Филип Фармер - Многоярусный мир. Том 1. Сборник фантастических произведений

• Название: Многоярусный мир. Том 1. Сборник фантастических произведений
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: филиал «Васильевский остров» объединения «Всесоюзный молодежный книжный центр»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-7012-0311-5

В книгу вошли два первых романа известного американского писателя-фантаста из серии «Многоярусный мир» и рассказ Теодора Старджона «Когда заботишься и любишь…».

---

— Кто такой Господь? — спрашивал он.

Он думал, что, наверное неправильно понял слово «вапакс», что оно могло слегка иное значение, чем то, которое находишь у Гомера.

Ипсевас, зебрилла, самый умный из всех, кого он пока встретил, ответил так:

— Он живет на вершине мира, за пределами Океаноса.

Ипсевас показал вверх через море на горный кряж.

— Господь живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира. Именно он — тот, кто создал этот мир и создал нас. Бывало, он часто спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как говорит Господь, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если он рассердится или будет недоволен, то, вероятно, убьет нас. Или хуже.

Вольф улыбнулся и кивнул. Так значит Ипсевас и другие имели не более разумное объяснение происхождения или функционирования своего мира, чем люди Земли. Но у пляжников было то, что отсутствовало на Земле. У них имелось единообразие мнений.

Все, кого он спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла.

— Такова воля Господа. Он создал мир, он создал нас.

— Откуда ты знаешь? — спросил Вольф.

Задавая этот вопрос, он не ожидал чего-нибудь большего, чем получал в ответ на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.

— О, — ответила русалка Пайява, — так нам рассказывал Господь. Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А ей следовало бы знать. Господь создал ее тело. Она помнит, когда он сделал это, хотя это было так давно-предавно.

— В самом деле? — переспросил Вольф.

Он гадал, не вешает ли она ему лапшу на уши, и думал также, что было бы трудно расквитаться, сделав с ней то же самое.

— И где же твоя мать? Я хотел бы с ней поговорить.

Пайява махнула рукой на запад.

— Где-то там.

«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он понятия не имел, как далеко простирался пляж.

— А насколько давно? — поинтересовался Вольф.

Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы.

«Очень заманчивые, — подумал Вольф. — И это тело!» Возвращение юности приносило с собой сильное ощущение зова тела, пола.

Пайява улыбнулась ему и сказала:

— Ты-таки проявляешь интерес ко мне, не так ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, но хотел получить ответ на свой вопрос.

— Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? — снова спросил он.

Пайява не могла ответить. Слова «год» не было в ее словаре.

Он пожал плечами и быстро ушел, исчезнув за колоритной растительностью у пляжа. Она кричала ему вслед сперва лукаво, а потом сердито, когда стало очевидным, что он не собирается возвращаться. Она сделала несколько уничижительных замечаний о нем, сравнивая с другими мужчинами. Он с ней не спорил — это было бы ниже его достоинства, и, кроме того, сказанное ею было правдой. Хотя его тело быстро возвращало себе молодость и силу, оно все еще страдало от сравнения с окружавшими его почти совершенными образчиками.

Он бросил эту линию размышлений и обдумал рассказ Пайявы.

Если бы он смог обнаружить ее мать или ее ровесников, он, возможно, сумел бы побольше узнать о Господе. Он не подвергал сомнению рассказ Пайявы, который на Земле был бы невероятным. Эти люди просто-напросто не лгали. Вымысел был для них чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, но она также означала, что они были решительно ограниченны в смысле воображения и не обладали большим юмором или остроумием.

Смеялись они достаточно часто, но по очевидным и мелким поводам. Их развлечения не подымались выше фарса и грубых розыгрышей.

Вольф выругался из-за того, что ему трудно было оставаться в намеченном русле размышлений. Его сложности с сосредотачиванием, казалось, становились с каждым днем сильнее. Итак, о чем он думал, пока не сбился, на свое несчастье, из-за плохого приспособления к местному обществу? Ах, да, о матери Пайявы!

Некоторые из старейшин могли бы просветить его, если он смог бы их обнаружить. Да только как их опознать, когда все взрослые выглядели одного возраста? Имелось очень немного юнцов, наверное, трое на несколько сот встреченных им существ. Более того, среди многих здешних животных и птиц — некоторых довольно странных, к тому же — только полдюжины не были взрослыми.

Если было мало рождений, — то весы сбалансировало отсутствие смерти.

