Уолтер Саттертуэйт - Клоунада

• Название: Клоунада
• Автор: Уолтер Саттертуэйт
• Издательство: Книжный клуб 36.6
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-98697-024-1

Оперативник сыскного агентства Пинкертона Фил Бомон и его помощница Джейн Тернер по приглашению французской полиции приезжают в Париж. Здесь, в отеле «Великобритания», найдены тела англичанина Ричарда Форсайта и дочери немецкого аристократа Сабины фон Штубен. По всем признакам, произошло двойное самоубийство, и дело может обернуться международным скандалом. Самоубийство ли? — задается вопросом Фил Бомон. От ответа на этот вопрос зависят не только репутации, но и жизни многих людей — в первую очередь жизни Фила и Джейн и даже… известной писательницы Гертруды Стайн…

---

Должна признаться, большинство здешних мужчин и без того довольно желеобразные — прилизанные, скользкие и какие-то вялые. Впрочем, один из них привлек мое внимание тем, что госпожа Эпплуайт назвала бы с искоркой в глазах «агрессивной мужественностью». Он был молод, почти юн — вероятнее всего, рыбак, судя по его широким моряцким плечам и загорелым моряцким рукам. Но двигался он с почти кошачьим изяществом, слегка поднимая уголки пухлых красных губ в непринужденно вежливой галльской улыбке, и глаза у него, Ева, под всклоченной копной галльских волос тоже казались кошачьими — такими зелеными и проницательными…

Да что говорить! При виде мсье Василиска улыбка его исчезла, черные пушистые моряцкие ресницы захлопали, прикрывая кошачьи глаза, и вслед за тем их владелец живо ретировался в сторону гавани.

Я забыла сказать, что на нем были черные сандалии и коричневые брюки, закатанные почти до колена и выставлявшие напоказ его загорелые моряцкие лодыжки, а черная рубашка джерси плотно облегала его моряцкую грудь. Я уже говорила, что глаза у него зеленые?

Да, говорила.

Наверное, все дело в кофе. С утра три кружки крепкого, бьющего в голову французского кофе. Наверное, на кофе и можно свалить легкую дрожь, которую я почувствовала под кожей. Сердце хотя и не затрепетало, но было к этому, в сущности, готово.

Возможно, все дело в ароматах Сен-Мало, Франции — ароматах, которые витают по всей залитой солнцем площади: чеснока и шалфея, тимьяна и розмарина, жаркого и свежевыпеченного хлеба. И все это на фоне запаха моря, соли и рыбы — запаха дальних странствий и обещаний.

А может, все-таки зеленые виноваты глаза?

Ну да ладно, хватит.

Ты вправе спросить, что меня сюда занесло. Я здесь на задании — таков мой ответ. Я работаю под «прикрытием», и это звучит куда привлекательнее, чем есть на самом деле. На самом же деле я служу нянькой двум американским детишкам — Эдварду (Эдди) и Мелиссе (прости, Сиссе) Форсайт. Эдди восемь лет, а Мелиссе десять.

Ты, верно, думаешь, что эти детишки сейчас должны ходить в школу, а не болтаться по городам и весям со старой девой — пинкертоном. Но так уж вышло, что их (американские) родители не любят британских учителей и не верят, что они смогут ввести их чад в Обитель Познания. Этот воспитательно-образовательный chauvinisme, безусловно, имеет серьезные недостатки: Мелисса никогда не обретет те ценные навыки, которые получили мы с тобой в академии госпожи Эпплуайт, — искусство вышивания, изящные манеры и непоколебимое стремление хранить девственность до брака, если не до самой смерти. Бедняге Эдварду никогда не постичь того, чему он мог бы научиться в Итоне: как носить идиотскую шляпу; как терпеть своих подчиненных и ценить полученные взбучки; как выкроить в плотном учебном расписании часок-другой для веселого, озорного мальчишника.

По подобный chauvinisme имеет и свои преимущества. Например, он позволяет детишкам (вместе с нянькой-пинкертоном) колесить по всей Европе.

Есть еще одно чадо — Нил. Ему уже восемнадцать — следующей осенью он направит свои стопы в университет (разумеется, американский), и нянька ему совсем не нужна, по крайней мере теоретически. Я говорю «теоретически», потому что он очень странный юноша, и я точно не знаю, каковы его насущные потребности, хотя, судя по тайным взглядам в мою сторону, я кое-что подозреваю. (Какой femme fatale[17] я стала, n’est ce pas, Ева?) Он высокий, тощий, бледный, всегда в черном. И не расстается с томиком Бодлера «Les Fleurs du Mal»[18] в кожаном переплете и в английском переводе.

Но что плохого в Бодлере, спросишь ты. Ровным счетом ничего. Я очень ясно и с душевным трепетом вспоминаю те ночи у госпожи Эпплуайт, когда мы, надев на книгу другую суперобложку, вздыхали и хихикали над его стихами. Но Нил принимает их куда ближе к сердцу, чем мы с тобой. Мальчик вбил себе в голову, что он эстет, и посему склонен к задумчивости и нарочитой необоримой усталости, которые идут ему, тщедушному юнцу, как пальто с чужого плеча — донельзя поношенное, мешковатое и, если не ошибаюсь, с длиннющими рукавами.

