Фридрих Незнанский - Оборотень

• Название: Оборотень
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Криминальный детектив

Известный киллер приезжает в Москву — и практически сразу же после этого находят убитой в подъезде популярную тележурналистку. Идеально простое преступление, в котором все понятно? Так полагают все. Но «важняк» Александр Турецкий, который ведет дело, уверен — нет, все далеко не так просто, как кажется...

---

   — Ну, это вы упрощаете,— заметил Турецкий.— А убийства из ревности? Из страха? Ради спасения жизни — своей или чужой? Так что вернемся к Ветлугиной.

   — А вы думаете, я хотел уйти от разговора? — спросил Мальчевский.— Вовсе нет. Просто, пока вы ходили, я вспомнил одну действительно странную вещь. Вы ведь знаете, что в последнее время Алена вела «С открытым забралом», и всегда это было что-то очень необычное, острое, злободневное. В этом она, конечно, была мастер. Так вот, незадолго до... до того, как ее не стало, она жаловалась на какого-то деятеля партии Национальной гордости, с которым она делала интервью. Конечно, она, как всегда, задавала прямые и весьма острые вопросы, ну, он ведь заранее знал, что так оно и будет. Но когда материал был готов, этот человек, забыл его имя, позвонил ей по телефону, причем уже из Риги, запретил показ этого интервью и чуть ли не потребовал, чтобы Алена стерла все рабочие материалы. В общем, дикость какая-то.

   Алена вылетела в Ригу, то ли уговорить его пыталась, то ли материалы отвезла ему, как он требовал. Я не очень внимательно следил за перипетиями всего этого дела, но знаю, что после Риги Она срочно полетела в Ульяновск. Туда ведь свезли старые архивы КГБ, это я от Алены узнал. И этот рижанин, насколько я понял, соглашался пустить интервью на экран, если Алена найдет в архивах какую-то Козочку.— Уловив удивление на лице Турецкого, Кирилл объяснил: — Это кличка, которой подписал на него донос осведомитель, или осведомительница. Тот роковой донос, который испортил ему всю жизнь. Вот он и озлобился. Мстит теперь всему свету.

— Она нашла Козочку? — спросил Турецкий.

   — Насколько мне известно, нет,— ответил Кирилл.— Но разговор шел по телефону, и она старалась ни о чем не говорить прямо. Так, намеки. Да и говорили как-то впопыхах, между прочим...

Мальчевский замолчал.

   — Вот так и жизнь проходит, — тихо сказал он, смотря в землю прямо перед собой. — Все некогда, все заняты чем то, все никак не найти время, чтобы увидеться, и вот поздно... нет человека. Опоздал. Опять опоздал.

   Он снова замолчал. Молчал и Турецкий. Только теперь он понял, что для сидевшего рядом с ним на скамейке человека гибель Алены Ветлугиной была действительно личной трагедией. Для Кирилла Мальчевского она была не любимой ведущей, не образом с телеэкрана, а любимым человеком.

   — Так вот почему я об этом вспомнил, — глухо продолжал Кирилл. — Судя по тому, что мне говорила Алена, а она, знаете, умела двумя-тремя яркими штрихами очень точно обрисовать человека, этот латышский деятель стал настоящим фанатиком, причем в таком самом мрачном смысле. Фанатиков я никогда не понимал, ни мусульманских фундаменталистов, ни ирландских боевиков, ни кого другого. Мы же не знаем, что там у них в головах. Объявили ее врагом латышского народа, например.

— Это действительно так? — нахмурился Турецкий.

   — Нет, это я просто выдвигаю гипотезу. Вы же сами просили, — заметил Мальчевский и, помолчав, добавил: — Впрочем, нет. Бред какой-то, не берите в голову... Но почему-то он потребовал все материалы уничтожить. Аленину позицию он и раньше знал — зачем вообще соглашался на интервью? Не понимаю... А когда все было снято, уперся рогом, и ни в какую. Пришлось ей материал снять и вести «Забрало» в прямом эфире с этим рекламщиком. Тоже скользкий тип, — Кирилл поморщился.

   — Что-нибудь еще приходит в голову? — спросил Александр Борисович.

— Да вроде все. — Мальчевский пожал плечами.

   — Ну тогда больше не буду вас задерживать, — сказал Александр Борисович, но, прежде чем расстаться с Кириллом, не удержался и сказал: — И еще одно, Кирилл Георгиевич. Это, правда, к делу совершенно не относится. Постарайтесь ни о чем серьезном не говорить на кухне.

18.00

   Овощные ларьки, в которых Вика Обычно отоваривалась помидорами, апельсинами и картошкой, дружно закрылись на приемку товара, и возле единственного торговца, волчком вертевшегося среди разложенных ящиков, собралась очередь. Вот уже добрых двадцать минут Вика стояла в ней за каким-то здоровенным белобрысым прибалтом и втихомолку проектировала памятник человеку, первым изрекшему. «Нет в жизни счастья!»

