Алексей Олин - Иисус говорит - Peace!

• Название: Иисус говорит - Peace!
• Автор: Алексей Олин
• Издательство: Нева
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

Алексей Валерьевич Олин родился в городе Старая Русса в 1984 году. Окончил ИМО (Институт медицинского образования) НовГУ по специальности «лечебное дело» в 2008 году. Сотрудничал с журналом «Весь Новгород». Первая публикация: рассказ «Полное блюдце секретов». Финалист независимой литературной премии «Дебют» – 2008 в номинации «крупная проза» (за первую повесть «Машина памяти»).

---

Думаю, не только пальцы у них тогда оттопырились.

– Привет, – ответил я с выверенной (как мне казалось) ноткой безразличия.

– Слушай? Ты чего? Неужели ты до сих пор обижаешься? Из-за той елки?!

– Да при чем здесь… – начал и понял, что идиот я вообще и придурок.

– Извини! Но столько времени прошло. Я тоже знаешь как переживала! Это заговор какой-то был. Я и отказывалась, и чего только не делала. Ведь если по-честному: ты должен был поехать! Ты и снова ты!..

Короче, сдался я. Поверил. И любой бы несуразный юноша на моем месте поверил, если бы его прижала к своей упругой груди такая женщина, как Настя Селина. Поверил, затоптал бенгальский огонь, размотал серпантин и собственноручно отмыл от бензина.

И было лето, и были пять дней разговоров. Настя рассказывала про студенческую жизнь в востоковедческом институте, про тупых скотов-мужиков, которые ценят сиськи, а не личность, про свободу самовыражения и зависимость общества от предрассудков…

Я кивал и вставлял остроумные замечания (как мне казалось).

На шестой, предпоследний мой день Настя застала меня с палочками в руках.

– Ты играешь на барабанах?

– Немного.

– Офигеть! Супер! Я тащусь на барабанщиков…

В ее поведение не въезжал совершенно, но когда она пригласила к себе в комнату, откуда смылась чопорная необщительная соседка, я согласился прийти. Из всей этой комнаты помню широкую кровать и розовые трусики на углу двери шкафа, проворно сдернутые Настей с криком «ой!» и спрятанные.

Ее стеснительность покорила меня, и пути назад не было.

А дальше было страшное. Нет, не в том смысле. Все получилось.

Но ничего не почувствовал, и Настя это почувствовала. Это было похоже на… соревнование, что ли?! Творческая мастурбация. Фальшивое. Страшное.

Когда я покидал маленький курортный городок, Селина уже терлась рядом с мускулистым парнишкой в сетчатой майке и цветастых бриджах. Нимфа.

Я излечился, вник, что хочу иных отношений. Но не знал, где их взять.

И я двинул к дому. Когда я вошел в квартиру, то услышал, что родители смеются. А ночью они вдруг занялись любовью. Именно в ту ночь мне были невыносимы эти звуки.

Всхлипы, стоны, приглушенный смех. Всхлипы, стоны…

Я выбрался из детской, закрылся в кухне и включил телевизор.

Шла программа о танцах. Среди прочих роликов-образцов был и тот, из того фильма: Траволта и молодая Ума Турман реально отжигали.

8

Тарантино – шикарный дядька. После разговора с Алисой (имя татуированной соседки в футболке Beatles) я прочитал биографию и несколько сценариев («Бешеные псы», «Криминальное чтиво» и «Джеки Браун»), досмотрел до конца два фильма («Убить Билла-1» и «Убить Билла-2»). Или это считается за один фильм?

У нас с Квентином много общего: ненависть к школам и восьмичасовым должностям, оба любим прибавлять к словосочетанию футбольный матч определение – идиотский и боимся крыс. Но шикарным дядькой его назвал не поэтому. Фильмы Тарантино – хрень дикая. Жанровое стебалово. И вот именно из-за этого мое восхищение гениальной личностью достигло запределов. Екнуться: жил-был необразованный парень, смотрел кино, убирал какашки за животными, писал себе любительские сценарии и снимал домашнее видео. Да у меня девяносто процентов знакомых – такие! Такие, а не такие. Никто из моих знакомых не продал эти любительские сценарии за несколько десятков тысяч долларов и не снял потом «Бешеных псов». А какашки за псами убирал почти каждый. Тарантино сумел внушить всем вокруг, что его фильмы – Нечто, срубил бабла, обошел в Каннах в 1994 году нашего Михалкова и породил тьму-тьмущую убогих подражателей-продолжателей…

За размышлениями о киномане Квентине на какое-то время отвлекся от моего глубокого финансового кризиса. На финальную стошку купил пачку чая, пачку рафинада и хлеба: белого и черного. С работой творилось непонятное. Работодатели на собеседования звали, но, едва завидев мое лицо, почему-то ставили на анкете жирный крест. Не брали никуда, куда не то чтобы хотел… где я потенциально мог бы трудиться. Через две недели месяц закончится, а в долг таким, как я, жить не дают. Нервы здорово напрягались.

