К. Медведевич - Ястреб халифа

• Название: Ястреб халифа
• Автор: К. Медведевич
• Жанр: Альтернативная история

Сюжет повествования, в котором действуют люди, джинны, аль-самийа ("сумеречники", существа, в европейских легендах называемые эльфы), демоны и прочие нечеловеческие сущности. завивается вокруг истории халифата: в нем есть интриги, войны, мятежи, женитьбы, убийства, походы, любовные истории, смены династий, предательства, гаремы, красавицы, погони, любовь, стихи, шелка, аромат шаммамы… А среди всего этого действует главный герой: Тарик аль-Мансур("Победоносный"), сумеречник, связанный с престолом империи клятвой служения.

---

К вечеру в канавы пустят воду, отведенную из Ваданаса: берущий начало в горах поток на равнине разливался, питая рисовые и пшеничные поля, виноградники, оливковые рощи и персиковые и апельсиновые сады веги — и конечно, саму Аль-Мерайа. Правда, его еще называли, как и саму долину, Альмерийа, город Принцессы. Рассказывали, что город прозвали так еще много веков назад, чуть ли не во времена Али, — когда старший сын Умейя, славный Сахль аль-Аттаби, якобы привез из похода на неверный Ауранн принцессу аль-самийа. Еще говорили, что Сахль подарил ей крепость на скале над рекой — чтобы женщина-самийа могла смотреться в зеркало вод и не скучала. Впрочем, многие полагали этот рассказ вымыслом — надежного иснада[10] к нему никогда не приводили, да и как он мог приводиться, если хадисы говорили: Али запретил союзы и брачные соглашения между людьми Аш-Шарийа и детьми Сумерек, а также между людьми и джиннами. Но у очагов старики продолжали рассказывать детям о волшебной жене внука Пророка — как она стояла на скале над рекой, а ветер развевал ее длинные шелковистые черные волосы, длиннее чем платье, а платье ее соткали из лунного шелка, и оно блестело и в свете месяца, и в свете солнца, и потому говорят еще, что не надо ходить на реку в новолуние — увидишь блеск белого шелка на волне, и все, потеряешь голову. Девица бросится в воду, не стерпев зависти к такой красоте, а юноша так всю жизнь и промается, мечтая о темноволосой женщине с бледной кожей и огромными лунными глазами, не женясь и не принеся потомства.

Комья иссохшей под солнцем красноватой земли дороги рассыпались под копытами коней. Ханаттани шли налегке, в одних хлопковых кафтанах поверх рубах и сандалиях на босу ногу — пекло немилосердно. Даже Тарик, обычно предпочитавший таять на полуденном солнце подобно шербету, покрыл голову куфией — правда, совершенно белой и без узоров. Впрочем, нерегиль не принадлежал ни к одному из ашшаритских племен и домов — какие узоры, спрашивается, и какие цвета, красный или черный, он должен был бы выбрать для головного платка?

Феллахи, завидев неспешно идущие отряды, бросали корзины с персиками и припадали к земле в почтительных поклонах — впрочем, без особого страха. Гвардейцы халифа — а то, что идут именно ханаттани, всякий мог понять по серым кафтанам и белым длинным знаменам над чалмами всадников, — так вот, гвардейцы халифа славились своей дисциплиной и достоинством. От них не ждали никакого зла. Потому от земли то и дело поднималось чье-нибудь чумазое лицо и начинало таращиться на блеск копий и мечей, проплывающих в дробном топоте копыт.

Саид прорысил вдоль растянувшегося походного строя своей сотни. Слева у канавы он успел заметить с десяток уткнувшихся в землю феллахов — видно, не местных, поскольку рядом с ними не видно было ни корзин, ни мотыг. Похоже, идут из селения в селение: в веге Альмерийа вилаяты стояли близко друг к другу, и феллахи то и дело отправлялись к родственникам то в гости, то на свадьбу, то на соболезнование. Вороной конь Саида запорошил пылью согнутые спины припавших к обочине людей: в основном женщины, в грубых полотняных химарах — сельские женщины, в отличие от горожанок, повязывали платок по самые глаза, так что лица толком и не разглядишь — и наглухо замотанных хиджабах из некрашеной сероватой тканины. У феллахов даже черный цвет для абайи и белый для соуба считался звездной роскошью — в крашеной и беленой одежде щеголяли лишь старосты и муфтии.

Вдруг за спиной Саида раздались возгласы — и догоняющая дробь копыт коня, идущего галопом. Оглянувшись, молодой сотник увидел всадника в ослепительно белой накидке, верхом на мотающем мордой, высоко вскидывающем колени сиглави. Саида догонял господин Ястреб. Впрочем, Тарик вдруг резко натянул поводья — и его серый запрокинул морду и заприседал на задних ногах, пытаясь встать в злобную мстительную свечку. Саид приложил руку ко лбу и присмотрелся: оказалось, господин Ястреб осадил коня прямо рядом с теми самыми феллахами-путешественниками — бедняги уж совсем вжались в дорожную пыль, а сверху на них сыпались мелкие камни и комья земли из-под копыт сердито молотящего копытами сиглави. Тарик наконец справился с конем и — вот странно-то! — обратился к какой-то из женщин, пытавшейся на коленях отползти подальше в канаву.

