Сергей Соловьев - История России с древнейших времен (Том 1)

• Название: История России с древнейших времен (Том 1)
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: История

«История России с древнейших времен» — фундаментальное издание, в котором подробно освещаются: государственное устройство России, экономика, религия, культура, общественное и революционное движение, внешняя политика и военная история нашего Отечества.

---

Итак, первыми славянскими поселенцами, которых приход и причину его помнит предание, являются древляне и поляне, жители лесов и жители полей; уже эти самые местные причины условливали разницу в нравах обоих племен, большую дикость древлян, большую склонность их жить на счет соседей, от чего терпели поляне. Это последнее племя приобрело особенное значение потому, что городок, среди него основанный, Киев, стал главным городом Русской земли. Насчет основания Киева, как вообще всех древних знаменитых городов, ходили разные предания. Название его, сходное с прилагательной притяжательной формой, заставило предположить имя основателя Кия (Кий — Киев город, как Андрей — Андреев, Петр — Петров); название разных городских урочищ, гор Щековицы и Хоревицы повели к предположению первых насельников — Щека и Хорива; господствующие понятия заставили связать Кия, Щека и Хорива кровным союзом, предположить в них братьев; название речки Лыбеди увеличило еще эту семью сестрою Лыбедью. Сам летописец предложил очень хорошее объяснение этого производства; Киев перевоз заставлял предполагать Кия перевозчика. Название городища Киевец на Дунае заставило предположить, что основателем обоих было одно и то же лицо; отсюда необходимо другое представление, что Кий был знаменитый владыка рода, ходивший в Царьград, принявший большую честь от императора и построивший на возвратном пути Киевец; позднейшие походы русских киевских князей в Грецию, к Дунаю, естественно, влекли к такому представлению точно так, как господство родовых понятий заставляло летописца предполагать в Кие князя, старейшину рода — «и Кий княжаше в роде своем», — хотя дальний поход в Грецию и желание поселиться на Дунае, в стране более привольной, обличают скорее беспокойного вождя дружины, чем мирного владыку рода. Из этих преданий историк может вывести только то, что жители Дуная и Днепра были единоплеменны, судя по сходству названий Киева и Киевца (если только последнее не явилось на Дунае во времена Святослава), точно так, как можно видеть признак общеславянского родства между племенами в сходстве названий Киева и Куявы польской, не предполагая, впрочем, здесь связи более тесной.

За древлянами следуют дреговичи, поселившиеся между Припятью и Двиною. Название дреговичей встречается у болгарских славян и в Германии. За дреговичами следуют полочане, т. е. кривичи. Старые города у них были: Изборск, Полоцк (от реки Полоты), Смоленск, позднее встречающийся в летописи Торопец (от реки Торопы), у простого народа слывет теперь Кривитепск, Кривич и Кривиг. За кривичами идут славяне новгородские. Во всех названиях племен мы замечаем, что они происходят или от мест, или от имен родоначальников, или называются собственным существительным, как например дулебы; одни только жители Новгорода и окрестных мест «прозвашась своим имянем», как говорит летописец, — славянами. Эта странность может объясниться тем, что славяне ильменские, будучи позднейшими выселенцами от кривичей, не успели приобрести еще для себя видового названия в отличие от соплеменников и удерживали название родовое в отличие от чужеплеменников-финнов, которыми были окружены. Северяне, по летописцу, пошли от кривичей и поселились на реках Десне, Семи и Суле. Названия радимичей и вятичей летописец прямо производит от имен родоначальников и сообщает предание, что оба эти племени происходят от ляхов. Мы не имеем никакого права заподозрить это предание, которое показывает, что эпоха прибытия этих племен не была слишком отдаленна, о нем помнили еще во времена летописца. Что племена эти пришли позднее других, доказывают избранные ими жилища: радимичи поселились на Соже, а вятичи должны были перейти далее на восток, на Оку, потому что земли по Десне, лежащие между Сожью и Окою, уже были заняты северянами.

Касательно дулебов и бужан мы принимаем эти два названия принадлежащими одному и тому же племени, имевшему жилища свои на Западном Буге; в летописи в двух разных известиях эти племена помещены на одинаких местах, с одинаким прибавлением, что как то, так и другое племя после называлось волынянами, и ни в одном известии оба названия не поставлены вместе рядом, но где есть одно, там нет другого. О движении дулебов-бужан летописец не знает: думаем, что их должно рассматривать как отрасль хорватского племени, поселившуюся с незапамятных пор на берегах Буга, на Волыни. Последними племенами к югу летописец считает угличей и тиверцев. В приведенных известиях о расселении племен жилища угличей и тиверцев назначены по Днестру до моря и Дуная: «Улучи (Угличи), Тиверцы седяху по Днестру оли до моря, суть гради их и до сего дне: да то ся зваху от Грек Великая Скуфь». Но есть другое известие, из которого видно, что угличи жили прежде в низовьях Днепра; когда Игорев воевода Свенельд после упорного трехлетнего сопротивления взял их город Пересечен, то они двинулись на запад, перешли Днестр и поселились на западном его берегу, где еще теперь, в Оргеевском уезде Бессарабской области, находится деревня Пересечени или Пересечина, вероятно основанная беглецами в память прежнего их города. Указания летописца на многочисленность тиверцов и угличей, на их упорное сопротивление русским князьям, на их жилища от Днестра, или даже от Дуная до самого Днепра и, может быть, дальше на восток, не оставляют никакого сомнения, что это те самые племена, которые Прокопию и Иорнанду были известны под именем антов.

