Маргарет Уэйс - Рождение Темного Меча

• Название: Рождение Темного Меча
• Автор: Маргарет Уэйс
• Издательство: Изд-во Эксмо; Изд-во Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12288-5

В колдовском королевстве Тимхаллан магия — это Жизнь.

Но вот уже много веков из уст в уста шепотом передается страшное пророчество, согласно которому в королевском доме родится ребенок, лишенный магического дара, а следовательно, и способности править на благо государства. Наследнику престола предстоит стать источником гибели мира...

Напуганные древним предсказанием, чародеи подвергают Испытанию не только королевских детей, но каждого родившегося в государстве младенца, и те из них, кто Мертв, то есть лишен способности управлять магией, обречены...

Однако некоторым — и в их числе мальчику по имени Джорам — все же удается выжить...

---

— Естественно, это все из-за императрицы. — Далчейз многозначительно кивнул и слегка понизил голос, искоса взглянув на Исполняющего. — Она так хочет, а потому, конечно же, все так и идет. Меня просто в дрожь бросает при мысли, что она могла бы, скажем, пожелать луну с неба. Но ты и сам наверняка должен все это знать. Ты же бываешь при дворе.

— Ну, не так уж часто, — сознался Сарьон.

— Ты живешь в Мерилоне и не бываешь при дворе? — Далчейз потрясенно воззрился на Сарьона.

— Да ты глянь на меня, — отозвался Сарьон. Он покраснел и поднял большие, грубые руки. — Я не пара богатым и красивым. Ты же видел, что стряслось на той церемонии, семнадцать лет назад, когда я окрасил свою рясу не в тот цвет. И с тех пор я постоянно попадаю с этим впросак. Если нужно быть в «Пламенеющем абрикосе», у меня получается «Перезревший персик». Вот тебе смешно, а ведь это чистая правда! В конце концов я вообще перестал пытаться изменять цвет. Так и хожу в простой белой рясе без всякой отделки, как и полагается человеку моего положения.

— Готов поспорить, что в результате ты стал пользоваться необычайной популярностью! — ехидно заметил Далчейз.

— Вовсе нет! — Сарьон с горечью улыбнулся и пожал плечами. — Знаешь, как меня называют за глаза? Отец Цифирь. Это потому, что я способен нормально говорить только о математике.

Далчейз не удержался от смеха.

— Да, я знаю! — с отчаянием воскликнул Сарьон. — Я надоел им до зубной боли, до невидимости. Однажды вечером граф просто взял и растворился в воздухе прямо у меня на глазах. На самом деле он вовсе этого не хотел бедолага. Ему потом было очень неловко, и он долго извинялся. Но он уже стареет...

— Если бы ты только постарался...

— Я старался! Я вправду старался! Я пытался сплетничать и участвовать в пирушках. — Сарьон вздохнул. — Но это оказалось слишком трудным для меня. Наверное, я и сам старею. Я засыпаю часа за два до того, как нормальный житель Мерилона только начинает подумывать об ужине.

Он оглядел каменные стены, мерцающие мягким магическим светом.

— Мне нравится жить в Мерилоне. Его красота до сих пор восхищает меня так же сильно, как в тот день, когда я в первый раз его увидал. Но сердце мое здесь, Далчейз. Мне хочется продолжать мои научные изыскания. Мне нужен доступ к здешним материалам. Я разработал новую формулу и не вполне уверен в некоторых магических теоремах, которые с нею связаны. Понимаешь, это...

Далчейз кашлянул.

— Ах да. Извини. — Сарьон улыбнулся. — Я опять веду себя как отец Цифирь. Во мне слишком много энтузиазма. Я понимаю. В общем, как бы там ни было, я уже совсем собрался попросить, чтобы меня перевели обратно — и тут пришел этот вызов от епископа...

На лицо Сарьона набежала тень.

— Да будет тебе! Не смотри ты так испуганно, — небрежно произнес Далчейз. — Возможно, он желает выразить тебе свои соболезнования по поводу кончины твоей матери. Или, не исключено, он хочет предложить тебе вернуться сюда. В конце концов, ты-то на меня не похож. Ты у нас пай-мальчик, всегда послушно кушаешь кашку, и все такое. Никому при дворе беспокойства не внушаешь. И хоть ты и зануда — а с этим спорить не приходится, — зануднее императора все равно не станешь.

Сарьон отвернулся. Далчейз внимательно взглянул на него.

— Ты ведь кушаешь кашку, верно?

— Да-да, конечно, — поспешно ответил Сарьон и попытался улыбнуться, но потерпел неудачу. — Ты прав. Возможно, ничего более серьезного тут не кроется.

Он краем глаза взглянул на Далчейза и обнаружил, что дьякон с любопытством смотрит на него. На Сарьона снова нахлынуло чувство вины. Почувствовав, что не в силах больше находиться рядом с умным, проницательным дьяконом, он неловко, поспешно распрощался и удалился. Далчейз смотрел ему вслед, и на губах его играла ироническая усмешка.