Господин Ястреб говорил с этими сельскими бабами довольно долго — Саид все оборачивался, а всадник на сером коне так и не двигался с места, все отдаляясь и отдаляясь от уходящей к Аль-Мерайа сотни Саида. Молодой каид уже устал удивляться — где Тарик и где ущербная разумом женщина из пыльного вилаята? — когда случилось нечто, чему сначала не поверили его глаза.

На месте, где только что покорно стояли на коленях феллахи, вдруг полыхнул ранящий глаза свет — и из яркого даже при свете солнца сияния с оглушающим хлопаньем крыльев в воздух поднялась стая невиданных белых птиц.

… Неспешно проезжающие мимо них ханаттани продолжали видеть жалких, простертых в пыли феллахов. Тарег прищурился — его глаза уже не отводил хитрый морок: яркие шелка и блеск драгоценностей слепили взгляд.

— Приветствую тебя, о благородный воин.

Женщина заговорила первой, на прекрасном классическом аш-шари — и правильно сделала, что заговорила: сорвав с нее и ее спутников покрывало иллюзии, Тарег тут же схватился за меч.

— Я не враг тебе, и ищу не поединка, а помощи.

Она проговорила это, не отпуская глазами его пальцы на золотом навершии рукояти.

И текуче поднялась на ноги, разводя в стороны повернутые ладонями вверх руки. Длинные широкие рукава фиолетового шелка упали до самой земли, ложась на раскинувшиеся в пыли складки шлейфа — переливчатый сиренево-фиолетовый атлас ее платья выглядел донельзя странно на этой комковатой земле, среди жухлых кустиков полыни на обочине сельской дороги. Узорчатые края верхней одежды свободно разошлись у груди, показывая ослепительную белизну нижних слоев шелка и перевитый золотыми шнурами широкий пояс, расшитый мелкими ало-золотыми цветами и тоненькими веточками. Увитый фиалками золотой гребень придерживал собранные на затылке пряди волос цвета воронова крыла — они стекали вьющейся волной к самым складкам шлейфа. Тарег увидел, как тугие черные завитки выглядывают, колышась, из-за фиолетовых шелков у самых ее маленьких ножек — и на мгновение потерял себя от восхищения.

Красавица-сумеречница улыбнулась — тонкие бледные губы на фарфоровой белизны лице слегка изогнулись. Ее свита продолжала стоять на коленях, застыв в глубоком церемониальном поклоне. Тарег теперь ясно их видел: семь женщин, в таких же роскошных шелковых платьях слепяще ярких цветов, с гребешками в тщательно расчесанных длинных волосах, и двое мужчин, одетых как знатные воины Ауранна — в просторные, скрепленные на груди фибулами алые накидки поверх собранных из мелких стальных пластин панцирей. Шелковые кисточки, свисающие с тямляков длинных прямых мечей, сейчас лежали в дорожной пыли. Но руки оба аураннца держали на рукоятях — готовые в любой миг развернуться тугой пружиной и вскочить с колен на ноги, защищая свою госпожу.

— Какую помощь скромный слуга халифа может оказать столь благородной и… могущественной… даме?

Если Тарег и язвил, то самую малость: чтобы распознать иллюзию, ему понадобились вся подозрительность нерегиля, воевавшего на западе мира не одну сотню лет, и все его мастерство, и даже толика удачи — клейменый секущими рунами меч очень трудно скрыть под «покрывалом». Морок, скрывавший эту женщину сумеречников и ее спутников, навела опытная и очень сильная рука, — если бы не железный высверк на окоеме зрения, он вполне мог бы и промчаться мимо завалившихся носами в грязь пуганых феллахов.

Между тем, женщина ответила:

— Твое войско идет в землю, к властителям которой у меня есть счеты и незаконченное дело. Они схватили моего супруга и хотят предать его смерти на потеху человеческой толпе.

— Что делает самийа из Ауранна на земле Аш-Шарийа, что его хватают и тащат на казнь? — осведомился Тарег.

— Мой супруг — не аураннец, — снова усмехнулась бледными губами женщина. — И он не из Сумерек. Мой муж — человек. Его имя — Кассим аль-Джунайд ибн Умейа.

— О, — сумел выговорить в ответ Тарег.

И, быстро овладев собой, спросил:

— Что может грозить одному из Бени Умейя в земле Ар-Русафа? Чем он провинился перед своими сородичами?

И женщина вздохнула и ответила:

— Многим, мой князь. Тебе будет приятно узнать, что Джунайд оказался в числе тех, кто отказался поддержать мятеж против халифа Аммара.

— Это воистину приятные новости, — медленно кивнул Тарег.

— Ну а ко всему прочему, Джунайд нарушил заповедь, взяв в жены женщину из Сумерек. Кади отказался сделать запись о нашем браке и позвал улема. Тот пригрозил, что Джунайда изгонят из общины верующих и провозгласят отступником. Мой муж ответил, что скорее готов отказаться от посещения масджид и пятничной проповеди, чем от меня. С тех пор для улемов и муфтиев он грешник, отступивший от истинной веры.