Марианна Цой - Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания

• Название: Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания
• Автор: Марианна Цой
• Издательство: Новый Геликон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-85-395-018-5

В сборник о поэте и музыканте Викторе Цое вошли его стихи, воспоминания о нем родных и друзей, многочисленные публикации о Цое и группе КИНО в прессе, документы, автографы, фотографии.

Книга богато иллюстрирована.

Рассчитана на массового читателя.

---

У меня не было тогда абсолютно никакого стиля. В голове была парочка каких-то рок-н-рольных ходов, ну и понятие — как должно быть хорошо. Только свое понятие — больше ничего.

Научился я играть сам, а потом уже пошел в джазовую школу — думал, что там научат чему-нибудь. Но ничего нового там не узнал. Хотя, может быть, и узнал. Не помню.

На первом электрическом концерте КИНО, еще с Рыбой, играл Максим, еще был барабанщик, не помню, как зовут… Витька и я. После того концерта Цой чего-то стал злиться на всех и на все. Ему, видимо, что-то не нравилось. И Борька его за тот концерт ругал. Стали дальше репетировать.

Поначалу мы с Витькой ходили — два таких дружка. Витя песенки сочинял, мы играли. Наверное, это и называется «был к нему ближе других». Хотя, если говорить о составе последних лет, с тех пор, как появился Игорь, то нельзя сказать, что я был дружнее с Цоем, чем Тихомиров или Георгий. Густав позже меня появился, но с Витькой они тоже общий язык нашли. Тихомиров — уже позже. Уже и возраст другой был, сложнее сойтись. Музыка, конечно, объединяла. Что касается новой информации, то мы старались обновлять старый багаж. Все время слушали что-то новое. Вместе и по отдельности. Круг слушаемой музыки у нас был примерно одинаков. По крайней мере, был наборчик, который знали все и могли обсудить. А у каждого были и свои какие-то пристрастия, это естественно. Но все равно — дружили. Последнее время Цой любил напоминать, что все это держится только на дружбе. То есть, он нас терпит только потому, что мы — друзья.

Факт тот, что все эти концерты последнего времени, все эти гастроли никому не нравились. Боролись за одно, а напоролись на другое. Как начались деньги, началась какая-то зависимость. Это превратилось в работу. В такое выбивание денег. Когда это началось? Пожалуй, с концертов, которые проходили в Евпатории и в Алуште. Группа резко стала популярной, все появилось, не только деньги. Менеджеры пошли один за другим. Один другого лучше.

Собственно, я с менеджерами не работал. Это Витя с ними работал. Когда-то гастроли решались путем обсуждений. Витя, так сказать, отфильтровывал поступающие предложения — к нему они все шли. Или на меня выходили с предложениями. Я — к Витьке. Или к менеджеру. Он — к нему. А потом Цой объявлял, что так и так, есть предложение ехать туда-то, играть там-то. А потом уже планировалось по-другому, как все у нас планируется. Тур такой-то, такие-то концерты, десять дней перерыв — и опять… Все это, конечно, можно назвать работой, но творчеством никак не назовешь. Как люди творческие мы мучались.

Конечно, были передышки на отдых, на запись. Но я хочу сказать, из-за чего возникали трения. Может быть, я смотрю с негативной точки зрения на все эти вещи. Но мне уже давно на гитаре играть не хочется. И я не играю. Музыку пишу на машинке, как у Курехина. А вообще, все было отлично. За границу ездили. Машины купили. Побились все на этих машинах…

А слава?.. Я же говорю, боролись за одно — напоролись на другое. Есть идеальное представление. А идеальное представление о каком-то понятии всегда отличается от реального воплощения этого понятия. Я хочу сказать, что слава в этой стране приобретает уродливые формы. Когда мальчишки стекла бьют в машине, как у меня во дворе. Все борются за славу, программа известная. И мы отработали ее до упора. А удовлетворение кончилось не помню уже когда. Сначала было интересно, потом еще интереснее, а потом все меньше и меньше. Меньше было интереса к живому творчеству. Я говорю только о себе.

А Цой читал все письма, адресованные ему. Не знаю, что это доказывает. Он серьезно к этому относился. Очень ответственный человек был. От поклонников нас оберегали. С Белишкиным мы ездили еще впятером, обороты были небольшие. А когда в перспективе стала видна возможность прокручивать большие массы народа, понадобился более профессиональный менеджер. С большим радиусом действия. И когда стали ездить с Юрой Айзеншписом, появилась уже целая бригада администраторов — ребята молодые и разных размеров.

Поехали мы в Америку с Рашидом. Он там показывал «Иглу» на рэдфордовском фестивале. Об «Игле» я ничего не могу сказать, потому что, когда видишь на экране знакомых, которые выкобениваются, пытаясь стать актерами, понять замысел режиссера… То есть, я просто не понимаю, что происходит на экране. Я могу только сказать, что тут вот Маринка Смирнова похожа на себя, а тут вот притворяется. Поэтому о фильме я судить не могу.

