Харро фон Зенгер - Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

• Название: Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
• Автор: Харро фон Зенгер
• Издательство: Изд-во Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2004

Понятие «стратагема» (по-китайски: чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. «Чжимоу», например, одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость.

Стратагемность зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы. Стратагемы составляли не только полководцы. Политические учителя и наставники царей были искусны и в управлении гражданским обществом, и в дипломатии. Все, что требовало выигрыша в политической борьбе, нуждалось, по их убеждению, в стратагемном оснащении.

Дипломатические стратагемы представляли собой нацеленные на решение крупной внешнеполитической задачи планы, рассчитанные на длительный период и отвечающие национальным и государственным интересам. Стратагемная дипломатия черпала средства и методы не в принципах, нормах и обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства

---

В Атлантической хартии от 14 августа 1941 г. Черчилль, а затем присоединившийся к ней 24 сентября того же года Советский Союз отказывались от территориальных приобретений [ст. 1], признавали суверенные права и самоуправление тех народов, которые были лишены этого насильственным путем [ст. 3], право народов избирать себе форму правления [ст. 3] и т. д., но вскоре Черчилль объявил, что эти положения не относятся к Британской империи (см. Пол Гордон Лорен (Lauren). «First principles of racial equality» («Основы расового равенства». Human Rights Quarterly. Балтимор, т. 5, № 1, февраль 1983, с. 11). Позднее Сталин тоже не стал относить основное положение Атлантической хартии к советской державе. Во Второй мировой войне Запад боролся с «диктатурой», но не со Сталиным и за «свободу», но только за свободу Европы и Китая, а не Африки, Индии или Вьетнама от колониального гнета. На Западе выступают за «демократию», например, в Китайской Народной Республике, но не в Алжире или Саудовской Аравии и не во всемирном масштабе. «Демократия на Аравийском полуострове расстроила бы планы Америки… Для Запада идеалом на Ближнем Востоке служит не демократия, а стабильность» (Хейко Флоттау. «Черный день для арабов». Базельская газета, 28.09.1999, с. 4). США ратуют за «точное выполнение резолюций ООН, когда они направлены против Ирака, но не против Израиля (Чжан Чжуцзи. «Рассмотрение двойного американского стандарта». Жэньминь жибао. Пекин, 16.03.1999, с. 6).

Во время войны в Косове (24.03–10.06.1999) на Западе ссылались на доктрину защиты прав человека «повсюду, где они нарушаются», в случае необходимости даже без мандата ООН и в нарушение действующих норм международного права об уважении государственного суверенитета и запрете на вооруженное вмешательство. Ведь дело шло о защите в качестве членов входящих в «мировое сообщество граждан» «граждан отдельного государства против своеволия собственного правительства» (Юрген Хабермас (Habermas). «Зверство и человечность». Цайт. Гамбург, 19.04.1999, с. 1). Британский премьер-министр Тони Блэр назвал «военное вмешательство для пресечения вопиющих нарушений прав человека и геноцида законным» («Британское одобрение косовского курса Блэра». Новая цюрихская газета, 27.04.1999, с. 3). После войны в Косове американский президент Билл Клинтон пообещал «народам мира»: «Где бы вы ни жили, в Африке или в Центральной Европе, если кто-то будет преследовать ваших невиновных граждан и станет в массовом порядке убивать их из-за расовой принадлежности или вероисповедания и в наших силах будет остановить его, мы это сделаем» (Матиас Насс (Nass). «Стряпчие варварства». Цайт. Гамбург, 16.09.1999, с. 3). Этой «риторики универсализма, свойственной Западу», согласно которой «законы должны распространяться без исключения на всех» (Ханс Магнус Энценсбергер. «Поворот». Цайт. Гамбург, 22.04.1999, с. 49), в отношении напоминающего Косово «кровавого хаоса» в Восточном Тиморе («Восточный Тимор: азиатское Косово». Бильд. Гамбург, 11.09.1999, с. 12), «земного ада» (Новая цюрихская газета, 13.09.1999, с. 1 и след.), после состоявшегося там 30 августа 1999 г. референдума в пользу независимости, уже не слыхать (см.: «Стабильность в Индонезии для США важнее независимости Восточного Тимора: пределы гуманитарного вмешательства Вашингтона». Новая цюрихская газета, 10.09-1999, с. 1). «Главные блюстители нравственности войны в Косове Билл Клинтон и Тони Блэр сразу же поубавили прыти» («Восточный Тимор: «идет уничтожение народа». Шпигель. Гамбург, № 37, 1999, с. 201), так что вмешательство в Восточный Тимор согласно существующему международному праву лишь с «разрешения Джакарты» («Опоздавшая помощь в Восточном Тиморе». Новая цюрихская газета, 13.09. 1999, с. 3) могло произойти («Совет Безопасности одобряет вмешательство в Восточный Тимор». Новая цюрихская газета, 16.09.1999, с. 1). Когда же, наконец, войска ООН вмешались, Восточный Тимор лежал «в руинах» (Ричард Ллойд Пэрри (Parry). «Пожар». Цайт. Гамбург, 23.09.1999, с. 8).

