Ян Барщевский - Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

• Название: Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
• Автор: Ян Барщевский
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2008

Главным произведением Яна Барщевского заслуженно считается «Шляхтич Завáльня», благодаря именно этому труду его имя осталось в литературе. Книга представляет собой единый цикл коротких рассказов, объединённых обрамляющим повествованием и общей фигурой слушателя.

Читатель видит все слои общества: крепостных крестьян и городских купцов, небогатых шляхтичей и крупных магнатов, униатских попов и монахов-иезуитов, убогих нищих и гордых чиновников, бродячих цыган и евреев-корчмарей.

---

Оттон! Помнишь ли ту ночь? Ты в тот час не слышал ни воя ветра, ни раскатов грома — глаза твои и мысли заняты были одной Алиною; в душе стояла ясная погода, ибо сиянье очей Алины встречало твой взор и проникало в сердце. Эта ночь была для тебя светлой мечтою. Теперь, вдалеке от родимой земли, встречаешь ли ты ещё эти дивные очи в печальной думе либо во сне? Но, ах! время всё разрушает!

Несколько звёзд показалось на небе; ветер уносил остатки туч к лесам и горам; утренняя заря зарумянила небо. Взошло солнце; на некоторых домах стали видны сорванные крыши; на полях колосья, напитанные водою, полегли на землю; ручьи нанесли на луга песок со взгорков; высокие сосны и вязы лежали на земле, будто греческие герои после славной битвы при Фермопилах. Всюду страшные следы оставила буря.

* * *

Встречаю столетний дуб. Он выстоял, победил непогоду и вихри, рябиновые ночи не одолели старого богатыря! Ещё распустит зелёные ветви, приглашая пилигрима отдохнуть в своей прохладной тени. Он свидетель давнего прошлого, помнит прадедов. И правнуков наших в жаркое лето укроет от солнечного зноя.

В праздничные дни тут собираются селяне со всей околицы; я видывал их забавы; они выносят из домов столы, и старики, усевшись за водкой, говорят о минувшем житье, о соседях, о панах и о политой пóтом пашне, что скупо вознаграждает тяжкий труд. Дударь в тени дуба надувает кожаный мех; молодёжь пускается в ухаживания, кружится кольцо танцоров. Тут встретишь солдата, который, тронутый их гостеприимством, забудет о своей далёкой родине, захочет поплясать, выберет весёлым оком какую-нибудь красавицу, и в этот час он счастливейший из людей.

Недалеко от этих мест, над рекою Дриссой, стоит имение Краснополь,[100] окружённое со всех сторон лесом. Там есть места, где, говорят, жил когда-то, ещё в языческие времена, князь Бой.[101] Слыл он на Белой Руси могучим богатырём и властвовал надо всем людом из этих диких краёв на берегах Дриссы. Его любимой забавою было охотиться с луком и стрелами в борах, бить лосей и других диких зверей. Была у него пара верных гончих псов; одного из них звали Стаўры, другого — Гаўры. Были они необычайно сильные и смышлёные; самый страшный медведь при встрече с ними не мог устоять; его сразу же разрывали, словно борзые зайца. Если Бой на ловитве отделялся от своих товарищей и его окружали разбойники, то он разгонял и убивал их, выпуская своих могучих собак. Не раз, когда случалось ему заблудиться в далёких лесах, псы, идя впереди, выводили его на дорогу и провожали до самого дома.

Много раз эти псы спасали господина от опасности и были самой любимой забавой в его жизни. Потому приказал он своим подданным, чтоб почитали их, как самых важных среди тех, кто состоял при его особе. А когда от старости псы один за другим пали, то за заслуги были им назначены поминальные дни. Народ собирался на то место, где покоились их кости, приносил питьё и еду. Пир продолжался до поздней ночи. Остатки угощения и кости кидали в огонь, повторяя имена обоих гончих: «Стаўры! Гаўры!», и призывали их тени с того света.

И теперь ещё в народе в некоторых крестьянских домах этот праздник потаённо справляют раз в год, перед Зелёными святками.[102] Хозяин берёт понемногу от разных кушаний, наклоняется под стол и трижды повторяет:

— Стаўры, Гаўры, гам, прiхадзiце к нам!

Я слыхал, что иногда на зов являлись огромные чёрные псы и сразу же исчезали. Может, это кому-то почудилось, может, то проделки злых духов, а может, просто фантазия белорусского народа, которому всегда мерещатся чары и духи в разнообразных обличиях, и у каждого из них свои обязанности: духи водяные,[103] земные,[104] домовые,[105] хранители лесов[106] и кладов.[107]

Полоцк

Проезжаю боры и на широкой равнине вижу город Полоцк. Костёл св. Стефана[108] и собор св. Софии[109] на Замковой горе[110] стоят в тумане, и кажется, своими башнями достигают облаков; их исполинские здания высятся над городом и всеми окрестностями. При взгляде на эту картину в мыслях моих вновь ожили образы прошлого; к сердцу подступила грусть, и со слезами на глазах направился я навстречу этим высоким зданиям.

