Лидия Чарская - Том 48. Тринадцатая

• Название: Том 48. Тринадцатая
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза
• Год: 2007
• ISBN: ISBN 978-5-98891-151-7

---

"А за всем тем, любезная наша маменька Ненила Федоровна, очень нам обидны такие ваши слова, и мы их не иначе как в насмешку от Вас принимаем, потому, как Вы у господ служите и Вы сами вроде как образованная, а мы — мужики-простаки, деревенщина, а все же не годится Вам над нами глумления делать, потому как Вы женщина немолодая, в годах, и чем шутки шутить, лучше бы о спасении души подумали".

* * *

— Кодя! Где она?

— Да где же, наконец, Кодя? — несутся по всей лесной усадьбе детские голоса, покрывающие голоса взрослых.

— Нет Коди! Нигде нет!

— Софочки тоже!

— Когда же они выскользнули из столовой?

Никто не может этого сказать. Где Софочка и Кодя — никому неизвестно. Все были так заняты чтением письма из деревни и печальным результатом Кодиной шутки, что никто не успел заметить, как обе девочки выскользнули из столовой.

— Где же они, однако?

* * *

Слуховое окно на чердаке выходит на задний двор лесной усадьбы. На дворе, как раз под самым слуховым окном, безмятежно роется в грязи Машка со своими хрюшками.

Поодаль расположилась под деревом, распивая чай, прислуга «Убежища», собравшись одной дружной семьей: здесь и кучер Михайло с женой, и дворник, и повар, и Лиза-стряпуха, и горничная Саша из Маленького дома, и сторож.

Пьют чай, весело разговаривают, смеются, вспоминают полученное няней письмо из деревни.

— Ах эта барышня Кодя! Чистая потеха, проказница какая! А уж и то сказать — веселее при ней стало в нашей усадьбе, — говорила, посмеиваясь, Саша.

— И впрямь, веселее, — вторил ей дворник.

— Ну уж и возни немало, — вставил свое словечко повар.

— Ой-ой, возни сколько! — согласилась Лиза-стряпуха. — Платья и сапог не напасешься, все на ней, как в огне, горит.

— А я так люблю Коденьку и уважаю! На нее глядя, сердце радуется: всегда она приветливая, здоровая, веселая, а уж затейница какая! Как нет ее дома, так точно тебе и не хватает чего, — проговорил кучер Михайло, дуя на блюдце с горячим чаем.

— Скучно без меня, так вот и я!

Слуховое оконце распахнулось настежь, и в нем появилось смеющееся личико Коди, слышавшей слово в слово весь разговор прислуги.

А из-за ее плеча выглядывает рыженькая головка Софочки.

Сейчас в руках у Коди огромный дождевой зонтик, с которым Лиза-стряпуха ходит на село за провизией в дурную погоду.

— Друзья мои! — кричит звонко Кодя, — Вы увидите сейчас поразительное зрелище! Вы, вероятно, никогда не видели, как человек, поднявшись на воздух, спускается на парашюте, то есть на большом зонтике? Но вот вы сейчас полюбуетесь этим несравненным, увлекательным зрелищем… Я думала было показать вам его во время моего представления. Это тот сюрприз, который значился на афише, но… обстоятельства сложились так, что мне нельзя было этого сделать! Но теперь я совершу полет на парашюте. Смотрите!

Кодя с трудом пролезла в окно и показалась на крыше.

— Барышня, барышня Кодя! Что вы хотите делать? Остановитесь! — на разные голоса закричала прислуга.

— Хочу слететь вниз на парашю…

Кодя не договорила, быстро раскрыла зонтик и, высоко держа его над головой и крикнув: "Раз! Два! Три! Лечу!", спрыгнула с крыши…

Но — ах! — что случилось вслед за этим!

Парашют, то есть зонтик, не удержал Кодю, как это она, очевидно, предполагала, и девочка с ужасающей быстротой слетела с крыши вниз, в самую середину безмятежно прогуливавшихся по грязи под окном поросят.

С отчаянным визгом рассыпались в разные стороны перепуганные хрюшки… Кодя лежала на земле в глубоком обмороке…

* * *

Когда, получасом позднее, приведенная в чувство Кодя открыла глаза, то увидела, что лежит в маленькой чистенькой комнатке, носящей название "убежищного лазарета".

Доктор Анна Васильевна, горничная Саша и Марья Андреевна возились около нее.

— Ты вывихнула себе ногу, Кодя! Ее придется вправлять, а это будет очень больно! — с сочувствием произнесла Марья Андреевна, гладя непокорные Кодины вихры.

— Это ничего! — произнесла слабым голосом Кодя.

— Ты кричи и плачь, если будет уж очень нестерпимо! Может быть, это облегчит боль, — посоветовала Анна Васильевна.

— О, нет! Ни кричать, ни плакать я не стану! — возразила с уверенностью Кодя. — Я принадлежу к кружку лесных храбрецов, я вождь Соколиный Глаз. А вождь должен быть тверд, как скала.