Я бесцельно кликал на джобовские ссылки и пил сладкий-пресладкий чай из закопченной алюминиевой кружки. Жевал хлеб. Любой поэт-аристократ из просвещенного столетия давно бы пустил себе пулю в лоб. И в мыслях не унизился бы до тяжелого физического труда. Наверное, у аристократических поэтов по определению руки из жопы росли.

А я вот кровать починил…

Моя плебейская сущность жаждала быть. Без регистрации и связей она стремилась укрепиться в городе Петра. Я кликал и кликал. Положительного результата не было.

Ради смеха набрал в поиске: сценаристы. В единственной предложенной теме прочел: требуется сценарист, задача – написания короткометражных ситуационных комедий для юмористического телеканала, оплата – достойная.

– Нет, – вслух подумал я. – Нет, нет… и не думай вообще!

В памяти всплыл образ голимого писателя Феклиста и данное мною обещание. Да и все равно не возьмут. И чувства юмора у меня нет. А разве сценарист и писатель – это одно и то же?! Порылся в энциклопедии и выяснил: не одно. Разные профессии. Как хирург и психиатр. Корень общий, а – лучше не путать…

Набрал указанный номер мобильного:

– Алло, – сказал в трубке выразительный женский голос.

– Здрасьте. Я по поводу работы…

Минут через пять мы договорились до того, что я приду на собеседование и возьму тестовое задание: нужно будет расписать серию, в которой с тремя главными персонажами случается заданная история, которую каждый из них видит и пересказывает по-своему.

В конце сценария я должен предложить истинный вариант хода событий, отличный от версий персонажей. И чтоб было смешно. Ситком.

– А сколько вы за серию платите?

– Ну, понимаете, бюджет ограничен, – вздохнул в трубке женский голос. – Поэтому за серию мы платим… – и назвала сумму моей месячной зарплаты на прошлой работе.

– Да, негусто, – сказал я. – Но – понимаю. Кризис…

Денег на метро не было. А окопались телевизионщики на Петроградской стороне. Часа полтора пешком. Утром я встал пораньше, принял душ, побрился тупым станком и сбрызнулся остатками одеколона. Надел чистую рубашку. Весь предыдущий вечер изучал учебники по сценарному мастерству и от массы полученных знаний чувствовал себя некомфортно. Признанным шедевром в учебниках считалась трилогия «Крестный отец».

Дверь я притер поплотнее: замок по-прежнему не закрывался. И пошел.

Во евродворике из красивой дорогой машины пел Рома Зверь. В смысле – пел он из магнитолы. Я подумал, что Рома похож на молодого Аль Пачино из «Крестного». Отпер ворота и пошел дальше. Когда я был у площади Восстания, зарядил дождь со снегом, и он не прекращался потом весь день. Хромать начал у Адмиралтейства. Чуть великоватый ботинок-гад натер левую пятку. Плюс: из-за попытки переждать ненастье в книжном – опаздывал. На Ждановской мне уже мерещилось, что в ботинках хлюпает кровища…

Обладательницу голоса величали Аллой Селипердовой. Юркая сутуловатая шатенка в очках и деловом костюме. В комнату для собеседований набилось человек пятнадцать. Лица соискателей излучали шибкий интеллект и недюжинное чувство юмора. Лица эти задавали Алле всякие умные вопросы, складывали камеры из больших и указательных пальцев…

Я перенервничал. Взял предложенную серию: по условию три товарища сидели загипсованные в коридоре больницы – и вышел вон. На выполнение задачи – четыре дня.

На обратном пути встретил закадычного школьного приятеля по фамилии Ильясов.

Ильясов – понятно, татарин. Всегда называл его по фамилии. В моем босоногом детстве он носил белую рубашку, стильный серый жилет и черную бабочку. В настоящем – короткая стрижка, что называется, бобриком, хитрые узкие глаза, крупные, желтоватые от табака зубы и пальцы; одет в потертые джинсы и куртку с меховым воротником. На ногах – добротные сапоги. Дела у приятеля явно шли лучше…

Ильясов обрадовался встрече. Накормил гамбургерами, напоил кока-колой и позвал в гости. Я не видел никакой причины, чтобы отказываться.

Трехкомнатная квартира, которую он снимал в доме под снос, была в Дегтярном переулке. Он жил со своей девушкой и младшим братом.

Но девушка уехала к маме, а братик – в Москву на концерт любимой группы. Тем вечером могли смело напиться вдвоем. До армии Ильясов не пил алкоголя в принципе и нынче будто наверстывал упущенное…

– Питер новых людей тяжело принимает, – говорил Ильясов, разливая водку по стаканам. – Меня когда из института выгнали, а домой возвращаться было в падлу, и денег ни копейки… И из общаги поперли…

Выгнали его вроде бы из Института речного транспорта. Я подвинул к себе тарелку с хлебом, огурцами и копченой колбасой. Выпил. Пищевод окатило горячей волной.