Сергей Герасимов - Изобретение зла

• Название: Изобретение зла
• Автор: Сергей Герасимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Черный тогда не вернулся - и я никогда больше не увидел его. Но я ношу в себе его память и память о нем, настоящем, не всю, а лишь остатки той пямяти которую он стремился мне передать. Носить этот груз нелегко - его память имеет волю и силу, она порой начинает приказывать, объяснять, подчеркивать, насмехаться и вообще вести себя непозволительно - тогда я должен её усмирять.

Когда мне приходится судить о красоте вещи, его голос всегда звучит во мне и, прислушавшись, я обычно нахожу его мнение более верным, чем свое. Я так и не научился чувствовать красоту сразу, не научился безошибочно откликаться на нее, делать на неё стойку как охотничья собака делает стойку на желанного зверя. Он умел, но не успел мне объяснить. Иногда его жесты, слова, выраженья глаз прорываются сквозь мои, тогда я чувствую его маску на своем лице - или только в уголке губ, я спешу к зеркалу и вижу, как часть его проступила сквозь мою кожу.

Часто я слышу его интонацию в своем голосе так явно, что мне кажется, он начинает говорить через меня. К счастью, никто этого не замечает.

Никогда больше не встретил никого из них и до сих пор, думая о них, называю их по цветам, хотя теперь они имеют имена. Наверное они стали обыкновеннейшими дюжиными человечками, одними из многих, одними из тех, чье предназначение - пополнить новыми особями популяцию и мирно отойти, уступая место новому лучшему поколению. К этому ведь в конце концов приходит громадное большинство людей.

Даже теперь, когда ЕЕ нет, из тысячи рожденных с задатками гения чаще всего получается тысяча полезных членов общества, но не более того. Все новые и новые тысячи экземпляров пустой породы. Она здесь ни при чем, она слишком много на себя брала, и даже этот наш грех она приписывала себе. Я часто смотрю в небо, на звезды и пытаюсь разгадать - там ли она, куда она ушла от нас, и я всегда вижу её или её противоположность в звездном небе. Что там, в этом огромном знаке вопроса разлитом над нами - предел развития духа или предел развития чисел? Я смотрю и не могу верный ответ: так иногда обжигаешься кусочком льда или в первое мгновение воспринимаешь ожег как обжигающий холод. Я смотрю в микроскопы и мне тоже кажется, что она там. Несколько раз я участвовал подводных экспедициях и мне казалось, что я вижу следы её присутствия. Я бывал и в глубоких пещерах и тоже слышал звуки, возможно, произведенные ею. Много раз я попадал в переделки, из которых было невозможно выбраться целым, но в последний момент та же темная сила, что и раньше, спасала меня. Я верю, что мой хранитель помнит обо мне и иногда вмешивается в мою жизнь. Но я знаю, что больше никогда не смогу поговорить с нею. И всегда, при слове "маятник", я вижу огромный шар, который все так же медленно качается над туманным полем, и не в моих силах его остановить.

Война ещё не закончилась, но значительно ослабела. И всем уже ясно, что она на излете. Уже нет силы, которая поддерживала её.

Я никогда больше не встретил Синюю, хотя до сих пор время от времени принимаюсь её искать. Где-то в глубине я знаю, что не переставал искать ее; я искал её в других женщинах, но находил лишь по фрагментам, которые никогда не складывались - пусть даже не во всю картину, но хотя бы в уголок картины. Я восстановил по памяти те три рисунка синим, и они выставлены в городской галерее, как образец наивного искусства. Если она сохранила оригиналы, то, возможно, она узнает копии и между нами протянется новая ниточка связи. Хотя она так сильно изменилась сейчас, что наверное, быстро станет мне чужим человеком. Я не верю, что вторая, её свеча тоже продолжает гореть.

Основным занятием моей жизни стало одиночество. Я не имею ввиду то одиночество, которое так или иначе знают большинство людей. Я редко бываю сам, у меня много друзей, среди которых двое хороших, да и женщины не сторонятся меня.

Но то одиночество, которое я ощутил в первое же утро без НЕЕ, не рассеялось.

Ведь она покинула нас. Нам ещё долго придется учиться жить самим. Но у меня есть и другие занятия, помимо одиночества.

