Марина Дяченко - Дикая энергия. Лана

• Название: Дикая энергия. Лана
• Автор: Марина Дяченко
• Издательство: ПП «Видавництво „Теза“»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 966-8317-84-Х

Здесь люди работают пикселями. Энергию жизни получают по проводам. Существа с огромным ртом подстерегают самоубийц. На вершинах покинутых небоскребов вьют гнезда бунтари, глубоко в заброшенном метро живут люди-кроты, и каждый день вагончик канатной дороги отправляется на Завод — легендарное место, где, как говорят, все счастливы…

«Дикая энергия» читается на одном дыхании и обращена в первую очередь к юному поколению. Вместе с тем это роман-метафора, который будет интересен читателям любого возраста.

На международном конгрессе фантастов «Еврокон-2005» (Глазго, Шотландия) Марина и Сергей Дяченко признаны лучшими фантастами Европы.

Известная певица Руслана, победитель «Евровидения», создает новый стиль-проект в жанре фэнтези по мативам этого романа.

---

Хлопают двери и ставни. Громко перешептываются люди, мужчины и женщины. На сердце становится легче, когда вижу, что они уцелели: братья, сестры, родители и дети тех, кого я увела на погибель. Они сбегаются на звук набата, на зов бегущей по селу новости. Не решаются подойти — замирают поодаль, глядя на меня, как на привидение.

У меня за спиной тесная группка. Огромный мускулистый Алекс небрежно придерживает разрядник — дулом в землю. Перепелка, прищурившись, разглядывает людей-волков. Мавр стоит справа от меня, Лешка слева. Лифтер прикрывает тыл.

Почти совсем стемнело.

— Зажгите огонь, — говорю властно.

Приносят факелы. В свете их вижу Ярого, и у меня падает сердце. Он стоит в толпе, в самой глубине, и за руку его держится… Да, я не ошиблась. Это Безымянная, и она беременна.

Тем лучше, думаю я. Еще одна оборванная нить. Еще один шаг к свободе.

— Мы из города, — говорю глухо. — Завтра мы остановим Завод. То есть не остановим, а… — Я не знаю, как объяснить, и потому запинаюсь.

— Откуда ты взялась? — резко спрашивает Безымянная. — У тебя хватило совести прийти сюда с того света? Где наши братья, ты, Царь-мачеха?!

— Ваши братья мертвы, — говорю я. И опять запинаюсь.

Толпа гудит.

Мавр делает шаг вперед — поджарый, хищный, безжалостный.

— Нам не нужно ваше одобрение, — его голос разом обрывает все разговоры в толпе. — Нам нужны от вас… эти, как их. Трембиты. Барабаны. Бубны. Все, что призывает дождь и гром.

Воцаряется тишина. Слышно, как шумит лес на далеких горах.

Перепелка крепче обнимает детей.

— И поесть, — тихо говорит девочка.

Разводим костер в стороне от поселка, рядом с брошенной норой Головача. Я не решаюсь туда войти.

— Ты должна остаться, — в сотый раз говорю Перепелке. Хотя она давно уже согласилась: мысль о том, чтобы бросить детей одних среди враждебных людей-волков, сводит ее с ума.

Из поселка прибегают, лопаясь от любопытства, подростки; я едва узнаю их, так они выросли. Приносят барабаны, бубны и пару трембит. Мало. С тех пор, как мастер Ясь не вернулся с завода, трембиты делает его старуха, но она почти слепая и не может много работать…

Несколько недель назад механические слуги Завода разорили пастбище в горах — захватили пастухов, троих парней из рода Рогача, и утащили с собой. Но в поселке чудищ не видели.

После неудачного похода на Завод три рода долго не могли опомниться. По всем горам летал плач невидимой трембиты. Царь-матери нет, и праотцовские законы пошатнулись. Безымянная, вопреки запрету, взяла себе мужа, да не из последних — Ярого. У них будет ребенок.

Лето было урожайным. Дичи полно. Кабы не это, неизвестно, что было бы с тремя родами. А так — живут помаленьку. В каждом роду — свой предводитель, а вместе сходятся разве что на свадьбах. Но свадеб мало в этом году — лучшие-то парни полегли…

— Неужели, Царь-мать, ты пойдешь опять на Завод? — с восторгом спрашивает чернявый парнишка с голубыми, как у Головача, глазами. — Не страшно?

Еле удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от того, как он меня назвал: Царь-мать… Царь-мачеха…

— Пойду. И на этот раз у нас получится, вот увидишь.

Он кивает. Ему, как и его приятелям, очень хочется расспросить пришельцев о жизни в городе, но они боятся подступиться.

Наконец подростки с неохотой уходят. Лифтер чуть ли не впервые в жизни греет руки у настоящего огня, на лице у него — недоверчивая полуулыбка. Мавр и Алекс спят. Перепелка сидит у изголовья мужа, мне неловко смотреть ей в глаза. Ложусь на спину и смотрю на звезды.

Пощади их, говорил Хозяин.

Но ведь если бы не они… я и сама бы не решилась. И, что бы там я ни говорила мальчишке-волчонку, мне страшно. Я даже не знаю, чего боюсь сильнее: смерти или поражения.

Там, на мембране, всего лишь танец… Это ведь не больно?

Под утро земля берется инеем. Трава, еще вчера зеленая, разом жухнет. Желтые листья, вчера украшавшие лес, теперь лежат под ногами лимонно-бурым ковром. Небо ясное. Поздняя осень. Ждать грозы в такой день — по меньшей мере безумие.