Закрыв глаза и крепко-накрепко стиснув зубы, Кодя приготовилась к операции.

Боль в ноге заставила Кодю лишь слабо застонать, и Кодин вывих был вправлен.

Доктор Анна Васильевна положила ногу в лубок, забинтовала ее и строго-настрого приказала Коде лежать без движения, по крайней мере, неделю.

Теперь выдержка готова была покинуть Кодю. Что-то клубком подкатило к горлу и обожгло ей глаза. Но девочка вовремя вспомнила об одном из десяти обетов, данных ею в день «посвящения». Зажмурив глаза, она сказала, обращаясь к дежурившей у ее кровати Марье Андреевне:

— Вы сердитесь на меня? Не правда ли? Но я и так достаточно наказана!

— Увы! Слишком даже, моя бедная Кодя! — поспешила ответить та, с сожалением глядя на девочку. — Но впредь ты будешь раньше думать, а потом уже делать что-либо! Не правда ли, дитя мое?

— Конечно! Я буду раньше делать, а потом уже думать, — с жаром подхватила Кодя, не замечая своей ошибки. — Только вы… пожалуйста… простите меня!

* * *

Мама Валя, Слава и Люся возвращаются, наконец, и лесную усадьбу.

Из открытого окна лазарета Коде было видно, как подъезжает коляска, как Жучок кидается навстречу своим друзьям, как обрадованная Болтушка старается изобразить нечто вроде приветствия. Видно, как двенадцать девочек с букетами лесных цветов радостно бросаются навстречу прибывшим.

Вот Слава и Люся выскакивают из коляски и осторожно помогают сойти Маме Вале.

Но что с ней? У нее такое утомленное лицо! Что случилось?

Кодя привстает немного на своих подушках, вытягивает шею и смотрит до тех пор, пока у нее не затекают руки.

Она видит, как Мама Валя обнимает плачущую Сару, целует остальных детей и спешит к ней, Коде, тревожно расспрашивая о чем-то сопровождающих ее Марью Андреевну, доктора Анну Васильевну и няню.

— Кодя! Бедная Кодя!

Коде кажется, что добрый ангел слетел к ней с неба и повеял на нее своим лучистым крылом.

Теперь она съежилась в объятьях Мамы Вали и лепечет смущенно:

— Да, да! Я старалась быть умницей, и все шло хорошо, только… только я завязла в болоте и чуть не умерла… Потом разорвала по ошибке нянин платок вместо тряпки… Потом нечаянно написала няне не очень-то хорошее письмо по ее просьбе в деревню… Потом спустилась на парашюте и вывихнула ногу и… больше, кажется, ничего! Все остальное вполне благополучно, — заключает она совсем уже тихо. Потом глядит молча несколько мгновений на начальницу и неожиданно кричит в испуге:

— Что с вами? Вы больны, Мама Валя?

В лице ее такое отчаяние и тревога, что Валерия Сергеевна старается улыбнуться, чтобы успокоить девочку.

— Это ничего, ничего, моя бедная детка! Я только прихворнула немного в деревне у папаши… И вот никак не могу поправиться с тех пор.

А вечером по всему "Лесному убежищу" пробегает ужасная весть: Валерия Сергеевна занемогла. У доброй любимой начальницы тиф, и она лежит без памяти в своей постели.

Поползли печальные, тревожные дни.

Девочки «Убежища» притихли и ходят молчаливо по дому и саду. Говорят чуть слышно и поминутно поглядывают на соседний домик начальницы.

По нескольку раз на дню оттуда приходят тревожные вести: Маме Вале все хуже и хуже, Мама Валя очень плоха… Доктор Анна Васильевна не отходит от ее постели. Из города по два раза на дню приезжает доктор.

Слава и Люся не приходят больше играть с детьми «Убежища». Они бродят по дому и «своему» палисаднику, отделенному от приютского сада невысокой оградой.

Ждут откуда-то издалека родного брата Валерии Сергеевны, о котором еще недавно с восторгом Слава рассказывал Коде. Со дня на день ожидается его приезд, так как больная чувствует, что ей остается жить недолго.

Страшный Полкан теперь жалобно воет по вечерам у своей будки.

— Это к покойнику! — в волнении говорит Маня и тут же крестится мелкими быстрыми крестами. — Я давно уже слышала, что всегда перед чьей-либо смертью воют собаки.

Маня стала теперь еще более суеверной, нежели раньше. Она тщательно следит, чтобы тринадцать человек не сидели за обеденным столом, чтобы три свечи не горели в комнате, чтобы при прогулке по полю заяц не перебежал дороги.

Маня очень опечалена болезнью Мамы Вали.

Впрочем, опечалена не она одна, опечалены все девочки. Все они бесконечно любят добрую наставницу, всегда одинаково ровную, заботливую и ласковую с ними.