Счастья в жизни действительно не было.

   Последние десять лет... Десять не десять, но за пять Вика поручилась бы, — в общем, последние несколько лет мама постоянно вздыхала по поводу отсутствия у дочери женихов. А значит, и перспективы для себя понянчиться с внуками. Папа, несомненно, разделял мамины чувства, но вслух бодрился и говорил, что у каждого своя судьба. Викина, надо полагать, состояла в том, чтобы редактировать для издательства «Северо-Запад» скучнейшие семейные романы, переведенные с английского.

Так вот, касаемо внуков.

   Как часто бывает с родителями единственной дочери, да еще засидевшейся, мама с папой разумом искренне желали Вике замужества и семейного счастья, но сердцем боялись этого панически. А потому просто обязаны были найти у дочкиного избранника тьму-тьмущую недостатков.

   Вика была девушка неглупая и понимала: окажись на месте Вадима кто угодно другой — Петя, Миша, Сережа, — реакция была бы аналогичная. Другое дело, что недостатки у Вадима были специфические.

   «Вневедомственная охрана!..— ужасалась мама,— Это же бывшие уголовники!..»

   И Вика вспоминала, что Вадим о своей службе, стоившей ему здоровья, в самом деле рассказывал несколько обтекаемо.

Иногда мама пробовала зайти с другой стороны.

   «Зачем тебе инвалид? — вопрошала она. И добавляла, щадя прекрасные Викины чувства: — Я еще понимаю, вы с ним уже были бы знакомы... женаты... и тут несчастье. Конечно, нельзя бросать человека в беде. Но уж и так, как ты, подбирать...»

   Далее следовала история жизни каких-нибудь дальних знакомых, у которых дочка вышла замуж за человека физически неполноценного, а тот либо вообще слег («Двадцать лет за ним горшок выносила, а он еще капризничал...»), либо пить взялся, тоже не легче.

...Прибалт наконец вступил в диалог с продавцом, и Вика, собиравшаяся купить гроздь бананов, расправила капроновую авоську и вытащила из поясной сумочки кошелек. Эта сумочка тоже какое-то время являлась дома предметом гонений («Неженственно!..»).

   Прибалт покупал два килограмма сладких перцев. Он внимательно следил за показаниями весов, а когда продавец назвал цену, аккуратно пересчитал все на калькуляторе. Разница оказалась почти в полторы тысячи. После этого новоявленный «лесной брат» с сильным эстонским акцентом очень вежливо отчитал продавца, который только пыхтел и свирепо косился на него.

   Наконец он удалился в сторону Бирюсинки, время от времени критически заглядывая в пакет. С такого станется вернуться и с прежней убийственной вежливостью, от которой прокисало в коробках пастеризованное молоко, попросить поменять перчик, поскольку на нем обнаружилось темное пятнышко.

   — Мне связку бананов, — сказала Вика. — Нет, не эту, а во-он ту...

   Продавец, продолжая пыхтеть, с точностью до грамма взвесил бананы и принялся совать Вике под нос калькулятор, предлагая убедиться в правильности подсчета. Очередь раздраженно роптала.

Сегодня у Вадима был день рождения.

   Он удосужился сообщить ей об этом только вчера, многозначительно добавив: «Ожидается мужская попойка в узком кругу». «Понятно», — сказала Вика, успев философски подумать, что все ОНИ на самом деле бабники, похабники и выпивохи. «Приходи часиков в семь», — попросил Вадим.

   По дороге домой она напряженно размышляла, что бы такое ему подарить. Вмешалась судьба, подсунувшая подвальчик, недавно переоборудованный в магазин «Усатый-Полосатый». Вика сразу вспомнила о дроздовской Фенечке и спустилась вниз по ступенькам. Первым, что бросилось ей в глаза, была «чесалка угловая» для прикрепления к мебели или стене. На бумажке, сопровождавшей устройство, красовался рыжий котяра с таким блаженным выражением мордочки, что хоть покупай и чешись сам.

Вика, естественно, тут же схватила незаменимую кошачью принадлежность. Потом, раззадорившись, добавила к ней баночку «Китекэта» и пятикилограммовый пакет «Кэт-сана».

   Надо ли говорить, что заготовленные Викой подарки мама решительно забраковала, сочтя их непристойными, и даже пришла к выводу, что нежелательное знакомство успело тлетворно повлиять на дочь. А уж когда Вика начала собираться на «мужскую попойку», ее провожали красноречивым молчанием, заранее скорбя об утраченной добродетели.

   — В стране траур, а они пьянствуют... — проворчал ей в спину отец.

19.00

   Поднимаясь на шестой этаж, Вика волновалась неизвестно почему. Наверное, все дело было в том, что она очень редко ссорилась с родителями. В мелочах она обычно уступала, а по крупным поводам до столкновений дело покамест не доходило.