Франс Бенгстон - Викинги

• Название: Викинги
• Автор: Франс Бенгстон
• Жанр: Классическая проза

Действие исторического романа Франса Г. Бенгстона "Викинги" охватывает приблизительно годы с 980 по 1010 нашей эры. Это - захватывающая повесть о невероятных приключениях бесстрашной шайки викингов, поведанная с достоверностью очевидца. Это - история Рыжего Орма - молодого, воинственного вождя клана, дерзкого пирата, человека высочайшей доблести и чести, завоевавшего руку королевской дочери. В этой повести оживают достойные памяти сражения воинов, живших и любивших с огромным самозабвением, участвовавших в грандиозных хмельных застольях и завоевывавших при помощи своих кораблей, копий, ума и силы славу и бесценную добычу.

В книгу входят роман Франса Г. Бенгстона Викинги (Длинные ладьи) и глпавы из книши А.В. Снисаренко Рыцари удачи. Хроники европейских морей. Рис. Ю. Станишевского

Серия "Легион": Собрание исторических романов. Выпуск 5. Издательство OctoPrint, Москва 1993

---

Задумчивый взгляд Спьялле бродил по лицам си­дящих рядом с ним.

— В своем незнании я сказал много лишнего,— сказал он,— и рассердил священника. Но мы дей­ствовали только в соответствии с нашим древним обычаем, поскольку так поступают всегда, когда ка­кой-либо из шведских королей отправляется в путь к богам. И ты сказала, женщина, что я здесь не среди врагов.

— Она сказала правду,— сказал Орм,— тебе здесь не причинят вреда. Но ты не должен удивляться тому, что мы, которые все являемся последователями Хрис­та, считаем злом убийство священника.

— Сейчас они уже среди блаженных мучеников,— сказал отец Виллибальд.

— Они там счастливы? — спросил Спьялле.

— Они сидят по правую руку от Бога и живут в гаком блаженстве, которого не может представить себе ни один смертный,— ответил отец Виллибальд.

— Тогда им там лучше, чем когда они были живы,— сказал Спьялле,— потому что в доме короля Эрика с ними обращались как с рабами.

Йива засмеялась:

— Ты заслуживаешь похвалы, а не порицания,— сказала она,— за то, что помог им достичь такого счастливого положения.

Отец Виллибальд сердито посмотрел на нее и ска­зал, что ему не нравится, что она относится к этому так легкомысленно.

— Такая глупая болтовня была тебе простительна, когда ты была всего лишь бездумной девчонкой,— сказал он,— но сейчас, когда ты — мудрая домохозяй­ка с тремя детьми, получившая много христианских наставлений, ты должна бы понимать.

— Я — дитя своего отца,— отвечала Йива,— и я что-то не помню, чтобы он совершенствовался духовно от того, что заводил детей, и от всех наставлений, полученных им от тебя и от епископа Поппо.

Отец Виллибальд печально покачал головой и слег­ка погладил себя рукой по затылку, что было его привычкой, когда упоминалось имя короля Харальда, потому что он все еще носил на своей голове след распятия.

— Нельзя отрицать, что король Харальд был боль­шим грешником, сказал он,— а в том случае, о котором ты говоришь, я чуть было не присоединился к армии блаженных мучеников. Однако во многом он был по­хож на царя Давида — и сходство, пожалуй, будет еще заметнее, если сравнивать его с королем Свеном — и я не думаю, чтобы ему доставило удовольствие слышать, как его дочь шутит по поводу убийства священника.

— Все мы — грешники,— сказал Орм.— Даже я не исключение, поскольку не единожды бил священников во время наших походов в Кастилию и Леон, когда мы штурмовали христианские города и жгли их церкви. Их священники храбро сражались с нами копьем и мечом, и мой господин Аль-Мансур приказал, чтобы мы всегда убивали их первыми. Но это было тогда, когда я мало что понимал, так что думаю, что Бог не станет судить меня за это слишком строго.

