Юрий Буйда - Домзак

• Название: Домзак
• Автор: Юрий Буйда
• Жанр: Современная проза

---

- Пусть сами разбираются...

Кирцер из коридора делал знаки Байрону.

- Извини. - Байрон поднялся. - Сейчас вернусь.

- А я пока трусики переодену, - хихикнула Диана. - И проверю, как там себя Герцог чувствует. Сегодня я хозяйка. Ты понимаешь?

- Меня тоже очень интересует его самочувствие.

Он с трудом улыбнулся ей.

Байрон чувствовал тяжесть во всем теле и при этом - усталость и пустоту в груди.

- Только что в камере обнаружили тело Звонарева, - вполголоса сообщил Кирцер. - Он перепилил себе горло куском ножовочного полотна.

- Перепилил?

- Может, с собой пронес, может, в камере отыскал. - Кирцер выругался. Ты представляешь? Двенадцатисантиметровым куском ножовочного полотна перепилить себе горло! А потом лег на койку лицом вниз. Дежурный велел ему чаю дать на сон грядущий, вот и обнаружилось. Дай закурить! - Пыхнул дымом. - Слава Богу, дал признательные показания, все честь по чести, с росписью и датой. Во всем, гад, сознался. Я поехал. Извинись за меня перед матерью.

- Можно через кухню выйти, Евсей Евгеньевич, - предложил Байрон. - Где ваша фуражка?

- В машине. - Он поднес к уху мобильник. - Лиховцев, к воротам, живо! Через кухню?

Байрон проводил его к черному входу и вернулся в зал.

- Что-то случилось? - спросила Майя Михайловна. - Кирцер даже не попрощался.

- Просил извинить: срочные дела.

- А. И вы тоже?

Мэр развел руками.

Байрон остановился за спиной Оливии и, выждав мгновения, когда Герман Лудинг отвлечется на разговор с соседкой слева, вполголоса произнес:

- Мне нужен укол. Тот самый.

- Придется подождать. - Оливия взглянула на него снизу вверх. - Тебе неплохо бы сейчас прилечь: на тебе лица нет.

- Его на мне давно нет.

"Мы отдохнем!"

Байрон не раздеваясь лег поверх одеяла и закурил.

Мысль, которая тревожила его, казалась дикой, абсурдной, потому что ни в какую логическую схему не укладывалась, но эта мысль не отвязывалась: в той цепи - Обезьян - Таты - Тавлинский - дед оказывался лишним. Понятны убийства Татищевых-старших и их отпрыска, которые были заказчиками убийства Звонарева-старшего. Но остальное-то, то есть дед и вся история с Оливией, непосредственного отношения к убийству не имело. Может, он переоценил Виктора? Дед усложнял комбинацию, превращая ее в какую-то шахматно-философскую партию. Звонарев-младший ни разу не обмолвился о том, что Таты сговорились с дедом ради освобождения Оливии. Более того, подумал Байрон, этот ход старика Тавлинского был для них неожиданностью. Недаром же они так лютовали, узнав, что их любимый Тата в благодарность за услуги Оливии завещал ей солидный кусок своего пакета акций. А только это и было целью деда. Только ради этого он и использовал Оливию. И, если судить по характеру отношений Татищевых-младших и Тавлинского-старшего, вряд ли они были готовы за чашкой чая обсуждать варианты ликвидации Миши Звонарева. Конечно, дед мог шепнуть своему старинному приятелю Тате, что Оливия связана, а уж тот и сам сделал бы выводы, то есть приказал бы детям решить проблему. Но так ли уж она была связана, чтобы еженедельно не уделять ночь-другую старому Тате? Кто бы мог ей помешать? Ведь оставалась же она - и довольно часто - ночевать у Тавлинских, боясь вспышек Мишиного буйства. Значит, и дед мог не считать эту формальную связь Оливии с Мишей серьезным препятствием. Во всяком случае, не настолько серьезным, чтобы "заказывать" человека. Как-то не вязался образ деда-"заказчика" с тем, который составил для себя Байрон. Он, конечно, типичная жаба новейшего русского национал-капитализма, но и человек из другой эпохи. Да вдобавок за ним была сила - власть, милиция и все такое. Он обманывал, блудил, унижал, вилял, но, что бы он ни вытворял, все это не выходило за рамки образа человека, с молоком впитавшего сталинскую этику - пусть искореженную - службиста, дисциплинированного и внешне законопослушного. Он был интриган в самом широком смысле слова. Интриган, а не убийца. Он убивал хитро составленными договорами, душил кредитами и векселями. Вот почему его так измучил Домзак. Точнее, та октябрьская ночь сорок первого года. Не будь той ночи, он бы внукам разве что анекдоты о проделках зеков рассказывал, да и то - вряд ли. Служба как служба. И вдруг в одну ночь служба становится кошмаром наяву, который, преображаясь, преследует его десятилетиями. Байрон не мог поклясться, что дед во всем этом деле с Мишей Звонаревым чист, яко агнец, но у него угасла уверенность в собственной правоте, которая поддерживала его в разговоре с Виктором Звонаревым. А он признался в смерти Тавлинского-старшего и перепилил себе горло ножовкой...

Байрон застонал.

Рывком сел на кровати, налил из кувшина самогонки и выпил.

Перепилил горло ножовкой.

Значит, деда убил не Виктор.

Он схватил мобильник, набрал номер.

- Аршавир, привет!

- Наконец-то! Мы уж с Артемом заждались, командир. Как дела?

- Свободен и могу уезжать. Просто нужно покончить кой с какими формальностями. Наследство, то да се... Слушай, ты же специалист. Объясни мне, что такое угольные брикеты в руках плохого человека. Много угольных брикетов.