«Косово и Восточный Тимор: подход с двойной меркой?» (Матиас Насс, там же). Не наивен ли сам вопрос, поскольку предполагает сначала снятие мерки различными метрами, а затем действие сообразно полученной мерке? А не происходит ли все так в первую очередь потому, что «внешняя политика определяется шкурными интересами» (Оливер Фарни (Fahrni). «Бойня в Восточном Тиморе: они ведали, чего им не делать». Вельтвохе. Цюрих, 16.09.1999, с. 7)? А нельзя ли истолковать различное отношение Запада к Косову и Восточному Тимору с точки зрения уЦечащения? Иначе говоря, вначале то или иное возникшее затруднение разбирают с позиции собственных интересов и определяют объект действия. Лишь затем, если это уместно, подходят с общей меркой к конкретным обстоятельствам. Ведь привлечение общей мерки и последующее оглашение по всему миру итогов снятия мерки сослужат службу при обосновании дальнейших действий и сокрытии истинных побудительных причин (см. 29.32). В другом случае ту же общую мерку засовывают в дальний ящик, если неподходящие результаты снятия мерки могут связывать руки, или же, сняв мерку, ее оказавшиеся невыгодными результаты поспешно кладут под сукно, либо меняют саму мерку. «Смотря по обстоятельствам США либо сильно выпячивают гуманитарный фактор», либо «просто не замечают его» («Бессилие ООН», читательская почта. Новая цюрихская газета, 21.09.1999, с. 73).

Даже в Европе европейцы не соблюдали свой псевдоуниверсальный призыв «Нет геноциду!». Ведь «другая драма», приключившаяся с курдами в Европе, а именно «в Турции, ключевой державе НАТО, не была определена как гуманитарная… никто и не подумал ущемить там государственный суверенитет», тогда как свое вмешательство в Югославию НАТО оправдывала тем, что оно носит «гуманитарный» характер («Другая драма: итальянская газета La Repubblica (Рим) проводит сравнение». Франкфуртер алъгемайне цайтунг, 27.03.1999, с. 2). «Курдам [в Турции] США постоянно отказывали в любой помощи, тогда как они молча терпели или даже поощряли сепаратистские действия албанцев в Косове» (Чжан Чжуцзи, там же).

Основанием неблаговидного употребления нестратагемно-го чача-языка служит то, что ЦЕча-язык оказывает несравненно большее пропагандистское воздействие, обращаясь к значительно большей аудитории, нежели ограниченный чача-язык с присущей ему явной привязанностью к «узкому» кругу интересов. В противоположность этому всякий, па деле преследующий некий отдельный интерес, но делающий это якобы во имя величественных всеобщих идеалов и принципов, обеспечивает себе непререкаемое положение. Ведь многие, все еще верящие напыщенному красноречию, назовут немногих сомневающихся «циниками» или «пошляками» и не станут к ним прислушиваться. К тому же они поспешат защитить «борцов за общие благородные цели», когда их всеобщие требования разойдутся с их избирательными действиями, и объяснят это тем, что хоть их поведение и не соответствует их высоким устремлениям, но, во всяком случае, диктуется возвышенными идеалами.

А стоит заговорить с уЦЕчащителями о расхождениях между их велеречивыми словами и соответственно проистекающими из них всеобщими притязаниями их высказываний и убого узким кругом их действий, они пытаются выгородить себя напоминающими стратагему бегства доводами вроде того, что необходимо, наконец, хоть раз начать конкретно действовать, что необходим взвешенный подход, что никто не застрахован от лицемерия или что нельзя «переусердствовать» с тем или иным положением. Когда же сами уЦЕчащители затем станут жертвами подловившей их на слове «хитрости разума» (см. 24.14), бежать им будет уже некуда.

Столь же важную роль порой играет в паре со стратагемой 25 чаЦЕ-язык, когда в западных рассуждениях о правах человека запрет на пытки представляется как представительное право человека, посредством которого обосновывается всеобщая, независимая от культуры понятливость относительно прав человека. Выставление запрета на пытки в качестве права человека как такового может в понимании прав человека у неосведомленных людей обернуться выхолощенным представлением о правах человека. Ведь запрет на пытки хоть и может представлять собой образец личного, направленного против притеснения государства права, однако не в состоянии, например, охарактеризовать социальные, либо культурные, либо коллективные права человека. Упрек в коллективной вине зачастую основывается на хитроумном чаЦевании.

Вот еще пример: вызванные сенатором Маккартни в период так называемой «охоты на ведьм» (1950–1954) «чудовищные оскорбления и клевету берут как «часть вместо целого» ради развенчивания любой формы антикоммунизма» (Ганс Э. Тюч (Tütsch). «Маккартизм — мифотворчество в Америке». Новая цюрихская газета, 5.08.1999, с. 5).