Лидия Чарская - Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки

• Название: Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-98891-060-2

---

Голос княжны звучит властно. Князь Георгий улыбается. Любуется красивой, как ливанская роза, цветущей дочуркой.

— Ах, ты Нина-джигит, командир-сотник, постой ты у меня!

Выехали гуськом из ворот усадьбы. На гнедом кабардинце, впереди всех, князь Георгий Джаваха. Подле него как вьюн гибкая княжна Нина на своем Шалом.

Три всадника за ними: хорунжий Гордовин, с ним Зиночка, сестра его, и Бэла. Дальше Абрек, конюх князя. Еще дальше — арба с провизией, самоваром, утварью, необходимою для пикника. Правит Михако. На ящике с посудой сидит старая Барбалэ, заслонив рукой слезящиеся от солнца глаза.

О, это солнце! Как красиво заливает оно и Куру, старую ворчунью, и прибрежные утесы, и змеистую тропинку, убегающую вдаль…

И цветы, и воды Куры, и весь Гори в его сверкающем сиянии.

Все дальше углубляются путники в горы… Играет под княжной Ниной красавец Шалый, тихонько ржет, закусывает удила…

Играет и сердце княжны… Любо ей, весело…

Милая родина!.. Милые горы!..

— Папа, папа, — говорит она, — нет на свете лучше нашей восточной страны!..

Улыбается князь Георгий… Крутит рукою ус. О, он лучше других понимает свою девочку, свою Ниночку-джан.

В ней говорит кровь ее матери-горянки, кровь лезгин, свободных детей Дагестана, вольной гордой страны…

Все выше поднимается караван. Стихают разговоры. Сильнее поскрипывает арба.

Молоденький хорунжий притомился, перестал сыпать шутками, смешить сестру и Бэлу.

А та по-прежнему остается бодрой. Ей ли, дикой горной козе, привыкшей проводить время в седле, уставать от трехчасового перехода!

И Нина по-прежнему бодра.

— Стоп! Мы у места.

Князь Георгий первый соскакивает с коня и бросает поводья Абреку. Потом снимает с седла Нину.

— Что, джаночка, это ли не местечко?!

— Отец, какая прелесть! Красиво, как в сказке. Мы еще не были здесь с тобой?

— Нет, мой алмаз, мой цветок душистый, не были. Нравится здесь тебе? — ласково спрашивает князь Георгий.

Зачарованно смотрит княжна Нина.

Трепещет ее сердце.

Нависли теснинами, образуя ущелье, высокие утесы-великаны, куполом сошлись сверху, солнца не видно, застлали солнце.

Прохлада и полумрак…

Сверкающей лентой вьется ручей, сбегая каскадом по камням на лужайку.

Как в раме, в отверстии скал виднеется лужайка. Ковер цветов покрывает ее. Здесь и дикие левкои, и розы, и азалии, и пряный жасмин.

Наверху — величие покоя, а внизу — душистый пир цветов и солнца…

Замерла княжна.

Замерла Зиночка, ничего подобного не видевшая в холодном Петербурге.

Замерла дикарка Бэла. Только ноздри ее вздрагивают да черные глаза поблескивают, как клинки дамасского кинжала.

Барбалэ с Михако разгрузили арбу.

Абрек спустился в рощу, набрал сухих веток орешника, сложил костер.

Разложили скатерть, положили вокруг седла. Девочки уселись на них. Князь и хорунжий уселись на ковры. Рядом — слуги, Михако и Абрек.

Старая Барбалэ поставила закуски и приютилась тут же у ног своей джаным-княжны.

Как вкусны на свежем воздухе паштеты из молодого барашка, свежие домашние колбасы, холодные цыплята, персиковые и дынные пирожки!

Мастерица их делать старая Барбалэ!

А вкусное грузинское вино из собственного виноградника, разве это не прелесть!

К концу пира совсем низко опустилось солнце. Оно встало как раз над — противоположным утесом, проскользнуло в расщелину между скал и утонуло где-то за горами.

— Папа! Что это? — Княжна указала направо. Там — утес, старый-престарый. У подножия его, почти что в рост человека, продолговатое отверстие — вход в подземелье.

— Увидела! — рассмеялся князь Джаваха. — Я думал, ты не заметишь, солнце мое!

— Что это, папа?

Князь молчит. Губы его таинственно сжаты. В черных быстрых глазах видна легкая усмешка.

— Нина-джан, любопытная козочка, это пещера. В пещере — тайна. В тайне — глубокий и прекрасный смысл… Никто не проникнет в пещеру. Люди боятся тайны, страшным кажется ее мрак… Немного есть храбрых на земле…

— Ты говоришь — там тайна, отец?

— Да, моя Нина.

— Но ты был там, раз ты это знаешь?

— Был, моя девочка, сердце мое!