- Марг.*

- Понятно. А детали?

Он уже спал, когда в комнату вошла Оливия. Она была в черном платье, туфлях на высоких каблуках и со шприцем в руках.

- А! Ты уже баиньки! - Она откинула край одеяла. - Но голенький значит, ждал сестру милосердную. Погоди-ка...

Положив шприц на тумбочку, она стала раздеваться, швыряя вещи куда попало.

От нее пахло вином и духами.

- Сейчас, миленький, сейчас... - Разнагишавшись, сделала укол и бросила шприц в корзину для мусора. - Когда я к тебе шла, за мной Дианка шпионила. А я ей - язык показала!

Она рассмеялась.

Байрон облегченно вздохнул: лекарство начинало действовать.

Оливия залезла под одеяло с другой стороны, погладила его теплой ладонью по животу. Поцеловала в плечо.

- Как хорошо от тебя лошадью пахнет!

- Можно мне выпить? - Байрон опустил ноги на пол, налил полстакана Нилиного зелья и с наслаждением выцедил. - Приятно, черт возьми, когда ветер за окном вот так шумит. Еще бы кошку под руку...

- Мур-р, - изобразила кошку Оливия. - Только под руку?

Дверь бесшумно распахнулась. В дверном проеме стояла босая Диана с включенным фонариком, свет которого ослепил Байрона.

- Как там Герцог? - Он прикрыл лицо рукой и отклонился, пытаясь разглядеть то, что Диана держала в другой руке.

- Сдох.

- Опять она!

Оливия привстала и тотчас повалилась набок, сраженная пулей.

Диана ойкнула и присела.

- Байрон, я не хотела... я к тебе... а она...

- Закрой дверь! - приказал он.

Прыгая на одной ноге, он обогнул кровать, склонился над женщиной.

- В висок. Наповал.

- Я просто хотела напугать, честное слово... Что же делать-то, Господи?

Держась за спинку кровати, он подковылял к ней, взял пистолет.

- Иди к себе, оденься и жди меня. Я мигом.

Она встала. Только сейчас Байрон разглядел, что на ней были черные трусики и лифчик, а на руках - черные перчатки.

- Оденься и жди. Тебя никто не видел?

- Нет.

- Да иди же! На рукоятке мои отпечатки останутся.

- Но я...

- Марш отсюда!

Спустя несколько минут он без стука вошел в комнату Дианы. Она уже была в джинсах и свитере, завязывала шнурки на ботинках. Черные перчатки. Он порыскал взглядом по комнате. Нету.

- Пошли.

Быстро шагая, они спустились черной лестницей во двор. Байрон открыл ворота.

- Отвезешь меня к мосту и сразу же - сразу же! - вернешься домой. Если спросят, где была... Да заводи ж ты машину! Скажешь: Байрон просил отвезти в ночной клуб...

- Здесь только казино Татино.

- Значит, в казино. Ну вперед! Береги чужую жизнь - спасешь свою.

- Это к чему?

- Просто подумалось.

Миновав мост, она развернула машину.

- И запомни: ты ничего не слышала. Спала, когда я к тебе пришел и попросил отвезти в казино. Был пьян и все такое. В мою комнату не заходила. Это не так уж трудно запомнить. Да и сыграть - тоже. Ты это сможешь. Прощай.

- Байрон!

- Я знаю: ты не хотела. Именно поэтому и надела перчатки. Ладно, все. Моя беда, а может, и вина в том, что я из поколения людей, не умеющих любить. Я лишний. Вот и все.

И он шагнул в темноту, на тропинку, ведущую к проселочной дороге вдоль реки.

Уже через несколько минут он поймал вдруг себя на том, что насвистывает какой-то бодренький мотивчик. "Утомленное солнце" в исполнении чечеточника. Впрочем, чечеточники не поют.

Он старался держаться края дороги. Карман оттягивала бутылка. Электрический фонарик он нес в руках. Придорожные кусты хлестали по брюкам и куртке, и вскоре он почувствовал, что правая брючина намокла и отяжелела.

Думалось о Диане. Вот уж что выросло, то и выросло в доме Тавлинских. С одной стороны, математическая девушка с хваткой не по возрасту, довольно циничная и равнодушная, может быть, и мстительная, как мать говорила. А с другой - милый карандашик, свой, тавлинский... Так неужели это циничное создание так влюбилось в него, что, увидев входившую в его комнату Оливию, схватилось за пистолет, передернуло затвор (в кино, что ли, видела?) и неглиже заявилась сводить счеты? Целилась-то в него. Скорее всего в него. И выстрелила. Случайно? Намеренно? Если случайно, Бог ей судья. А если намеренно и намеренно не в него, а в Оливию, - значит, дед назначил ей такое содержание, что можно наплевать на добрые отношения с Тавлинскими и все такое. Но стоила ли Оливия смерти? Ну подкалывали друг дружку, подшпиливали при случае... Или каждую шпильку девчонка воспринимала как личное оскорбление вселенских масштабов и копила, копила, чтобы при случае пальнуть в обидчицу? По опыту Байрон знал, что некоторые даже умышленные убийства являются на поверку случайными. То есть Диана хотела насладиться ужасом, грохотом выстрела, видом поверженного врага, Оливии или Байрона все равно, - а потом уйти к себе, потому что за этим в голливудских фильмах значится "The end". А она же из поколения, которому недостаточно даже лопуха на базаровской могиле, потому что Базаров и вести должен был себя иначе, и всем врагам-обидчикам фитиля вставить, и уж только после этого - так и быть, раз Тургенев этого захотел - умереть, да и то не случайно, от какой-то болезни, а, например, в бою, в схватке...