— Моя удача лучше, чем я предполагал,— сказал Спьялле,— поскольку я вижу, что попал к честным людям.

Бледный молодой юноша с короткой черной боро­дой, четвертый из них, до этого момента сидел молча и потупив взор. Теперь, однако, он вздохнул и сказал:

— Все люди — грешники. Увы, это правда! Но ни один из вас не носит на совести такого бремени, как я. Я — Райнальд, недостойный священник Божий, каноник доброго епископа Эккарда Шлезвигского. Но родился я в Зюльпихе, в Лотарингии, и был раньше магистром кафедральной школы в Аахене, а сюда пришел потому, что я — грешник и очень несчастный человек.

— Да, таких нищих, как вы, еще поискать,— сказал Орм,— потому что у всех вас есть интересная история. Если и твоя история интересная, Райнальд, давай послушаем ее.

— Истории о грехе всегда интересно слушать,— сказала Йива.

— Только в том случае, если слушаешь их с набож­ным состоянием ума и делаешь из них полезные вы­воды,— сказал отец Виллибальд.

— Из моей истории, боюсь, можно извлечь много уроков,— сказал магистр печально,— потому что с двенадцати лет я — самый несчастный человек. Мо­жет быть, вы знаете, что в пещере между Зюльпихом и Хаймбахом живет мудрая женщина по имени Радла, которая может заглядывать в будущее. Моя мать отвела меня к ней, она хотела знать, буду ли я счас­тлив, если стану священником, поскольку у меня была сильная тяга к тому, чтобы стать слугой Божьим. Мудрая женщина взяла мои руки в свои и долго сидела, раскачиваясь и стоная, с закрытыми глазами, так что я думал, что умру от страха. Наконец, она стала говорить и сказала, что я буду хорошим священ­ником, и многое мне удастся. «Но одно несчастье ты будешь носить с собой,— сказала она,— ты совершишь три греха, и второй будет тяжелее первого, а третий — самый тяжелый из всех. Такова твоя судьба, и от нее не уйдешь». Таковы были ее слова, а больше она ничего не сказала. Мы горько заплакали, я и моя мать, когда шли домой от ее пещеры, потому что хотели, чтобы я был святым человеком, свободным от греха. Мы пошли к нашему старому священнику попросить совета, и он сказал, что человек, который совершил только три греха за всю свою жизнь, может считаться счастливым, но мне от этого было не легче. Итак, я поступил в церковную школу в Аахене, и ни один из учащихся не был столь ревностен и трудолюбив, как я, или более настойчив в избегании греха. Как по латыни, так и по литургии я был лучшим учеником, а к тому времени, когда мне исполнился двадцать один год, я знал Евангелие и Псалмы наизусть, а также большую часть Посланий к галатам и к фессалонийцам, что было слишком трудно для большинства сту­дентов, поэтому декан Румольд хвалил меня и сделал своим дьяконом. Декан Румольд был старик с голосом, как у быка, и с большими блестящими глазами. Люди дрожали, когда он обращался к ним, и превыше всего он любил две вещи, после святой Церкви Христовой: вино со специями и знания. Он был знатоком в таких малоизвестных и трудных науках, что мало кто мог понять даже их названия, таких, как астрология, чер­ная магия, алгоризм, и говорили, что он мог разгова­ривать с императрицей Теофано на ее родном визан­тийском языке. В молодости он бывал в восточных странах вместе с ученым епископом Лютпрандом Кремонским и рассказывал замечательные истории о тех местах. Всю свою жизнь он собирал книги, которых у него теперь было более семидесяти, и часто по вече­рам, когда я приносил ему в комнату горячее вино, он учил меня науке или разрешал мне почитать ему вслух из работ двух древних поэтов, которые были в его библиотеке. Одного из них звали Статий, он писал трудным языком о древних войнах, которые проходи­ли между Византией и городом Фивы. Другого звали Эрмолдус Нигеллус, его было легче понимать, он рас­сказывал о благословенном императоре Людвиге, сыне великого императора Карла, и о войнах, которые он вел против язычников в Испании. Когда я делал ошиб­ки, читая Статия, старый декан ругал меня и бил палкой, говоря, что я должен любить его и читать тщательно, потому что это — первый римский поэт, ставший христианином. Я старался угодить декану и избежать его палки, поэтому слушался, как только мог. Но я никак не мог полюбить этого поэта, как ни старался. Кроме того, был еще и третий поэт, стихи которого имел декан, они были в более красивых обложках, чем другие, и я иногда видел декана, сидя­щим над ними и что-то бормочущим. Когда он читал эти стихи, настроение его улучшалось, и он часто посылал меня купить побольше вина, но мне он никог­да не давал читать эту книгу. Это вызывало во мне любопытство, хотелось узнать, что там написано, и однажды вечером, когда декан ушел к епископу, я вошел в его комнату и стал искать эту книгу, и нако­нец нашел ее в маленьком сундучке, стоявшем под стулом. В начале книги были «Правила для магистра», это — советы святого Бенедикта на тему того, как вести святую жизнь, а после этого шли рассуждения о целомудрии, автором которых был некий англичанин по имени Альдхельмус. Затем шла большая поэма, красиво и очень красочно иллюстрированная. Она называлась «Арс аманди», что означает «Искусство любви», и была написана древнеримским поэтом Ови­дием, который, вне всякого сомнения, не был христи­анином.

