Гордон Диксон - Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика

• Название: Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика
• Автор: Гордон Диксон
• Издательство: Издательство “Оверлайд”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-88308-004-9

В 19-м сборнике серии «КЛФ» представлены авторы «новой волны американской фантастики»: Гордон Диксон, Филип Дик и Роджер Желязны

---

— Абсолютный Благодетель Народа, — заговорил Цзо-Пинь, — лично принял товарища Петеля. Абсолютный Благодетель доверяет товарищу Петелю. Это большая честь. Его школа в Сан-Фернандо будет заниматься обычной философией дао, являясь по сути нашим каналом общения с либерально-интеллектуальной молодежью на западе США. Ее довольно много уцелело в районе между Сан-Диего и Сакраменто. По нашим предварительным данным — около десяти тысяч. Школа примет две тысячи. Обучение будет обязательным для всех отобранных нами. Гм, кажется, вода уже кипит.

— Благодарю, — пробормотал Чьень, опуская в керамический чайник пакетик одноразового чая «Липтон».

Цзо-Пинь продолжил:

— Все экзаменационные работы будут направляться в ваш кабинет, дабы вы могли тщательно оценить идеологическую благонадежность студентов школы. Другими словами, вы, товарищ Чьень, будете определять, кто из двух тысяч студентов действительно искренне реагирует на наши учебные программы, а кто — нет.

— Я налью чай, — сказал Чьень, хорошо владевший тонкостями церемонии.

— Мы должны понять одну вещь, — встрял Петель, чей кантонский был еще хуже, чем у Цзо-Пиня. — Проиграв мировую войну, американцы и их молодежь научились маскировать свои истинные чувства и убеждения. — Слово «маскировать» он произнес по-английски. Не поняв, Чьень вопросительно взглянул на начальника.

— Лгать, — перевел Цзо-Пинь.

— Они послушно повторяют партийные лозунги, но внутренне уверены в их ошибочности. Экзаменационные работы этой группы будут очень похожи на работы искренне убежденных студентов…

— Простите, если я правильно понял, две тысячи работ должны пройти через мои руки? — Чьень был в ужасе. Он не верил своим ушам. — Это работа для целого отдела. У меня и так забот по горло. — Он покачал головой. — Я не могу дать официальное заключение о работах данной группы коварных идеологических диверсантов, упомянутых вами выше… Ну ни хрена себе! — добавил он в завершение по-английски.

Цзо-Пинь сморгнул, услышав крепкое западное ругательство, и сказал:

— У вас есть люди. Можете привлечь еще несколько сотрудников. Бюджет Министерства в этом году позволяет. И помните — Абсолютный Благодетель Народа лично выбрал товарища Петеля для этой работы.

В его тоне появились угрожающие нотки — почти незаметные, только чтобы упредить истерику Чьеня и вернуть последнего в русло субординации. Для пущего эффекта Цзо-Пинь перешел в другой конец кабинета к трехмерному портрету Абсолютного Благодетеля в полный рост. Через несколько секунд его присутствие заставило сработать датчик автоматического магнитофона. Знакомый голос затянул привычную проповедь.

— Сражайтесь ради мира, сыны мои, — твердо и проникновенно произнес голос.

— Ну, хорошо! — Чьень немного успокоился. «Возможно, удастся запрограммировать один из министерских компьютеров. Если использовать структуру ответов типа „да“—„нет“ на базе предварительного идейно — семантического анализа идеологической верности… и неверности, разработать стандартную процедуру… Возможно…»

— У меня с собой один интересный материал, — сказал Дариус Петель. — Не могли бы вы, товарищ Чьень, ознакомиться с ним. — Он затрещал «молнией» старомодного пластикового портфеля. — Вот два сочинения, — он передал бумаги Чьеню. — Ваш ответ покажет вашу компетентность. — Его взгляд встретился со взглядом Цзо-Пиня. — Как я понимаю, если вы справитесь, то будете назначены заместителем советника Министерства, а Абсолютный Благодетель Народа лично пожалует вам медаль Кистеригана.

Оба — Петель и Цзо-Пинь — одновременно и настороженно улыбнулись.

— Медаль Кистеригана, — эхом повторил Чьень и взял сочинения, стараясь выглядеть беззаботно и уверенно. Но сердце тревожно екало. — Почему именно эти работы? Я имею в виду, что именно должен я выяснить?

— Одна из них принадлежит преданному прогрессивному деятелю Партии, чья верность и убежденность тщательно и неоднократно проверены. Вторая написана юнцом, неким «стилягой», который, как подозревается, стремится скрыть свои презренные мелочные буржуазные идейки. Вам предстоит определить, какая работа кому принадлежит.

«Вот спасибо вам огромное», — подумал Чьень. Но, кивнув, прочел заголовок первой работы: «Предвосхищение доктрин Абсолютного Благодетеля в поэзии Бах Ад — Дин Зуйара (Аравия, 13 век)».