Погрузившись в печальные воспоминания, подхожу к городу. Сады Спаса[111] напоминают мне давние майские прогулки, театр среди густых лип под открытым небом; там впервые юношеское воображение под заботливым оком наставников училось познавать Творца этого мира, Его заботу о каждом создании, и восхищаться красотою неба и земли.

Недалеко от Полоты стоит каменный костёл св. Ксаверия;[112] тут же кладбище, где покоится прах благочестивых монахов иезуитского ордена, светской молодёжи и старцев, с которыми я когда-то был знаком, кому был товарищем и другом. Невыразимое чувство навеяла на меня эта картина, казалось, будто душа моя зрит их в образах ангелов, что грядут к небу. Усердно прочёл я молитвы и долго стоял в задумчивости, глядя на это святое место. Давние времена, давняя жизнь, давние обычаи и богослужения живо представали в моих воспоминаниях. О, счастливые! Они видели лучшие времена, спят в родной земле, а я? к каким приплыл я берегам, где найду покой после этого бурного странствия?

За Полотою, на широкой равнине солнечный свет, словно зеркало, отражает небольшое оконце воды, это Воловье озеро. Говорят, что когда-то оно было внутри самого города, и до установления христианской веры на его берегу стояли святилища Перуна и Бабы Яги,[113] но ныне от этой древности не осталось никаких следов.

На окраинах Полоцка тамошние жители о каждом уголке могут рассказать какое-нибудь историческое предание. На другой стороне Двины, за несколько вёрст отсюда, стоит маленький костёл св. Казимира.[114] На этом месте, как рассказывают, святой явился перед войском своих соотечественников и перевёл их через быстрые воды реки.[115] И до сего дня показывают в том месте, под Струнью,[116] песчаный подводный вал, где проходило войско.[117] Церковь Бориса и Глеба была будто бы построена чудесным образом самими святыми.[118] Над самой Двиной, на крутом берегу, в красивом месте стоит Экимань,[119] имение панов Беликовичей;[120] весь город Полоцк видно оттуда как будто в чудесной панораме, а весенней порой, когда разливаются воды, у подножья горы слышны музыка и песни со стругов,[121] что плывут в Ригу. Немало старинных преданий хранит эта местность в народных повествованиях.

Какие перемены встретил я в городе по прошествии восемнадцати лет![122] Только древние валы по-прежнему зеленели травой, и две реки, что сливаются здесь, текли по тем же руслам. В нескольких местах закопчённые дымом и лежащие в руинах каменные дома напоминали о пожарах, которые не раз опустошали этот город. Погружённый в думы, ходил я по улицам, будто никому не знакомый чужеземец. Пробили часы на башне некогда иезуитского костёла,[123] и этот звук отозвался в моей душе, будто приветствие верного друга. Этот голос знаком мне с детских лет — когда-то он отсчитывал время учёбы и отдыха, будил на восходе солнца и призывал к новым трудам. Даже теперь, казалось, он повторял своим гулом: fugit irreparabile tempus.[124]

Голос костёльных колоколов тоже взволновал мои чувства, возродил в памяти всё минувшее. Оттон, ты помнишь тот громкий звонок, что собирал нас когда-то на занятия светскими и религиозными науками и на ежедневную молитву в храме Господнем? Он умолк навсегда и отзывается лишь в сердце да в памяти нашей.

Весна юности — самое лучшее время в жизни человека, когда, раскрывая цветок своего мышления, в буйном воображении видит он великое будущее, лелеет великие надежды, не помышляя о том, что есть на свете вихри и страшные бури, которые часто сокрушают все людские замыслы. Эта пора расцвета на удивление очаровательна. Бывают часы, когда человек переносится в своих чувствах к неким необычайным райским утехам, и так бывает именно тогда, когда юноши, свободные от работы, возвращаются по домам, размышляя о науках, учителях и товарищах.

Приближается Пасха; с каким чувством, с какой верой все исполняют религиозные обязанности! Пост, подготовка к пасхальной исповеди — какое наслаждение и покой приносят они душе! В Великий четверг[125] каждый класс со своим учителем посещает тюрьмы и больницы, раздают всюду, где возможно, некоторую сумму денег на милостыню убогим. Лишь человека с каменным сердцем такой пример не научил бы любви к ближнему!

В иезуитских школах каникулы обычно начинались с первого августа; учеников после сдачи экзаменов переводили в следующие классы; имена отличников печатали в книжечках для поощрения к дальнейшим успехам в науках. В тот день город Полоцк, казалось, становился столицей всей Белой Руси; шум и грохот экипажей отзывался по всему городу. Съезжались обыватели: одни — на торжества в день св. Игнатия Лойолы,[126] другие — чтобы поблагодарить тех, кто заботливо присматривал за их детьми, иные — чтоб побывать на представлении, которое ученики Полоцкой академии обычно готовили к этому моменту. Со всех сторон прибывали купцы и выгодно сбывали свои товары.