Что касается быта славянских восточных племен, то начальный летописец оставил нам об нем следующее известие: «каждый жил с своим родом, отдельно, на своих местах, каждый владел родом своим». Мы теперь почти потеряли значение рода, у нас остались производные слова — родня, родство, родственник, мы имеем ограниченное понятие семьи, но предки наши не знали семьи, они знали только род, который означал всю совокупность степеней родства, как самых близких, так и самых отдаленных; род означал и совокупность родственников и каждого из них; первоначально предки наши не понимали никакой общественной связи вне родовой и потому употребляли слово род также в смысле соотечественника, в смысле народа; для означения родовых линий употреблялось слово племя. Единство рода, связь племен поддерживались единым родоначальником, эти родоначальники носили разные названия — старцев, жупанов, владык, князей и проч.; последнее название, как видно, было особенно в употреблении у славян русских и по словопроизводству имеет значение родовое, означает старшего в роде, родоначальника, отца семейства. Существуют различные взгляды на родовой быт: одни представляют его в идиллическом виде, предполагают в нем исключительное господство нежных, родственных отношений, другие, напротив, смотрят на него с противоположной стороны, предполагают суровость отношений между отцом и детьми, между родоначальником и родичами, подавление родственных отношений правительственными, причем приводят в пример семью римскую и германскую, где отец имел право осуждать своих детей на рабство и смерть. Мы заметим, что нельзя представлять себе родового быта идиллически, нельзя забывать о первобытном, младенческом состоянии народа, которого движения, страсти мало чем обуздываются; не надобно забывать, что и у просвещенных народов родственные отношения не исключают вражды, что вражда между родичами считается самою сильною, что родовой быт, по самому существу своему, условливает неопределенность, случайности. Но, с другой стороны, мы не можем вполне разделять и противоположного взгляда: правда, что в быте родовом отец семейства есть вместе и правитель, над которым нет высшей власти, но не знаем, в праве ли мы будем допустить совершенное подавление родственных отношений правительственными, особенно при отсутствии всяких определений; не имеем ли мы права предположить, что родственные отношения в свою очередь смягчали отношения правительственные? Каким образом осудить их на совершенное бездействие даже в быту самом грубом? Владимир имеет право казнить жену, замышлявшую преступление, и хочет воспользоваться своим правом, но входит малютка-сын и меч выпадает из рук отцовских. Здесь главный вопрос не в том, подавлялись ли родственные отношения правительственными, но в том, как выражались самые родственные отношения? Мы не должны только по своим христианским понятиям судить о поступках языческих грубых народов; так, например, отец в семье германской и литовской осуждал на гибель новорожденных детей своих, если семья была уже многочисленна или если новорожденные были слабы, увечны; но такое поведение отцов, приводящее нас в ужас, проистекало у язычников из грубых понятий о родственном сострадании, а не из понятий о деспотической власти отца над детьми; язычники смотрели на жизнь человека с чисто материальной стороны: при господстве физической силы человек слабый был существом самым несчастным, и отнять жизнь у такого существа считалось подвигом сострадания; доказательством тому служит обязанность детей у германцев и литовцев убивать своих престарелых, лишенных сил родителей. Эти обычаи имели место преимущественно у племен воинственных, которые не терпели среди себя людей лишних, слабых и увечных, не могших оказывать помощи на войне, защищать родичей, мстить за их обиды; у племен, живших в стране скудной, стремление предохранить от голодной смерти взрослых заставляло жертвовать младенцами. Но у народа относительно более мирного, земледельческого, живущего в стране обильной, мы не встретим подобных обычаев; так, не встречаем их у наших восточных славян: летописец, говоря о черной стороне языческого быта последних, не упоминает об означенных обычаях; даже у славян померанских, которые по воинственному характеру своему и по соседству с племенами германскими и литовскими являются более похожими на последних, даже и у этих славян с престарелыми и слабыми родителями и родственниками обходились совершенно иначе, чем у германцев и литовцев. Вообще же должно остерегаться делать точные определения первоначальному родовому обществу в том или другом смысле.