Но вернемся, однако, к нашей горемычной главной героине. К числу членов этой развеселой компании путешественников принадлежит госпожа Элис Форсайт, мамаша вышеупомянутой троицы. Ее муж, Джордж, сейчас в Париже. Он банкир, и дела у него, равно как и дома, имеются не только в Париже и Лондоне. Он также владеет «совершенно очаровательным маленьким замком» (по словам госпожи Форсайт) в Сен-Пья, недалеко от Шартра, куда мы все и направляемся. Выезжаем завтра, «как только этот глупый старый Рейган заявится со своей идиотской старой машиной». (Примечание: идиотизм — свойство, характеризующее практически все вещи и людей, которые случайно попадают в маленький мирок госпожи Форсайт.)

О черт, опять я ехидничаю. А ведь обещала себе, что больше не буду, и постараюсь…

Помянешь тут черта. Вернее, чертей. Сначала появляется Нил, а потом Maman собственной персоной, с самым младшим отпрыском. Они все дожидаются меня у почты. Так что я едва успела нацарапать последние слова и отправить письмо вместе с отчетом для господина Купера в Лондон. Подробности позже.

С любовью, Джейн

Глава третья

Я видел ее фотографию, но на ней она казалась выше, чем была на самом деле, — возможно потому, что была весьма ладно сложена. Волосы коротко подстрижены — эдакий глянцевитый черный шлем на маленькой, правильной формы головке. Блестящие черные завитки достают до маленьких правильных дуг узких черных бровей. Ресницы густо намазаны черной тушью, глаза голубые, даже ярко-синие, — они напоминали мне женщину, которую я знал в Англии. Губы алые. На ней был черный шелковый кафтан и серый шелковый шарф, свободно обвитый вокруг тонкой шеи. Запястья у нее были такие хрупкие, что я мог бы обхватить их большим и указательным пальцами. Я знал — ей тридцать лет, а выглядела она на десять лет моложе.

— Господин Бомон? — спросила она.

— Да. Госпожа Форсайт?

— Роза! — сказала она, обнажив ряд мелких ровных зубов. — Вы непременно должны звать меня Розой. Никто и никогда не называет меня госпожой Форсайт. Никогда, никогда, никогда. — Она умела улыбаться открыто и весело. — Пожалуйста, входите.

Я вошел, она закрыла дверь и повернулась ко мне. Сняла руку с груди и поманила меня пальцем. Лак на маленьком, правильной формы ногте был точно того же цвета, что и губная помада.

— Проходите. Посидим в гостиной, хорошо? — Она склонила голову набок и еще раз улыбнулась. — Удачная мысль, как думаете?

Именно так я и думал, о чем ей и сообщил. И пошел за ней, овеянный жасминовым ароматом ее духов.

Гостиная оказалась высотой в три этажа, длиной метров двенадцать и шириной метров шесть. Свет проникал через высокие узкие окна, расположенные по одной стене. Просторное помещение, и, куда ни глянь, везде было что-то такое, что обращало на себя внимание. Натертый пол устилали звериные шкуры — зебры, льва и тигра. Здесь же были морские сундучки и модели судов. Статуи и вазы. Были там и обтянутые кожей барабаны и щиты. На белых стенах — дымчатые картины девушек в гареме, исполняющих танец живота. В углу стоял пожелтевший от времени скелет в цилиндре, у которого изо рта, точно язык, свисал презерватив. В противоположном углу стояла полая нога слона с девятью не то десятью африканскими стрелами внутри. Мебель, с массивными деревянными каркасами и мягкими расшитыми подушками в черных и желтых тонах, выглядела слишком громоздкой.

Госпожа Форсайт подвела меня к дивану. Перед ним на кофейном столике величиной с дверь стояли бутылки и бокалы, ведерко с колотым льдом, бутылка минеральной воды, чайник, кофейник, а также чашки и блюдца.

— Теперь садитесь сюда, — сказала она и показала на диван. — А я сяду здесь, — добавила она и опустилась на другую мягкую подушку, красную, напротив меня. Скрестила ноги, поставила локти на стол и, сложив руки, пристроила на них свой маленький изящный подбородок. После чего улыбнулась. — Правда, уютно? И я выставила все это. — Она указала рукой на бутылки.

Я заметил, что глаза у нее блестят, а зрачки сузились, и попытался сообразить, какой наркотик она употребляет.

— Я не знала точно, что вы предпочтете, — сказала госпожа Форсайт. — Вот бурбон, виски и джин. — Она показала на каждую бутылку, приподняв руку с опущенной кистью. — А вот коньяк, арманьяк и кальвадос. И абсент. Вы любите абсент?

— Не очень. — Если она нюхает кокаин, значит, довольно скоро совсем размякнет.

— Прекрасно, — заявила она. — Я его тоже не люблю. По-моему, он ужасно противный. Хотя, говорят, усиливает половое влечение, но я, если честно, никогда в этом не нуждалась. — Она сказала это так, будто обсуждала покупку пары галош. — Есть еще чай и кофе. Так что, — она развела руками, повернув ладони вверх, склонила голову на бок и улыбнулась, — выбирайте отраву по вкусу.