорд!

Честь, какую Вы оказали мне, прислав последний пакет, не знает границ, равно как и мое восхищение тем мастерством, какое Вы привносите в это самое благородное из всех искусств. Что может предложить Вам взамен такой скромный бумагомаратель, как я, ведь даже самые искренние слова благодарности прозвучали бы подобно оскорблениям. Именно по этой причине, полагая, что даже самое благородное здание нуждается в труде простого каменщика, дабы приобрести завершенные формы, я нижайше прошу Вашего согласия позволить мне приложить к нему мою скромную руку. Именно по этой причине я прежде всего хотел бы спросить у Вас, достаточно ли название этого произведения, а именно «Волшебство человека», отражает его непревзойденную ценность. Не уместнее ли будет сказать, что столь великая пьеса, как Ваша, способна разбудить в умах у зрителей бурю мыслей, а в душах их — бурю чувств…

Письмо было длиной в пять страниц. Прежде чем продолжить расшифровку, он сдвинул верхние листки, чтобы посмотреть на последнюю из пяти.

Подпись:

Уильям Шекспир.

На какое-то мгновение мир вокруг него словно куда-то пропал. Затем постепенно цвет, свет и звуки вернулись в него, а вот сердце продолжало бешено биться, готовое в любую минуту выскочить из груди.