— Может… потом? — тихо спрашивает Перепелка.

Не глядя на нее, мотаю головой. Алекс проверяет разрядник.

— Сколько осталось? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Думаешь, я что-то понимаю в этих штуках? Что-то осталось… У них запас должен быть. Наверное.

Больше мы ничего не говорим.

Наспех завтракаем. Перепелка обнимает Маврикия-Стаха. Девочка не понимает, что происходит. Мальчик кажется каменным. Я вспоминаю, как он переносил боль, когда сломал ногу.

Кладу ему руки на плечи.

— Слушай… Ты понимаешь, да? — Показываю глазами на Перепелку.

— Да, — говорит он отстраненно. — Не беспокойся.

И мы выходим. У меня на плече барабан, Лифтер несет две трембиты, Алекс вооружен разрядником и большим плоским бубном. Мавр идет позади, не отрывая глаз от заиндевевшей травы под ногами.

На окраине поселка нам преграждают дорогу.

Подросшие братья и сыновья тех, кого я погубила. Несколько молодых женщин. Всего человек двадцать. Много. Я быстро оглядываюсь на Алекса: хорошо бы обойтись без стрельбы.

Вперед выходит парень, вчерашний подросток, недюжинного роста. Он очень похож на Охотницу. Я просто поражаюсь этому сходству.

— Царь-мать, — говорит он хрипло, — если ты идешь на Завод, возьми и нас с собой. Мы танцуем Аркан лучше всех в поселке.

Мавр наконец-то отрывает глаза от земли. Алекс опускает разрядник.

— Ладно, — говорю после секундной паузы. — Надеюсь, вы догадались захватить… что-нибудь, что гремит?

Отойдя от поселка подальше, оборачиваюсь. Это место стало мне родным. Мой дом. Жаль, что все так вышло.

Успеваю увидеть человеческую фигуру на окраине: мужчина стоит, глядя нам вслед. Ярый?

Наверное, показалось.

Когда мы поднимаемся на пригорок перед Заводом, на небе нет ни одной тучки. Ветер срывает остатки листьев, делая лес прозрачным, открывая его солнечным лучам. От яркого света у диких слезятся глаза. И у меня тоже, хоть и не так сильно.

Волчатам, впервые увидевшим Завод, не по себе. Я смотрю на него спокойно и обреченно: бетонный саркофаг. Рыжий лес справа и слева. Клубящийся желтый туман (мои ноздри вздрагивают, я вспоминаю его запах). Громоотводы. Углы ржавых металлических конструкций.

Я пытаюсь увидеть будущее, хоть краешком. Но не могу. Кашляю, прочищая горло.

— Слушайте меня. Все вместе идем к Заводу и призываем грозу. Там, под стеной, нас накроет антиритмом. Мы перестанем слышать себя. Это — как в кошмаре, как в пустоте. Не сдавайтесь, стучите, кричите, нам надо греметь, чтобы заглушить эту тишину! А потом… двери откроются. Наверное, выйдут автоматы. Алекс… попробуй сбить их из разрядника, хорошо? Остальные… Нам надо прорваться внутрь. За мной — в дверь. Я выведу к мембране… к распадателю. Но если мы не доберемся, все впустую, опять все пропало, это ясно?!

— Не кричи, — говорит Алекс. Я только теперь осознаю, что ору во весь голос.

— Извини… — облизываю губы. — Ну…

Перехватываю поудобнее свой барабан. Вытаскиваю из-за пояса барабанные палочки. Заношу их над декой, на мгновение замираю…

Там-м. Там-м. Бум-м. Бу-бум-м.

Началось.

Мой ритм подхватывают барабаны. Гремят змеевики. Ухают, заливаясь, бубны. Ревут трембиты. Мы идем вниз по холму. Стараюсь не смотреть на поросшие травой холмики у стены. Смотрю на ворота. Только на них.

Створки плотно сомкнуты.

Он там, за этими створками. Сидит в рубке. Или бродит по коридорам. Или смазывает сочленения железных автоматов — слуг Завода, рабочих и убийц. Сердце Завода, сшитое из бронированных пластин. Я не должна о нем думать.

— Гр-ром! — гремит мой барабан. — Гр-ром, к нам!

Солнце сияет вовсю, вижу свою тень на пожухлой траве, но мне плевать. Я иду на Завод. Я вернулась, но не побежденной. Не на заклание. Я вернулась!

И палочки в моих руках вдруг сами собой меняют ритм.

— Я иду! — ревет теперь барабан. — Я иду! Я пришла!

Завод приближается, нависает темной громадой, но я не смотрю на него. Я жду, ощетинившись, когда наступит тишина…

И она наваливается.

Раньше мне казалось, что я к ней готова. Теперь понимаю — нет. К этому нельзя быть готовым. Это как смерть пришла. Я не слышу ни своего голоса, ни голосов друзей, ни ветра, ни дыхания. Знаю: каждое мое усилие, каждый звук возвращаются обратно, вывернутые наизнанку. Моя воля возвращается безволием тысяч синтетиков, и на выходе получается ничто, ноль. Моя любовь возвращается ненавистью Стефана-Ловца, ненавистью множества людей, которых я лишила спокойной удобной жизни. Будто иду навстречу своему зеркальному отражению, сейчас столкнусь с ним — и исчезну, словно меня и не было…

Я понимаю: все усилия напрасны. Как ни бултыхайся, как ни борись, навстречу пойдут реверсные волны, вывернут наизнанку дела и намерения, и будет тишина. Абсолютный ноль.