Он видел трех мертвых животных — двух погибших в результате несчастного случая, а третье во время боя с другим из-за самки. И даже это было несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец, антилопа лимонного цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки рогами, бросился бежать и сломал шею, перепрыгивая через бревно.

Тело мертвого животного не имело шанса разложиться и издавать вонь: несколько вездесущих существ, выглядевших похожими на маленьких двуногих лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс, ушами и обезьяньими лапами съели труп за какой-то час. Лисы рыскали по джунглям и убирали все — плоды, орехи, ягоды, трупы. У них было пристрастие к гнилому, они бы проигнорировали свежие плоды ради побитых. Но они не диссонансом в симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы сборщики мусора.

Временами Вольф смотрел через голубой с белыми барашками волн океан на горный кряж, называвшийся Тайя Файявоэд. Наверно, Господь жил там. Может быть, стоило пересечь море и подняться на грозную кручу, надеясь, что будет раскрыта какая-то тайна этой вселенной. Но чем больше он пытался прикинуть высоту гор, тем меньше ему эта мысль нравилась.

Черные скалы воспаряли все выше и выше, пока не уставал глаз и не спотыкался ум. Никакой человек не мог жить на его вершине, потому что там не было воздуха для дыхания.

Глава III

В один прекрасный день Вольф вынул серебряный рог из потайного места в дупле дерева. Пробираясь через лес, он пошел к валуну, с которого бросил рог человек, назвавшийся Кикахой. Кикаха и бугристые твари пропали из виду, словно никогда не существовали, и никто из тех, с кем он разговаривал, никогда не видел и не слышал о них.

Он вновь вступит в свой родной мир и даст ему еще один шанс. Если он сочтет, что мир Земли ближе ему, чем мир планеты-Сада, то останется там. Или, наверно, он сможет путешествовать туда-сюда и таким образом получит самое наилучшее из обоих. А когда устанет от одного, то устроит себе каникулы в другом.

По дороге он на минутку остановился по приглашению Эликопиды выпить и поболтать. Эликопида, чье имя означало «Яркоглазая», была прекрасной, великолепно сложенной дриадой. Она была ближе к «нормальному» существу, чем все, кого он пока что встречал. Если бы не темно-пурпурные волосы, то она, надлежащим образом одетая, привлекла бы к себе на Земле не больше внимания, чем то, какого обычно удостаивается очень красивая женщина.

Вдобавок, она была одной из немногих, кто мог поддерживать стоящий разговор. Она не считала, что разговор состоит из безудержной болтовни или громкого, беспричинного смеха и игнорирования тех, кто с ней общался. Вольф испытывал отвращение и депрессию, обнаружив, что большинство пляжников или лесовиков предпочитали всем видам беседы монолог, как бы горячо они, казалось, ни говорили и как бы общительны они ни были.

Эликопида была иной, наверное потому, что не принадлежала ни к какой «группе», хотя было более вероятным, что причиной являлось обратное, В этом мире вдоль моря туземцы, не имея даже технологии австралийских аборигенов и не нуждаясь в ней, развили крайне сложные общественные отношения. Каждая группа имела определенные участки пляжа и леса с внутренними уровнями престижа. Каждый был способен подробно разъяснять — и любил это делать-свое горизонтально-вертикальное положение по сравнению со всеми личностями в группе, численность которой обычно приближалась к тридцати. Они могли зачитать по памяти и зачитывали, споры, примирения, достоинства и недостатки характера, атлетическую мощь или отсутствие таковой, ловкость во множестве их детских игр, и оценить сексуальные способности каждого и каждой.

Эликопида обладала чувством юмора столь же ярким, как ее глаза, но она также обладала добавочной привлекательностью: зеркалом из стекла, установленным в золотом обруче, инкрустированном бриллиантами. Оно было одним из немногих виденных им здесь предметов материальной культуры.

— Где ты его достала? — спросил он.

— О, мне его подарил Господь, — ответила Эликопида. — Некогда, давным-давно, я была одной из его фавориток. Когда бы он ни спускался сюда в гости с вершины мира, он проводил много времени со мной. Мы с Хрисендой были единственными, кого он любил больше всех. Поверишь ли, другие все еще ненавидят нас за это. Вот почему я такая одинокая.

— И как же выглядел Господь?

Она засмеялась и сказала:

— Ниже шеи он выглядел во многом так же, как любой высокий, хорошо сложенный мужчина, вроде тебя.