Магистр печально взглянул на отца Виллибальда, когда достиг этого момента своего рассказа, и отец Виллибальд поощряюще кивнул.

— Я слышал об этой книге,— сказал он,— и знаю, что ее очень любят глупые монахи и ученые мо­нашки.

— Это — зелье самого Вельзевула,— сказал ма­гистр,— и все-таки она слаще, чем мед. Мне было трудно понять все, поскольку в ней было много слов, которые не встречаются в Евангелии и в Посланиях, да и у Статия тоже. Но мое желание понять написан­ное было не меньше моего страха перед тем, что в ней могло содержаться. О содержании ее я ничего не скажу, кроме того, что там было полно деталей, каса­ющихся ласк, сладкопахнущих веществ, странных мелодий и всех форм чувственного наслаждения, ко­торое могут получать мужчина и женщина. Поначалу я боялся, не будет ли великим грехом читать об этом, но потом я уговорил себя (это во мне говорил Дьявол) и решил, что то, что является подходящим для муд­рого декана, не может быть греховным чтением для меня. Похотливый Овидий был действительно вели­ким поэтом, хотя и полностью на стороне Дьявола, и я удивился, что его стихи запомнились мне без каких-либо усилий с моей стороны — намного легче, чем Евангелие или Послание к галатам, хотя я очень ста­рался запомнить их. Я читал до тех пор, пока не услышал снаружи шаги декана. Когда он вошел, то сильно отлупил меня палкой за то, что я забыл встре­тить его с факелом и помочь ему войти в дом. Но я почти не заметил боли, поскольку мои мысли занима­ли другие вещи. И потом еще два раза, когда его не было дома, я проникал в его комнату и таким образом дочитал книгу до конца. В результате этого со мной произошла большая перемена, с этого времени голова моя была полна греховными мыслями в мелодичней­ших стихах. Вскоре после этого за мои знания, меня сделали магистром в кафедральной школе, где все у меня шло хорошо до тех пор, пока я не получил вызов к епископу. Он сказал мне, что богатый торговец Дудо в городе Маастрихте, человек, известный своей на­божностью, даривший богатые подарки Церкви, поп­росил, чтобы ему прислали благочестивого и знающего священника для обучения его сына христианским добродетелям, а также письму и счету, и епископ выбрал для этой миссии меня, поскольку декан считал меня самым лучшим из молодых преподавателей и единственным, кто знает трудное искусство счета. Для того, чтобы я мог также проводить богослужения в доме торговца, добрый епископ возвел меня в ранг пресвитера с правом выслушивать исповеди, и я сразу же отправился в Маастрихт, где меня уже поджидал Дьявол.