Юрий Герман - Подполковник медицинской службы

• Название: Подполковник медицинской службы
• Автор: Юрий Герман
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- А если худым словом? - спросил Левин, глядя прямо в глаза Шеремету.Если спросят, кто эти паршивые подхалимы, холуи, подлизы, - тогда как? И если им ответят, что эти подхали-мы и холуи - военврачи? Сладко нам будет? А характер командующего мне немножко известен, спросить он может. Нет, товарищ полковник, уж вы извините, но я совершенно одобряю Варва-рушкину и во всем согласен с нею. Жалко только, что она плакала. Да ничего не поделаешь - слабый пол, случается, плачет от злости...

- Но ваша Варварушкина не выполнила приказания...

Александр Маркович пожевал губами, подумал, потом произнес:

- Вряд ли, товарищ полковник, она могла понять ваши слова как приказание. Она поняла ваши слова как приватную беседу, так я склонен думать. Она у меня товарищ дисциплинирован-ный...

Лоб Шеремета покрылся испариной, но ответа не последовало.

- Так ведь? - спросил Александр Маркович.- Впрочем, все это мелочи. Давайте теперь о деле потолкуем. Когда мы назначим испытание костюму? В следующее воскресенье?

- Думаю, что об этом рано говорить, - едва скрывая досаду, ответил Шеремет. - Ведь у вас, голубчик, язва, ужели вы сами прободения не боитесь?

- А если боюсь, так что? - спросил в ответ Левин. - Это война научила меня тому, что, боюсь я или не боюсь, - побеждать я во всяком случае обязан. Все те, кого мы лечим, - люди, а человеку свойственно не любить, мягко выражаясь, когда в него стреляют. И тем не менее...

Шеремет вдруг вскипел.

- Тем не менее, - сдерживая свой голос, чтобы не услышали другие в палате, сказал он, - тем не менее ужасно вы любите рассуждать в ваши годы. Все кругом рассуждают. Начальник госпиталя рассуждает, товарищ Дорош рассуждает, скоро санитарки рассуждать начнут. ..

- Они уже давно рассуждают, - вставил Левин, нарочно поддразнивая Шеремета.

- Все рассуждают, - почти крикнул Шеремет, - все непрерывно рассуждают, и никому в голову не приходит, что раз никто еще не изобрел этого костюма, то и нам его не изобрести. Блеф это все, понимаете? Блеф! Доктор, видите ли, Левин и инженер, видите ли, Курочка сконструиро-вали костюм. Но этого им мало. Они требуют еще санитарного самолета. Спасательный самолет им понадобился. А я вам на это отвечаю: начальство само знает, каким способом обеспечивать эвакуацию раненых, и мы с вами не для того сюда поставлены, чтобы учить снизу наше начальст-во, находящееся неизмеримо высоко. У нас участок небольшой, и мы должны с ним справиться, а не летать на разных самолетах и не жить в мире фантазии. По вашему лицу я вижу, что вы будете писать рапорт насчет самолета и костюма, и говорю вам пишите, ваше дело, но я вам во всех этих историях не помощник. Прикажут пожалуйста, а не прикажут - не буду. Вот так и договоримся. Договорились? Или вам мало мороки с вашим отделением?

И он выразил всем своим лицом и даже плечами расположение к Левину, а рукою дотронулся до его острого колена, выпирающего из-под одеяла, и несколько раз погладил ему ногу. Левин же молчал и смотрел на Шеремета так, как будто видел его в первый раз и как будто тот очень ему не понравился.

- Ну-с, а засим позвольте пожелать вам всего наилучшего! - сказал Шеремет и пожал Левину руку. - Поправляйтесь, а как только станете транспортабельным, мы вас отправим в Москву, и там вам вашу язвочку чирик!

Он засмеялся, как будто сказал что-то очень смешное и остроумное, поправил на своем плече халат и, продолжая улыбаться, пошел к двери. Александр же Маркович смотрел ему вслед, и глаза его выражали недоумение. Потом он повернулся на бок, повздыхал и уснул, будто провалился в небытие.

9

- Когда идет и на ходу отмахивается, а лицо такое, будто пообедал, значит, злой, - сказала Лора. - Вот вы, девушки, его мало знаете, а я его давно знаю.

- Попрошу про начальника ваши глупые мысли не выражать, - рассердилась Анжелика. - Никому не интересно.

- Хочу - выражаю, не хочу - не выражаю, я - вольнонаемная! огрызнулась Лора. - И вообще, Анжелика Августовна, слишком вы меня пилите. Пилите и пилите, как все равно пила.

Вера, зевая, перелистывала книжку, доктор Варварушкина за барьером писала в большом журнале. На стене захрипели часы, но бить не стали. Анжелика ушла. Лора села на одну табуретку с Верой, заглянула в книгу и спросила, интересная ли. Но тут же сама ответила: "Ой, про выстре-лы, неинтересная". И, заразившись от Веры, длинно зевнула. Часы опять захрипели.

- Что это с ними? - спросила Вера. - Раньше били так музыкально, а теперь только хрипят.

