Хяртан Флёгстад - У-3

• Название: У-3
• Автор: Хяртан Флёгстад
• Издательство: Радуга
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002196-0

Хяртан Флёгстад — один из современных писателей Норвегии, превосходный стилист. В основе его остросюжетного политического романа «У-3» действительные события недавнего прошлого, когда реакционные круги США сорвали переговоры между руководителями двух великих держав, заслав в воздушные пространства СССР шпионский самолет, который был сбит советской ракетой.

Герой романа — молодой военный летчик, обучавшийся в США, ставший выразителем протеста своих соотечественников против авантюрных действий американской военщины. Автор тонко показывает, как одновременно с политическим мужанием к герою приходит чувство подавленной в юности подлинной любви.

---

Меня мало трогает, что люди говорят. Перебираю пинцетом марки, которые присылает мне сводный брат Хуго; судя по этим маркам, он без конца заходит со своим судном во французские колонии в Западной Африке. А откладываемые мной монетки поступают от троюродной сестры Тюрид. Вот такие у меня всемогущие семнадцатилетние родственники: один — младший матрос на норвежских и датских пароходах, другая — младшая продавщица в галантерейной лавке.

Купив наконец на накопленные денежки атлас, я не слышу похвалы.

— Еще пожалеешь сам, — заключает Алфик, когда мы бредем к реке с палками на плечах и червями в карманах.

Я показал ему на карте, в каких местах на шарике побывал младший матрос Хуго Шортхенд. Но пройдет еще не один год, прежде чем он узнает, что «шортхендед» значит «неукомплектованная команда». И что Хуго Шортхенд как раз и не тянул на полноценного матроса. Что до галантерейного товара младшей продавщицы Тюрид, наступит время, когда и мы с Алфиком начнем подумывать о предметах мужского туалета.

Сейчас мы шагаем бок о бок вверх по берегу реки. Уже не первый десяток лет она перегорожена запрудой, так что русло куда как велико для бегущего по нему ручейка. Зато нам места вдоволь. По белой гальке мы прыгаем курсом на заводь.

Алфик опережает меня. Стоит, забросив удочку, и смотрит, как я догоняю его неловкими прыжками. «Этот Персон с комплексами», — говорят люди. У Персона-младшего комплексы. Что верно, то верно, конструкция у меня комплексная. Явившись на урок физкультуры в белом бумажном белье, я неловко вскочил на гимнастического коня и засел на нем, цепляясь всеми своими сочленениями, пока кто-то не сжалился, отцепил меняй снял с коня. После чего с физкультурой и гимнастикой было покончено. Были комплексы, были. А вот отца не было, только мать-коротышка, постоянно кудластая, черная и неопрятная с виду. Говорили люди.

Наживив крючки, забрасываем приманку. Где находится старший Персон, никому не ведомо. Поднимаю глаза от лески и удочки: за горами, за долами!

Клюет. Рыба попалась. Дергает леску там, в голубой глуби, леска дрожит, удочки гнутся, в воздухе мелькает серебро. Нам обоим повезло. Снимаем с крючков маленькие рты и ломаем хребет хватающим воздух форелькам. Рыба. Мгновения. Из потока времени мы выдернули трепещущий на тонкой нити напряжения миг, решающее мгновение — блестящее, бьющееся, живое, мускулистое, наше. Мгновение. Последняя судорога. И смерть. Форелька мертва. Недурной улов! Аи да мы!

Мы с Алфиком Хеллотом от радости кричим и пляшем на гальке. Бросив удочки на траву, впервые вместе хмелеем. Источник хмеля — классическая детская игра. Мы кружимся на месте вокруг собственной оси, кружимся все быстрее и быстрее, до той поры, когда уже нет хода обратно, ни повернуть, ни остановиться, не теряя равновесия и опоры под ногами, и уже кружится голова.

Знай продолжай кружиться, покорясь вращению. Все кружится у нас перед глазами. Камни, солнце, мгновения, рыбы, река. Все вращается. Земля вращается вокруг Солнца. Луна вращается вокруг Земли. Земля вращается вокруг своей оси. И мы докружились до одурения. Шатаемся и падаем, шлепаемся в воду в каскаде брызг, и больно ударяемся, и снова встаем на ноги.

— Гляди!

— Гляжу, да не вижу.

Глаза — блестящие, точно капли росы. В них отражен весь мир. Едва держусь на ногах, голова кружится, в голове туман, меня качает, но я стою — стою с камнем в руке. О, эта страсть оставить свой след! Жажда наложить на мир свой отпечаток! Мы с Алфом — хмель миновал — стоим на берегу, держа в руке по каменюге, и разом бросаем их в заводь. Есть! Громкий всплеск, два круга по воде, круги расходятся, выполаживаясь, сталкиваются, перемешиваются, сливаются воедино и бьются о береговые камни. Поглотив наши каменюги, глубокая заводь снова лежит без движения, без каких-либо следов, по-прежнему нас отражает блестящая гладь, гудят тугие струи над заводью, журчит вытекающая из нее речушка.

— Пошли! — говорит Алф.

И мы идем. Шагаем вниз по берегу, держа в руках удочки и наш улов. Внезапно Алфик бросает удочку и рыбу и срывается с места. Бежит со всех ног. Несется сломя голову. Крича мне через плечо:

— Засекай время! Засекай мое время! — Сам засекай!

— Почему?

— Потому!