— А раз ты был, может ли устоять твоя Нина?

Княжна уже мчится к пещере. Солнце давно ушло за горы, но отблеск его еще дрожит у входа в таинственный грот.

— Боже мой! Она там! Она уже там! Да удержите же ее! Удержите! — кричит Зиночка.

Бэла настороже, вытянулась, как струнка.

— Храни Аллах Нину! О, безумная девочка! К чему эта глупая храбрость? Брат Георгий тоже хорош! Совсем не жалеет дочку.

Князь Георгий произносит без малейшего волнения:

— Ты можешь гордиться, старая Барбалэ, что вынянчила такую смелую джигитку!

За храбрость своей княжны поручится перед кем угодно старая Барбалэ. И как благодарна она батоно-князю за то, что он сумел отличить своего орленка-дочку перед заезжими гостями.

А Нина уже в пещере.

В пещере полутьма. Тайной веет от стен ее, утонувших во мраке. Жутко и холодно в сердце утеса, но Нина смело углубляется в грот.

Ее сердечко бьется не от страха… Жгучее любопытство загорается в нем…

Но что это?…

Перед нею очертания человека с простертою ей навстречу рукою.

Минуту медлит княжна.

Потом смело протягивает свою маленькую ручку.

— Здравствуй! Привет тебе!

Ее рука дотрагивается до чего-то холодного.

Княжна невольно отдергивает руку.

— Кто ты? — спрашивает она.

— Я каменный джигит, — отвечает позади знакомый голос.

Нина живо оборачивается.

— Отец!

— Да, моя Нина!

— Зачем ты пришел сюда? Ты не надеялся на мою храбрость?

— Я верил в нее. Я пришел полюбоваться моим юным джигитом Ниной и каменным хозяином скалы.

— Так он из камня, отец?

— Да, моя крошка. Целая легенда сложилась про каменного джигита. Старая Барбалэ заучила ее наизусть. Пускай она расскажет ее нам.

— О, да! Да!

Княжна выпорхнула из пещеры. Бурные рукоплескания встречают Нину. Зиночка, Бэла, хорунжий и слуги восторгаются ею.

— О, как вы смелы! Настоящая героиня! — говорит Зиночка.

— В роде Джаваха еще не было трусов, — гордо отвечает Нина.

Бэла виснет на шее Нины.

— У-у! Ястребенок горный. Лезет к горным демонам, сама не знает для чего.

И лицо у нее притворно-сердитое.

— Ха-ха-ха! — заливается Нина, — нашла чем испугать!

Абрек берет горящую головню из костра и несет ее в пещеру. За ним спешат остальные.

Вот он, каменный джигит!

Посреди грота высится изваяние из камня. Запрокинута каменная голова, простерты каменные руки. Одна кверху, к небу, другая вытянута вперед, как бы угрожая.

Жуткой тайной веет от каменного идола.

— Простой камень, а как страшно! — Зиночка пугливо жмется к брату.

Здесь, у входа, молодежь обступает Барбалэ.

— Расскажи нам, милая, старое предание о каменном джигите.

Барбалэ молчит с минуту, почти с благоговением глядя на идола, потом идет к костру.

Здесь девочки устраивают ей возвышение из седел в виде трона, покрывают его пушистым ковром, усаживают на него старуху.

— Будь как царица сегодня, Барбалэ, будь как царица! О старом-престаром времени ты станешь нам рассказывать, милая, а тогда певцы и рассказчики пользовались такою же славой, как и цари. Тебе царская слава.

Княжна Нина нарвала веток дикого винограда на склоне горы и, связав их тесьмой, оторванной от бешмета, сделала венок, который и возложила на седую голову старой грузинки.

— Барбалэ, начинай, мое солнце! Мы все слушаем тебя.

Барбалэ начала рассказывать.

Давно это было…

Еще православное учение не распространилось по Грузии и мало кто из нашего народа постиг веру христиан. Еще святая равноапостольная Нина, просветительница Грузии, не родилась на свет Божий, а старый князь Гудал уже гремел на всю Грузию.

Мрачный замок его стоял над бездной. Высилось, подобно орлиному, его неприступное гнездо в горах.

Далеко обходил это гнездо одинокий путник.

И не только запоздалый всадник, а целые караваны избегали страшного места, где жил в своем замке Гудал.

Жестоким, свирепым уродился князь. Вид крови пьянил его, чужие страдания и муки услаждали его мохнатое сердце, а стоны и вопли лучше всякой райской музыки тешили его слух.

Князь упал у ног каменного человека.

Он пуще всего в жизни любил засесть со своими абреками где-нибудь за утесом, выждать приближения каравана и внезапно напасть на безоружных людей.

Ни мольбы, ни вопли о пощаде не умилостивили ни разу свирепого сердца Гудала. Крошил его меч тела и головы ни в чем не повинных жертв.