- Старенькие, - сказала Лора. - Вот Александр Маркович все бегал-бегал, оперировал-оперировал, а теперь заболел. Возраст ему вышел.

- Глупости вы болтаете, - сказала из-за барьера Варварушкина. Александр Маркович еще не стар, он просто болен. Это и с молодым может случиться.

Она захлопнула свой журнал и вышла из-за перегородки, снимая на ходу белую накрахмален-ную шапочку. Одна длинная коса медленно упала на плечо, а потом вдруг ровно легла вдоль спины. И от этого доктор Варварушкина стала похожа на девочку.

- Красивенькая вы, Ольга Ивановна! - сказала Лора. - Мне бы вашу красоту, я бы всю авиацию с ума свела. А вы ходите в шинельке, косы ваши никто не видит, и даже носик никогда не попудрите...

Варварушкина улыбнулась и так и осталась стоять возле барьера с тихой улыбкой на бледном миловидном лице. И синие ее глаза тоже улыбались.

- Глазки у вас синие, - мягко и ласково говорила Лора, - волосики пушистые, косы длинные, сама вы такая скромненькая. Неужели у вас и симпатии никакой нету, Ольга Ивановна? Только наука одна - и больше ничего? Может, кто и есть? Отчего вы с нами не поделитесь? Давайте делиться, девушки, а? У кого какая симпатия, у кого какие мысли, у кого какая грусть? Ольга Ивановна, давайте делиться?

Делились долго, но Ольга Ивановна молчала и даже, казалось, не очень слушала, а только улыбалась своей тихой улыбкой. Потом позвонила третья палата, за третьей шестая, - и пошло. Раненые просыпались после обеденного сна. Варварушкина вновь села писать в журнал, но писала недолго, вдруг задумалась и сказала Анжелике, когда та пришла с двумя кружками чаю:

- Знаете что, Анжелика Августовна? У него не язва. Я перед войной работала в онкологичес-ком институте, немного, но работала, и, кажется, научилась видеть в лицах начало... самое начало...

У Анжелики округлились глаза, она испуганно заморгала, потом воскликнула:

- Нет, нет, я не хочу и слышать об этом. Не хочу слышать! Не надо мне говорить...

Варварушкина молчала. Тени от густых и длинных ресниц падали на ее щеки.

- Тогда тем более надо оперироваться, - воскликнула Анжелика. - И не откладывая...

Вернулись Вера с Лорой, и пришлось говорить тише. А Лора нарочно говорила громко, так, чтобы Анжелика слышала.

- Я вольнонаемная, и мне никакого интересу нет от вашей Анжелики грубости слышать. Она меня все хочет с кашей скушать, потому что я ее не устраиваю из-за принципиальности. Она думает, что я не понимаю сама, как мы должны работать для раненых. Я сама все понимаю и любую работу делаю, но кричать никому не позволю, даже если это полковник будет. И я так считаю, не знаю, конечно, как ты, Верунчик, на это посмотришь, но, по-моему, чем человек культурнее, тем он вежливее. Вот, например, Александр Маркович...

- Ну и что же, и очень даже кричит наш Александр Маркович, - ответила Вера.- Еще слово забудет, какое ему надо, и кричит: "Дайте это". А я откуда знаю, какое "это". В прошлом году, когда я на дежурство опоздала, а потом стерилизатор перевернула, так он мне кричал, что под трибунал подведет и что он не обязан работать с шизофреничками. Думаешь, весело? А по-моему, так ничего особенного. Конечно, некоторые не от сердца кричат, так это обидно, а когда человек по работе кричит, так это даже не он, а его сердце закипело, вот он и закричал.

- Что же, у Анжелики тоже сердце кипит, да? - спросила Лора. - Ничего у нее не кипит, просто вредность такая, чтобы другому человеку неприятность сделать...

Она оглянулась и замолчала на полуслове: Анжелика сидела и плакала. Толстые плечи ее дрожали, лицо она закрыла ладонями.

Вера рассердилась.

- Ну, и что хорошего? - спросила она шепотом. - Довела человека, теперь можешь радоваться. Тактичности не хватает у тебя, Лора, вот что. Пилит... потому что за дело. Нас не пили, так весь госпиталь взорвется, что ты не понимаешь?

- Так ведь я... - начала было Лора.

- Я, я, я... последняя буква в алфавите. Я! Вот разволновала человека до того, что он плачет. Теперь как она будет переживать! А у нее ожирение сердца, ей это вредно.

Минут через двадцать Лора с красными пятнами на щеках догнала Анжелику возле бельевой и быстро ей сказала:

- Простите меня, пожалуйста, Анжелика Августовна, за мое хамство. У меня характер очень плохой. Меня мамаша в свое время даже скалкой колотила за грубости, да, видать, не доколотила до добра. Извините, что я про пилу говорила и что вы слишком принципиальная, а я вольнонаемная...

На добрых глазах Лоры выступили слезы, верхняя губа ее задрожала, голос сорвался, и она, всхлипнув, припала к плечу Анжелики. А Анжелика гладила ее по спине и говорила: