Теодор Гладков - Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков

• Название: Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
• Автор: Теодор Гладков
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03415-9

Книга является документальным повествованием о жизни и деятельности одного из самых засекреченных людей нашей страны в 1930–1950 годы, разведчика-нелегала, ставшего руководителем нелегальной службы советской внешней разведки генерала Александра Короткова. Читатель узнает о противостоянии советских и гитлеровских спецслужб, их структуре в разные годы, о трагических потерях нашей разведки в период сталинского «большого террора», о так называемом деле «врачей-убийц», о Берии, об опасном столкновении с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции в пресловутой «холодной войне».

Книга написана на основе недавно рассекреченных документов Службы внешней разведки России, специально предоставленных автору, его собственных встреч с участниками и очевидцами описанных событий как в нашей стране, так и за рубежом.

---

Все же им чертовски повезло: прежде, чем эсэсовцы успели поднять тревогу и блокировать все автобусные остановки в этом районе, разведчики успели сесть в обычный рейсовый автобус, доехать на нем до ближайшей станции подземки и скрыться. Ночевали они на одной из своих конспиративных квартир на Семиондахштрассе.

3 апреля по радио было передано, а в самой читаемой берлинской газете «Берлинер моргенпост» напечатано сообщение об убийстве на автостраде трех служащих полиции безопасности. За поимку виновных была назначена огромная награда — сто тысяч рейхсмарок. К 12 апреля эта сумма возросла до миллиона!

К этому дню Красная Армия уже почти вплотную подошла к Берлину, и Мюллер решил накануне близко штурма столицы осуществить эффективную диверсию, чтобы реально помочь наступающим советским войскам. Путем визуального наблюдения в районе Восточного речного порта на Променаденаллее рядом со станцией городской электрички он обнаружил крупный склад артиллерийских снарядов и орудий.

Используя свою офицерскую форму, Мюллер проник на склад (ему помогали еще четыре подпольщика) и заложил там взрывное устройство… Колоссальной мощности взрыв случайно совпал с очередной бомбардировкой города. Немцы решили, что взрыв склада произошел от детонации или прямого попадания авиабомбы.

Последний оставшийся у Мюллера заряд из «московского запаса» он использовал, чтобы так же нахально взорвать склад с фаустпатронами неподалеку от Рудольфплац. Последняя же диверсия, осуществленная группой Мюллера, носила прямо противоположный характер: в том же Восточном порту они предотвратили взрыв склада с продовольствием, предназначенного для снабжения гражданского населения.

23 апреля завершилась активная деятельность обер-лейтенанта Крюгера, когда по всему Берлину уже шли ожесточенные уличные бои. К сожалению, при этом погибли два его товарища…

25 апреля Хайнц Мюллер вышел из своего последнего убежища на Рампештрассе (благоразумно переодевшись в гражданскую одежду), выглядел первого попавшегося ему навстречу советского офицера и на ломаном русском языке попросил отвести его в ближайший штаб.

Информация, собранная его группой, была использована командованием Красной Армии в завершающую неделю битвы за Берлин[134].

В связи с работой по военнопленным Короткову в последние полтора года войны пришлось не раз иметь дело со своим давним начальником по Берлину. После Узбекистана Амаяк Кобулов был назначен заместителем начальника Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных (в 1951 году он стал начальником этого управления — уже не главного, и заместителем начальника ГУЛАГа). Теперь он был комиссаром госбезопасности третьего ранга (а с лета 1945 года генерал-лейтенантом).

С Кобуловым Коротков вполне ладил, поскольку в разговорах с ним старался не задевать его самолюбия, к чему Амаяк, как все кавказцы, был весьма чувствителен. Впрочем, Кобулов-младший был прекрасно осведомлен о том, что Коротков с берлинских времен вырос в одного из видных ответственных сотрудников внешней разведки, что он пользуется авторитетом у обоих наркомов — и Меркулова, и Берии. Потому и сам относился к Короткову если не как к ровне, то близко к тому.

Из тех, кто служил с Коротковым вместе в годы войны, сегодня живы двое: уже упоминавшийся ранее Борис Журавлев и Виталий Чернявский. Ветеран внешней разведки, ныне литератор Чернявский закончил Московский институт стали в июне 1941 года и, естественно, был сразу призван в Красную Армию, причем, по разнарядке ЦК ВКП(б). Диплом он защищал на так называемом спецфакультете по теме «Производство броневой стали». Должно быть, по этой причине его направили служить в Особый отдел (впоследствии особые отделы были преобразованы в военную контрразведку «Смерш»)… танковой бригады. Видимо, кадровики рассудили, что специалист по броне непременно должен разбираться и в танках.

Потом был фронт, участие в жестоких, кровопролитных боях под Ржевом — в истории Великой Отечественной войны этим сражениям отведено скромное место, не сравнимое ни с обороной Севастополя, ни со Сталинградской битвой, тем более — со штурмом Берлина. Только знаменитое стихотворение Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом» отражает всю трагедию и героизм советских солдат в этих боях.