На первой странице Чьень увидел четверостишие, хорошо ему знакомое. Оно называлось «Смерть», и он знал его с детства

«Еще не пробил час, свежи следы весны,

Но у Него ошибок не бывает;

Нет для Него ни высоты, ни глубины,

А только сад, где нас Он как цветы срывает.»

— Да, сильное стихотворение, — согласился Чьень.

Глядя на шевелящиеся губы Чьеня, Петель пояснил:

— Эпиграф здесь указывает на древнюю мудрость, заключенную в идее Абсолютного Благодетеля о том, что каждая личность смертна, что смерть неотвратима, а выживает лишь надличностное, коллективное дело. Как тому и надлежит быть. Вы с ним согласны? С этим студентом? — Петель сделал паузу. — Или это скрытая сатира на пропаганду великих идей Абсолютного Благодетеля?

— Хотелось бы взглянуть на вторую работу, — попросил Чьень, чтобы выиграть время.

— Решайте прямо сейчас. Дополнительная информация вам не нужна. Запинаясь, Чьень пробормотал:

— Признаться, я никогда не рассматривал это стихотворение с точки зрения… — Он почувствовал раздражение. — К тому же это не Бах Ад-Дин-Зуйар. Это четверостишие из «Тысячи и одной ночи». Действительно тринадцатый век.

Он быстро пробежал текст сочинения. Монотонный и тусклый пересказ стертых партийных лозунгов — клише. Штампы, знакомые Чьеню с колыбели. Безглазый империалистический монстр, вынюхивающий (смешная метафора) следы истинного вдохновения, антипартийные группировки в восточных районах США, все еще плетущие сети заговоров… Сочинение навевало зевоту. Настойчивость и бдительность, подчеркивал автор. Стереть с лица земли недобитков Пентагона, подавить упрямый штат Теннеси, а особенно важно разделаться с болезнетворным очагом реакции в красных холмах Оклахомы. Чьень вздохнул.

— Наверное, мы должны дать товарищу Чьеню возможность подумать над этой сложной проблемой на досуге — заметил Цзо-Пинь. — Вам разрешается взять сочинения домой на сегодняшний вечер. Составьте собственное мнение и доложите нам завтра.

Начальник кивнул — то ли насмешливо, то ли ободряюще. По крайней мере, он выручил Чьеня из трудного положения, и уже за это тот был ему благодарен.

— Вы крайне любезны, позволив мне выполнить столь важное задание в счет моего личного свободного времени. Великий Микоян, будь он жив, одобрил бы ваше решение, — пробормотал Чьень, а про себя подумал:

«Подонки, подложили мне такую свинью, да еще за счет моего же отдыха. Да, КП США явно в трудном положении. Академии перевоспитания не справляются с обработкой упрямых и своенравных янки. И ты вешал эту пенку с одного функционера на другого, пока не добрался до меня… Спасибо вам огромное.»

Вечером, в своей небольшой, но уютно обставленной квартирке, он прочел второе сочинение, принадлежащее перу некой Марион Калпеор, и обнаружил еще одно стихотворение. Да, явно в этом классе любили поэзию. Честно говоря, Чьеню не нравилось, когда поэзию — или любой другой вид искусства, — использовали как идеологический инструмент. Но что поделаешь. Он устроился поудобнее в любимом кресле с суперполезной формой спинки, исправляющей осанку, закурил громадную сигару «Корона номер один» и углубился в чтение.

Эпиграфом мисс Калпер взяла отрывок из поэмы Джона Драйдена, английского поэта 17 века. Это были заключительные строки из «Песни на день святой Цецилии».

«Когда последний час отпущенный
Поглотит жалкий хоровод,
Зов трубный загремит с небес,
Восстанут мертвые окрест,
И сфер небесных встанет ход».

«Черт бы вас всех побрал, — мысленно выругался Чьень. — Драйден, надо полагать, предвосхищает здесь падение капитализма? „Жалкий хоровод“ означает капитализм? Боже!» Он потянулся к сигаре и обнаружил, что она погасла. Сунув руку в карман за любимой японской зажигалкой, он приподнялся с кресла…

— Твиии! — заверещал телевизор в противоположном конце комнаты.

Так. Сейчас мы услышим обращение нашего любимого Вождя, Абсолютного Благодетеля Народа. Он взовет к нам прямо из Пекина, где живет уже девяносто лет. Или сто? Сейчас с нами заговорит, как мы его ласково называем, Великая Задница…

— Да расцветут в вашем духовном саду десять тысяч цветов осознанной скромности и аскетизма, — сказал телеведущий. Чьень, внутренне застонав, поднялся и поклонился экрану, как и надлежало — каждый телевизор имел встроенную камеру, передававшую в Службу Безопасности информацию о реакции зрителей.