Я вижу только исчезающие в кустах пятки моего товарища. Засекай время, хватай его, держи! Время идет, время мчится во весь опор. Рыба всплыла. Камни разбили водное зеркало. Скоро и мы будем взрослыми. Алфик! Я проливаю слезинку за нас, каплю соленой воды, осколочек зеркала.

Итак, я рос вместе с Алфиком, сросся с ним, пока мы не стали расти врозь. Вместе с ним и с одной девчонкой из того же дома. Она старше нас на год, и на голову выше, и вдвое больше, и в десять раз более зрелая, и мы незнакомы. Лицо как у кошки, длинные каштановые волосы волнами спадают на плечи и широкую спину. Она не знает нас с Алфиком Хеллотом, но мы-то знаем ее! Мы-то знаем — миллион раз раздевали ее догола и бросали в реку. Видели, как течение волочит ее через сточные трубы, и несет под мост, и сбрасывает в море. Нам ли ее не знать. Самой ей дела нет до каких-то там Алфиков или Персонов, чихать с высокого дерева на подобную мелюзгу, мы же, когда ничем не заняты, видим только ее, слышим только о ней. О ней ходят слухи. Говорят, она дерется. Дерется с парнями. И берет верх над ними. Одна едет на автобусе до озера и дерется с ремесленниками. И с ними тоже справляется. Должно быть, у нее когти, как у кошки, и глаза ночью видят, и живуча она, как кошка. И сил у нее как у десятерых, ума как у дюжины; так у нас про медведя говорят. Она непобедима и воплощением победной силы проходит сквозь двери того же дома, где живем мы с Алфиком Хеллотом, проходит по той же жизни, в которой мы с ним только-только нащупываем пути.

Китти!

ПРЕЖНИЕ МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ

До четырнадцатого дня рождения Алфик рос среди трухлявых яблонь в саду вокруг ветхого летнего дома. Здесь он и Констанца продолжали жить, когда немцы взяли Авг. Хеллота за участие в движении Сопротивления. И отправили в концлагерь. Два года он отсутствовал, а вернулся в целости и сохранности, только еще более костистый и угловатый, чем прежде. Еще более молчаливый, более замкнутый. Само лицо его — ровно стена, перед которой большинство отступает. Красное, будто кирпич, переслоенный морщинами, как раствором. Суровое — многие скажут: жестокое — лицо венчает туловище, напрашивающееся на сравнение с просушенным на солнце, прокопченным в дымоходе бараньим окороком. Но если Авг. Хеллот вдруг улыбнется, скажем когда Алфик берет верх на соревнованиях, лицо его трескается, как холодный валун от чрезмерного жара; суровость размывается, и через глубокие ямки и трещины в камне прорывается улыбка.

С 14 января по 1 мая того года, когда Алфику исполняется четырнадцать, на заводе ферросплавов, где деловитый Авг. Хеллот беспристрастно возглавляет профсоюзную ячейку, отработано 22 929 1/2 часов сверхурочных. В награду за трудовой вклад министерство выделяет дополнительную квоту на строительство десяти двухквартирных жилых домов, и во вторник 10 июля представители производственной комиссии тянут жребий с фамилиями тех, кто участвовал в сверхурочных работах и хотел бы строиться. Один из счастливчиков — Авг. Хеллот, член названной комиссии, председатель отд. № 301 и недавно избранный член руководства отраслевого объединения. Фортуна улыбается Авг. Хеллоту, и надо думать, это один из тех случаев, когда и его лицо бороздит улыбка. Морозным зимним днем Алфик переезжает в плод жеребьевки — двухэтажный деревянный ящик, сколоченный из досок от собственноручно снесенных немецких бараков, — и здесь он живет последние шесть лет перед тем, как набрать высоту.

АДРЕС

Перышко скрипит: «Улица Индзастрой, 33 Б».

БРАТЬЯ, СЕСТРЫ, ДРУГИЕ РОДСТВЕННИКИ

Нет. Никаких. А впрочем! Алфику об этом неведомо, но Констанца Хеллот, которой положено дать свое согласие и заверить подпись несовершеннолетнего сына на заявлении, знает про одного родственника. Про младенца, что явился на свет раньше времени и не выжил. Она и Авг. Хеллот сумели вырастить Алфика, но не смогли подарить ему сестру или брата. Другие родственники? Нет!

ШКОЛЬНОЕ И ДРУГОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

Алфик Хеллот был не из тех, кто, получив от кого-то удар, подставляет другую щеку. Хеллот-младший слыл красным. Этот сын Авг. и Констанцы — красный, что внутри, что снаружи, говорили люди, равно подразумевая вспыльчивый нрав, политику и рыжие кудри. «Пожар! Караул, пожар! Чердак горит!» — кричали мальчишки в других частях города, когда мы с Алфиком появлялись в их владениях. Или же пели в его честь что-нибудь торжественное, ехидно переиначивая слова. И не было случая, чтобы эти серенады не вознаграждались сполна. Алфик Хеллот заводился с пол-оборота, свирепел, бросался вдогонку за обидчиками и нещадно дубасил тех, кого удавалось поймать. Одно слово — красный. От природы, по нраву и по убеждениям. В школе качество это приводило к тому, что его частенько выставляли из класса в коридор или вызывали к директору за непочтительное отношение к высокомерным преподавателям, которые — говорил Алфик — чернили демократическое рабочее движение, и профсоюзы, и всех, кто пачкал свои руки простым физическим трудом, зато превозносили до небес богатых бездельников в учебниках истории и реакционных писателей.