Харро фон Зенгер - Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

• Название: Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
• Автор: Харро фон Зенгер
• Издательство: Изд-во Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2004

Понятие «стратагема» (по-китайски: чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. «Чжимоу», например, одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость.

Стратагемность зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы. Стратагемы составляли не только полководцы. Политические учителя и наставники царей были искусны и в управлении гражданским обществом, и в дипломатии. Все, что требовало выигрыша в политической борьбе, нуждалось, по их убеждению, в стратагемном оснащении.

Дипломатические стратагемы представляли собой нацеленные на решение крупной внешнеполитической задачи планы, рассчитанные на длительный период и отвечающие национальным и государственным интересам. Стратагемная дипломатия черпала средства и методы не в принципах, нормах и обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства

---

«Фригга, мать Бальдура, отправилась бродить по свету, чтобы с каждого существа и с каждой вещи взять клятву, что они не нанесут вреда ее сыну. Дальнее это было странствие — но все существа и вещи дали ей эту клятву: огонь и вода, железо и медь, камни и земля, травы и деревья, звери, птицы, яды и болезни.

Боги возрадовались и устроили большой праздник, чтобы почтить Бальдура. И там предстал он между своими братьями. Они воздавали ему почести так: посылали в него свои стрелы, бросали камни и замахивались мечами. И это казалось им чудесным, ибо ничто не могло повредить Бальдуру.

Лишь один из всех с завистью смотрел на игры. Это был Локи. Ему радость богов всегда была что соринка в глазу. Он принял облик старухи и явился перед Фриггой. «Как радостны, — сказал он, — игры асов на Идском поле! И как, ничто не может повредить Бальдуру?» — «Ему не может повредить ничто на свете, — отвечала Фригга, — ибо никто не отказал мне в клятве».

«Но уверена ли ты, что всех о ней просила?»

Тут Фригга вспомнила, что к западу от Валгаллы встретила растение, которое показалось ей слишком молодым, чтобы вынести тяжелую клятву: омелу.

Теперь старуха узнала все, что ей требовалось. И Локи, не медля, нашел омелу и вырезал из нее стрелу. С этой стрелой явился он на игрище богов. Хедур стоял немного поодаль от веселой толпы. К нему, слепому брату Бальдура, и приблизился Локи. «Почему ты не воздаешь, подобно другим, почестей твоему брату?» — спросил он. «Потому, что я его не вижу», — отвечал Хедур.

Тут вызвался Локи помочь ему прицелиться, чтобы и Хедур мог воздать почесть Бальдуру.

«Вот, возьми стрелу и положи ее на тетиву, — сказал он. — Мой глаз да послужит твоей руке!» Тогда Хедур взял стрелу из рук Локи и выстрелил. И тут произошло несчастье, равного которому не было на свете. Ибо стрела пронзила Бальдура. Мертвым упал светлый бог на землю». (Цит. по: Рок богов и судьба людей, пересказано из «Эдды» Даном Линхольмом. Раштатт, 1981.)

Локи использовал руку Хедура как нож.

3.4. Два персика убивают трех воинов

В эпоху «Весны и Осени» служили князю Цзину (ум. 490 до н. э.) из княжества Ци (на севере нынешней провинции Шаньдун) три храбрых воина: Гунсунь Цзе, Тянь Кайцзян и Гу Ецзы. Их отваге никто не мог противиться. Их сила была столь велика, что даже голыми руками хватка их была подобна тигриной.

Однажды Янь Цзы, первый министр княжества Ци, повстречался с этими тремя воинами. Ни один не встал почтительно со своего сиденья. Этот проступок против вежливости разгневал Янь Цзы. Он обратился к князю и сообщил ему об этом случае, который оценил как представляющий опасность для государства. «Эти трое пренебрегают этикетом по отношению к высшим. Можно ли положиться на них, если понадобится подавлять мятеж внутри государства или выступить против внешних врагов? Нет! Потому я предлагаю: чем раньше их устранить, тем лучше!»

Князь Цзин озабоченно вздохнул: «Эти трое — великие воины. Вряд ли удастся их взять в плен или убить. Что же делать?»

Янь Цзы призадумался. Потом он сказал: «У меня есть одна мысль. Пошлите к ним вестника с двумя персиками и со словами: «Пусть возьмет себе персик тот, чьи заслуги выше».

Князь Цзин так и поступил. Три воина стали мериться своими подвигами. Первым заговорил Гунсунь Цзе: «Однажды я голыми руками победил дикого кабана, а в другой раз — молодого тигра. По моим деяниям мне полагается персик». И он взял себе персик.

Тянь Кайцзян заговорил вторым: «Дважды обращал я в бегство лишь с холодным оружием в руках целое войско. По моим деяниям я также достоин персика». И он также взял себе персик.

Когда Гу Ецзы увидел, что ему персика не досталось, он со злобой сказал: «Когда я однажды в свите нашего господина переправлялся через Хуанхэ, огромная водяная черепаха схватила мою лошадь и исчезла с нею в бурном потоке. Я нырнул под воду и пробежал по дну сто шагов вверх по течению и девять миль вниз по течению. Наконец я нашел черепаху, убил ее и спас мою лошадь. Когда я вынырнул с конским хвостом по левую сторону и черепашьей головой по правую, люди на берегу приняли меня за речное божество. Это деяние еще более достойно персика. Ну что, никто из вас не отдаст мне персик?»