Я занимаюсь историей и часто думаю о том, что все люди древности жили, видимые ею. Она видела и знала каждый миг их жизни. Они ели, пили, размышляли или подличали, а она смотрела на них сверху, невидимая и всепонимающая. Во все века и во всех уголках планеты её зрачок двигался вслед за нашими движениями.

Впрочем, она необязательно следили за всеми - скорее всего, она находила узловые точки в человеческой массе и влияла лишь на избранных. Она подстраивала их судьбы, сообразуясь с некоторой целью, ведомой лишь ей. Те люди называли это судьбой, везением или совпадениями, но теперь я знаю, что если ты оказываешься там, где не предполагал оказаться, то это Машина. Машина всегда наполняла жизнь чудесами, а люди были слишком самоуверены и прямолинейны, чтобы видеть эти чудеса.

Я научился их видеть и поэтому знаю, что Машина не ушла далеко.

Загорается чиркнутая спичка, выбросив шипящие перышки, замолкает; огонек съедает ребрышки, а потом уж и плоть дерева, палевый, окаймленный синевой; головка спички загибается кверху, будто хочет видеть твое лицо, любопытная; подсвечивает бордовым, не вполне остыв; вдруг выплевывает едко пахнущий дым, и сумрак становится текучим, волшебным, и ты негромко говоришь: "когда спичка погаснет, кто-то умрет", и тебе совершенно все равно, умрет безымянный кто-то или нет - безразлично, хотя преступное желание угадать стоит тут же, рядом, и выглядывает из-за плеча безразличия, и гримасничает; вот так бывает.

Иногда я знаю, что наша насквозь рациональная и протравленная научностью, как таранка солью, жизнь есть лишь черно-белый узор над плотной подкладкой из пушистых чудес; иногда я вижу яркую петельку нити, беззаконно поднявшейся к нам из той подкладки; иногда мне удается потянуть эту нить и, хотя она легко рвется, но самой возможностью бесконечного вытяжения показывает, как обширна та область, откуда она пришла. Мне неинтересны знахари и колдуны, водящие по воздуху ладонями; неинтересны кликуши, входящие в оплаченный транс; неинтересны парапсихологические феномены, надувающие жилы на потных лбах, и с напряжением, способным сдвинуть с места грузовик, сдвигающие с места пылинку, закрытую от них тройным стеклом неинтересны, потому что они не знают главного секрета, не знают и потому лгут, себе или нам.

Однажды я целую неделю был занят тем, что писал рассказ о пожаре - и всю ту неделю горели пожары окрест, сгорело даже весьма холодное место фабрика мороженого; в другой раз я рассказал женщине о странном зигзаге свой судьбы и в тот же день зигзаг повторился, и даже оставил после себя парочку следов - вот, мол, помни и верь; в третий раз хорошая девушка в сердцах пожелала плохой споткнуться и сломать себе шею - и плохая, ничего не зная о пожелании, споткнулась и сломала себе - не шею, а всего лишь руку и два ребра справа, но споткнулась как раз вовремя чтобы намекнуть на чудо; в четвертый - был надцатый по счету темнооблачный день и мальчик спросил: "когда же выйдет солнце?" "Через тринадцать минут", - ответил я, не думая, что мальчик станет смотреть на часы - но точно через тринадцать минут солнце показалось.

Руку, а не шею - всегда видишь недостроенность чудес, будто некто, как ребенок, бросается тебе навстречу с руками, раскинутыми для объятий, желая отдать всего себя, но вдруг останавливается, застеснявшись, и отворачивается, и идет в другую сторону. Так кошка, играющая в траве, замечает человеческий взгляд и начинает играть вдохновеннее, но переворачивается на лапы и притворяется серьезной, и ты чувствуешь совместный с нею стыд, ты, подсмотревший чужую тайну. И сбываются нелепейшие предсказания, вроде того, тринадцатиминутного; и исполняются проклятья, и трещат пожары, в которых ты никак не повинен, но какой-то изнаночной гордостью приписываешь их себе (да и мораль в таких, не редких случаях, тоже вывернулась наизнанку); и сумрак становится волшебным, и огонек ползет по спичке выше - медленный в пристальном свете внимания, медленный, как болезнь или старость - и уже почти касается пальцев - когда спичка погаснет, кто-нибудь умрет, - ещё секунда; и спичка гаснет, и в ларек на полной скорости врезается мотоциклист.

Вы думаете, что её нет над нами?