В марте 1944 года старшего лейтенанта Чернявского после очередного переформирования бригады отозвали на краткосрочные курсы, а затем направили служить в дом № 2 на площади Дзержинского. Объяснение было простым: в личном деле офицера-фронтовика значилось, что он хорошо владеет немецким языком, что соответствовало действительности.

Виталий Чернявский вспоминает:

«Никогда раньше не думал, что мне придется когда-либо бывать в этом здании на площади Дзержинского, тогда еще не перестроенном, без нынешнего левого крыла. Вошел в четвертый подъезд по разовому пропуску, поднялся на седьмой этаж, отыскал в длинном коридоре дверь с нужным мне номером. Точно в назначенное время помощник провел меня в кабинет. Из-за стола поднялся молодой, высокий полковник. Фамилию я уже знал — Коротков. Должность — начальник отдела. Впрочем, что такое отдел в разведке, я тогда не представлял, понимал, однако, что раз им руководит полковник, значит, что-то вроде бригады или полка.

На столе перед ним лежала тоненькая папка — мое личное дело, которое я никогда не видел. Не положено. Коротков предложил мне сесть. Задал несколько вопросов, потом вдруг перешел на немецкий язык, в дальнейшем вся беседа и шла на немецком. То была проверка. Потом я узнал, что Коротков терпеть не мог сотрудников, не владевших иностранными языками, даже при наличии иных достоинств.

Потом он взял с этажерки, стоявшей возле письменного стола, толстую немецкую книгу. Развернул на первой попавшейся странице, предложил прочитать несколько абзацев и пересказать по-немецки их содержание.

На этом собеседование закончилось.

— Вы зачисляетесь на должность оперуполномоченного нашего отдела. Мы занимаемся разведкой в Германии, Венгрии, Румынии, Болгарии, а также в оккупированных немцами странах — Югославии, Польше… На службу явитесь завтра с утра.

На другой день я уже сидел в небольшой комнате, через две двери от кабинета Короткова. Кроме меня здесь работали еще два сотрудника, оба старшие уполномоченные: Борис Журавлев — он служил с Коротковым еще в довоенном Берлине, и Александр Славин.

Славин был интересный человек. Родился он в буржуазной Литве, высшее образование получил во Франции, в Сорбонне. Свободно владел несколькими иностранными языками. Участвовал в работе подпольной комсомольской организации. Когда Литва вошла в состав СССР, Славина послали на службу в разведку.

Уже при мне Коротков и Славин провели интересную вербовку. Наши сотрудники регулярно выезжали в лагеря для немецких военнопленных, подыскивали людей, чем-то интересных для нашей разведки. В первую очередь, конечно, отбирали антифашистов, врагов гитлеровского режима. Их переводили в лагерь в Красногорске, где они проходили обучение. Затем некоторых из них, особо проверенных и надежных, мы засылали в Германию или оккупированные ею страны с разведывательными заведениями. Как-то надо было привезти из Лунева нужного нам немецкого офицера. Свободной машины, как на грех, не оказалось. Пришлось везти его до Москвы в электричке, а затем до нужного адреса обычным городским транспортом, к изумлению других пассажиров.

В одном из лагерей был обнаружен пленный, чья сестра, как выяснилось, работала в посольстве Германии в Турции. Коротков направил в Анкару Славина. Тот сумел завязать знакомство с этой женщиной, завоевал ее доверие, передал письмо от брата, о котором их семья давно не имела никаких известий. И успешно провел вербовку.

Моя же служба в отделе началась с того, что Коротков рекомендовал внимательно изучить дела «Корсиканца» и «Старшины», то есть Харнака и Шульце-Бойзена, чтобы получить некоторое представление о разведке.

К слову сказать, меня, помнится, приятно удивило, что Александр Михайлович, в отличие от большинства офицеров, с которыми мне пришлось ранее иметь дело, всем сотрудникам говорил «вы». На «ты» он был лишь с несколькими старыми сослуживцами и личными друзьями».

Подводя итог работе советской разведки в годы Великой Отечественной войны, следует признать, что все же, невзирая на понесенные потери и огромные трудности, которые ее сотрудникам приходилось преодолевать, она предоставляла высшему руководству страны и командованию Красной Армии достоверную информацию. Это, в частности позволяло правительству делать серьезные долгосрочные прогнозы и, соответственно, строить свою внешнюю политику уже с расчетом на послевоенную эпоху[135]

Накануне Крымской (Ялтинской) конференции «Большой Тройки» в феврале 1945 года в Москве прошло представительное совещание руководителей разведки НКВД-НКГБ, наркоматов обороны и Военно-Морского Флота. В первый день под председательством начальника Разведуправления Генштаба генерала Филиппа Голикова, во второй — Лаврентия Берии. Обсуждался один-единственный, — зато какой! — вопрос: оценка потенциальных возможностей Германии к дальнейшему сопротивлению союзникам. Участвовал в этом совещании и полковник Коротков.