С этими словами он вынул свой меч из ножен и поднял его. Когда Гунсунь Цзе и Тянь Кайцзян увидели, сколь разгневан их товарищ, заговорила в них совесть, и они сказали: «Безусловно, наша храбрость не сравняется с твоей и наши деяния не могут мериться с твоими. Тем, что мы оба сразу схватили себе по персику и не оставили тебе, мы показали лишь свою алчность. Если мы не искупим этого позора смертью, проявим еще и малодушие». Тут они оба отдали свои персики, обнажили мечи и перерезали себе горло.

Когда Гу Ецзы увидел два трупа, ощутил он свою вину и сказал: «Бесчеловечно, что оба моих боевых товарища умерли, а я живу. Недостойно стыдить других словами и прославлять себя самого. Малодушно было бы совершить такое дело и не умереть. К тому же, если бы оба моих товарища поделили между собой один персик, оба получили бы достойную их долю. Я же тогда мог бы взять себе оставшийся персик».

И тут он уронил свои персики на землю и также перерезал себе горло. Вестник сообщил князю: «Все трое уже мертвы». И князь приказал похоронить их по установленному для воинов ритуалу.

Я вышел через городские ворота Ци

И увидел в отдалении Тан-иньли

И посредине три кургана,

Друг подле друга, как близнецы.

Я спросил: «Чьи это могилы?»

Ответ был: там покоятся

Гунсунь Цзе, Тянь Кайцзян и Гу Ецзы!

Сила их могла сдвинуть горы,

А благородство не имело себе равных.

Но однажды их настигло предательство.

Тогда два персика убили трех воинов.

Кто способен был на такую стратагему?

Это Янь Цзы — первый министр Ци.

Приведенный текст взят из «Янь Цзы Чунь цю» («Весна и Осень Янь Цзы»), произведения, полный и тщательный немецкий перевод которого был выполнен Р. Хольцером (Werzburger Sino-Japonica. Bd. 10. 1983). Я обнаружил его перевод на современный китайский язык в книге по китайской фразеологии, вышедшей в 1982 г. в Цзилине. Янь Цзы (ум. 500 до н. э.) служил при трех властителях княжества Ци. В цитированном произведении, собрании анекдотов о Янь Цзы, содержится масса стихов, частично из наследия китайского философа Mo Цзы (ок. 468–376 до н. э.).

Это стихотворение сочинил Чжугэ Лян (181–234), первый министр Шу-Хань, сам бывший выдающимся знатоком стратагем. Он прославляет погибших и клеймит позором Янь Цзы за применение Стратагемы № 3. Тот не рискнул приговаривать непочтительных воинов к смертной казни. Воспользовавшись тем обстоятельством, что «героические личности часто бывают слишком вспыльчивы и обращают непомерное внимание на свою честь, гордость и собственную особу» (Лютц Мюллер), он посеял меж ними разлад, вследствие которого они сами наложили на себя руки.

3.5. Храбрый портняжка и великаны

«А портняжка двинулся дальше куда глаза глядят. Долго он странствовал и вот пришел наконец во двор королевского дворца и, почувствовав усталость, прилег на траве и уснул. В то время как он лежал, пришли люди, стали его со всех сторон разглядывать и прочли у него на поясе надпись: «Побил семерых одним махом».

— Ох, — сказали они, — чего же хочет этот знатный герой здесь в мирное время? Это, должно быть, какой-нибудь важный человек.

Они пошли и объявили об этом королю, полагая, что на случай войны он будет здесь человеком важным и нужным и что отпускать его ни в коем случае не следует. Этот совет королю понравился, и он послал к портняжке одного из своих придворных, который должен был ему предложить, когда тот проснется, поступить к королю на военную службу.

Посланец подошел к спящему, подождал, пока, тот начал потягиваться и открыл глаза, и только тогда изложил ему королевское поручение.

— Я затем сюда и явился, — ответил портной. — Что ж, я готов поступить к королю на службу.

Его приняли с почестями и отвели ему особое помещение. Но королевские воины отнеслись к портняжке недружелюбно и хотели его сбыть куда-нибудь подальше. «Что оно из этого выйдет? — говорили они между собой. — Если мы с ним поссоримся, то он, чего доброго, на нас набросится и побьет семерых одним махом. Уж тут никто из нас против него не устоит». И вот они порешили отправиться все вместе к королю и просить у него отставку.

— Где уж нам устоять, — сказали они, — рядом с таким человеком, который побивает семерых одним махом?

Опечалился король, что придется ему из-за одного потерять всех своих верных слуг, и захотелось ему поскорей от портного избавиться, чтоб больше его на глаза не пускать. Но король не решился дать ему отставку: он боялся, что тот убьет его, а заодно и придворных, а сам сядет на его трон. Долго он думал-раздумывал и наконец порешил сделать так. Он послал к портняжке и велел ему объявить, что он хочет ему, как великому военному герою, сделать некоторое предложение.