«Хотелось бы мне знать, старый приятель, что за крысы водятся в твоем чулане. Я ведь не первый, кому стало интересно, с чего это вдруг тебя семнадцать лет назад отослали в Мерилон. Но для его святейшества что семнадцать лет, что семнадцать минут — разница невелика. Что бы ты ни натворил, он этого не забудет — и не простит».

И Далчейз, вздохнув и покачав головой, отправился по своим делам.

Расставшись с Далчейзом, Сарьон кинулся в убежище — в библиотеку. Можно было надеяться, что там его оставят в покое. Но ему было сейчас не до занятий. Он зарылся в груду пергаментов, скрывшись от взгляда случайных посетителей, и обхватил голову руками. Сарьон чувствовал себя таким же несчастным, как и перед первым вызовом к епископу, семнадцать лет назад.

За прошедшие годы он не раз видел епископа, поскольку во время визитов в Мерилон Ванье всегда останавливался в аббатстве. Но за все это время Сарьон ни разу с ним не беседовал.

Не то чтобы епископ избегал его или относился к нему холодно. Напротив. Он прислал Сарьону очень теплое, сочувственное письмо по случаю кончины его матери; епископ выразил свое глубочайшее соболезнование и заверил, что мать похоронят в одной гробнице с отцом в Купели, на одном из почетнейших мест. Епископ даже подходил к нему во время погребальной церемонии, но Сарьон, притворившись глубоко опечаленным, ускользнул от разговора.

В присутствии епископа ему всегда делалось не по себе. Возможно, потому, что Сарьон так никогда и не простил его святейшеству, что тот обрек маленького принца на смерть. А возможно, потому, что всякий раз при взгляде на епископа Сарьон неизбежно вспоминал о своей вине. Когда он совершил преступление, ему было двадцать пять лет. Теперь Сарьону было сорок два, и ему казалось, что эти семнадцать лет тянулись куда дольше, чем те двадцать пять. Когда он рассказывал Далчейзу о своей жизни при дворе, то открыл ему не всю правду. Да, эта жизнь действительно была не для него. Да, придворные и вправду считали его занудой. Но истинная причина, по которой он старался не появляться при дворе, была иной.

Как он обнаружил, красота и веселье придворной жизни были всего лишь иллюзией. Например, Сарьон видел, как императрица чахнет от изнурительной болезни, а целители не знают, как ей помочь. Она умирала, и все это знали. Но никто об этом не говорил. И уж подавно об этом не говорил император, никогда не упускавший возможности заметить, насколько лучше стала выглядеть его жена и как весенний воздух, навеянный Сиф-ханар (в Мерилоне круглый год стояла весна), благотворен для ее здоровья. Придворные выслушивали его, кивали и соглашались. А фрейлины императрицы пускали в ход все свое магическое искусство, дабы навести румянец на бледные щеки императрицы или изменить оттенок ее глаз.

— Она выглядит блестяще, ваше величество. Она становится все прекраснее, ваше величество. Мы никогда еще не видели ее в таком прекрасном расположении духа. Не правда ли, ваше величество?

Но как бы там ни было, они не в состоянии были добавить плоти осунувшемуся лицу или притушить лихорадочный блеск глаз. И по двору ползли шепотки — «Интересно, что он станет делать, когда она умрет? Наследование идет по женской линии. Здесь гостит ее брат, наследник трона. Вас еще не представили ему? Давайте, я вас представлю. Это может оказаться не лишним».

И среди всей этой иллюзорной красоты епископ Ванье казался единственной реальностью; он двигался, работал, кого-то подзывал мановением руки, сглаживал чьи-то разногласия, направлял, контролировал и всегда безукоризненно владел собой.

И все же однажды, семнадцать лет назад, Сарьон видел его потрясенным и колеблющимся. И ему не раз приходила мысль: так что же тогда Ванье скрыл от всех? И снова в памяти его всплывали слова епископа: «Я могу объяснить...». Затем заминка, вздох и суровая, холодная решимость во взгляде. «Нет. Вам придется просто повиноваться. Безо всяких вопросов».

Рядом с Сарьоном возник послушник и осторожно тронул его за плечо. Сарьон вздрогнул. Сколько же парень простоял рядом с ним незамеченным?

— Да, брат. Что вам нужно?

— Простите, что отвлекаю вас, отец, но меня послали отвести вас в покои епископа, когда вам будет удобно.

— Да. Можно прямо сейчас.

Сарьон с готовностью встал. При дворе поговаривали, что даже император не заставляет епископа ждать.

— Отец Сарьон! Входите-входите!

Ванье, поднявшись, радушно взмахнул рукой, приветствуя гостя. Голос епископа звучал тепло, хотя Сарьону почудилось в нем некоторое напряжение, как будто Ванье требовалось делать над собой усилие, чтобы проявлять гостеприимство.

Сарьон опустился на колени, дабы, как полагалось, поцеловать край рясы епископа, и ему до боли отчетливо вспомнилось, как он проделывал это в прошлый раз, семнадцать лет назад. Возможно, епископ тоже это помнил.

— Нет-нет, Сарьон, — любезно произнес Ванье, поднимая священника с пола, — Не надо формальностей. Оставьте их для публики, на которую они и рассчитаны. У нас просто частная встреча.