И вот Витя, Наташа, Рашид, Джоанна и я поехали. На гитарках там поиграли, американцы нам похлопали. В то время я уже не испытывал острых ощущений от выхода на сцену. Я тогда уже наелся всем этим. А относился к этому как к фатальной неизбежности. Не бросать же группу? Жалко такую хорошую группу бросать. Столько лет потрачено. Но с Витькой мы старались на эту тему не говорить. Его это тоже, наверное, доставало. С возрастом, по-моему, в отношениях проявляется больше всяких нюансов. А может быть, я на это стал обращать больше внимания.

Сейчас трудно стало. Сказать много можно, но не стоит, потому что другого ждут. Мифология творится, а мы в ней участвуем. Я сам не знаю, как к Витьке отношусь. Я и любил его, и ненавидел иногда. Это сложно, когда столько лет вместе. Но я его уважал всегда, потому что он был боец настоящий.

Рашид Нугманов «Подлинное чувство магнетизирует…»

— … Я, честно говоря, совершенно не мистически настроенный человек, поэтому я сначала не придал никакого значения сну, который приснился мне под утро 15 августа 1990 года. Проснулся я тогда около девяти часов и помнил его очень ясно. Происходило там следующее: звонок, я беру трубку. Голос Виктора:

— Привет!

— Привет, — говорю. — Ты откуда звонишь? Из Москвы или уже в Ленинград вернулся?

— Нет, я в Алма-Ате.

— Странно. А где в Алма-Ате?

— На киностудии «Казахфильм».

— Что ты там делаешь?!

— Собираюсь сниматься в кино.

— В каком?!

— Вот, тут есть какая-то картина. (Не помню, назвал он ее или нет.)

— Постой, постой, — говорю. — Мы же с тобой собирались делать фильм.

Через месяц у нас должны начаться съемки. И потом, ты ведь всегда наотрез отказывался от разных предложений, и «Казахфильма» в том числе. В чем дело?

— Ты извини, я не могу сейчас говорить, меня торопят.

— Ну хорошо. Какое у тебя сейчас расписание? Куда ты направляешься?

— Сейчас меня везут в такую-то гостиницу.

— Ладно. Я выйду на угол Джамбула и Фурманова, встречу тебя — хоть двумя словами перекинемся.

Я выхожу на улицу, жду его. Подъезжает машина. Виктор сидит сзади слева от водителя. Я подхожу к машине с его стороны, он открывает дверцу и до половины высовывается. У сидящих в машине какие-то темные лица, я не разобрал. А Цой мне очень печально говорит:

— Оказалось, что я подписал контракт и уже не могу отказаться. Я не хочу сниматься в этом фильме, но я вынужден. Ничего, мы скоро с тобой встретимся — после того, как я закончу с этой картиной.

— Ну, хорошо. — отвечаю, — Тогда я останавливаю наш фильм, буду пока прописывать сценарий.

И все. Его заторопили, дверца захлопнулась, и он уехал.

Я проснулся — ну, думаю, сон какой дурацкий! Я ведь прекрасно знал, как он готовился к нашей картине, ему очень понравился последний вариант сценария, который я сделал, он занимался, накачивался. И, конечно, я походил, попил чаю и забыл об этом сне.

А потом я узнал об аварии. Уже после того, как мы похоронили Виктора, я спросил Наташу Разлогову о том, как у него начался этот день. Она сказала, что Витя проснулся около пяти утра и поехал на рыбалку. Разница в четыре часа, то есть в Алма-Ате у меня было как раз около девяти. Проснулись мы практически одновременно. А через семь часов произошла эта беда.

Я не знаю, как можно прокомментировать этот сон. Но для меня теперь ясно, что это был за контракт. Иногда в голову приходят банальные мысли, что если б сразу все правильно понять, позвонить ему, может, что-то удалось бы изменить. Не знаю… Вот такое у нас вышло прощание с Виктором.

А к новому нашему фильму действительно все было готово, и пятнадцатого сентября мы должны были запуститься. Нашим первым желанием в этой картине было поглумиться над героическим жанром. То есть сделать фильм сверхгероический. В основу была положена сюжетная канва «Семи самураев» Акиры Куросавы: бандиты притесняют бедных тружеников и они, собрав свои жалкие деньги, нанимают других бандитов, чтобы они их защитили. Конечно, на эту основу мы напридумывали много новых поворотов. Тут предполагалась такая двойная игра: безусловный героический образ и в то же время ироническое отношение к нему и режиссера, и актера. Но сама среда должна быть реально романтической, с действительными опасностями, приключениями и настоящими переживаниями. Мы ни в коем случае не хотели глумиться над самими чувствами и переживаниями людей, над такими понятиями как честь, дружба, любовь.