Владимир Климович - Письма с фронта лейтенанта Климовича

• Название: Письма с фронта лейтенанта Климовича
• Автор: Владимир Климович
• Жанр: Биографии и Мемуары

Cборник писем с фронта

---

Дорогие мои! Этим письмом я хочу выполнить двойной долг — поздравить вас с Новым годом, а Илюхея с днем рождения. Поздравляю вас и желаю всех и всяческих благ и успехов. И основное — быть здоровыми. И телом и духом. В прошлом году я попытался быть пророком в своем отечестве, обещал встретить 43 год вместе с вами. Но нет пророка в своем отечестве… Грустно, что мои надежды не оправдались. Грустно, что вторично такой знаменательный и радостный день как Илюшкино рождение, приходится праздновать вам одним и так скромно. Получил твое письмо Катя с подробным описанием маршрута до вашего дома в Цибикнуре. Боюсь, что не придется воспользоваться твоим вниманием. По крайней мере, в ближайшее время. Похоже на то, что нужно выбросить из головы мысль о свидании с вами. До более благоприятного времени. Зима по настоящему в свои права еще не вступила — морозы побыли несколько дней, а сейчас стоят мягкие, безветренные дни. Рад этому т. к. надеюсь, что и вас тепло. У нас наступили напряженные дни — через неделю выпуск и потом кого куда. Щеголяем в новых шинелях, меховых рукавицах. На днях получим новые сапоги, суконное обмундирование, меховые лапки, жилетки. Всё новое. Надо было б во всем блеске показаться вам, очень хотелось бы. Жду, Катя, обещанные подробные письма. Крепко всех целую. Будет хорошо, если та небольшая сумма, что послал 21.12 дойдет к Илюхееву рождению. Может быть, хоть молока купите. Грустно. Целую. В.

1 9 4 3 год

I января 1943 г.

Дорогие мои! Ты Катя угадала — поздравительное письмо я получил через 2 минуты после того, как Новый год переступил порог. Спасибо за добрые пожелания. Поздравляю и вас, мои дорогие, с Новым годом, с новым счастьем. Может быть, в этой году это счастье вспомнит и нас. Будем надеяться. Но почему твое письмо Катя такое пессимистическое? Устала ты, бедная моя, знаю это, чувствую. Мне очень грустно стало после письма, да к тому же настроение было вообще не праздничное. В прошлом году, в госпитале я Новый год встречал куда в более бодром состоянии. Каковы перспективы на ближайшее будущее? Ну, прежде всего, это возможность свидания с вами. Оно снится мне, живу мыслью увидеть всех вас. Что от меня зависело, я сделал. Именно: сдал зачетные испытания на «отлично», а отличникам месяц тому назад был обещан отпуск. Но, как я и предполагал, а теперь предположения оправдываются — обещание это было сеном перед носом лошади, куском сала, которое заставило тянуть груз до конца. Правда, у тех, у кого дом на расстоянии нескольких сот километров разрешение на отпуск почти в кармане. К некоторым курсантам ухитрились приехать жены. На несколько дней. Жильем и питанием обеспечивают. Старался не замечать этих счастливцев, да, впрочем, видеть тебя одну это было бы полусчастьем. Мне нужно видеть всех. Завтра или послезавтра будет зачитан приказ о нашем выпуске. Ждут приезда высокопоставленного лица — Володя часто поминал его — а сам приказ уже прибыл. После приказа будут решать вопрос с отпусками и вообще о нашем будущем. Часть из нас, по всей видимости, останется на некоторое время здесь — для несения гарнизонной службы. Ну а остальные — по частям. Сейчас пока отдыхаем. Все сияют как новенькие гривенники. Выдали нам прекрасное обмундирование: шинели, суконные брюки, шерстяные гимнастерки, свитера, кожаные сапоги, меховые шапки, ремни, сумки — словом, всё вплоть до воротничков и носовых платков. Тыл позаботился — все прекрасно сшито. К этому ещё белые овчинные жилеты. Когда все надевают их, я вспоминаю белых лебедей. Нужно будет теперь оправдать все это. Сделать так, чтобы 44 год встретить за столом в кругу любимых, близких. Нужно вам, дорогие, выдержать эту зиму, не болеть ни телом, ни духом. Особенно Катя я прошу тебя. Надеюсь в этом году хоть немного облегчить вам жизнь, а может быть я слишком самонадеян. Ну, увидим. Дорогого юбиляра поздравьте за меня. Я всё в надежде на отпуск — сэкономил несколько кусков сахара, а теперь может будут и новогодние подарки. Как хорошо было б вам это передать. Как Володя ведет себя сейчас. Не огорчает своим поведением? Крепко целуй, Катя, всех за меня. Писать буду чаще — хоть несколько строк. Целую. В.

4.1.43.

Поздравляю дорогого Илюхея и всех вас с трехлетием! Сотни километров отделяют нас, но я с вами- здесь же только моя оболочка. В голове шумит от выпитого. Хотелось бы напиться до потери сознания. Грустно, когда рушится воздушный замок, так долго и затейливо построенный, тобой. Сегодня наконец-то приехали высокопоставленные лица. Зачитывали приказ о выпуске и присвоении званий. Затем был "торжественный парад" и торжественный обед с водкой и вином. Я не хотел было пить ни того ни другого. За столом против меня сидела супружеская пара. Почему это были не мы с тобой, Катя? Но что поделаешь — такое время. Несколько выпускников так и не дождавшись приказа срочно уехали 3 числа в действующие части. Сегодня — завтра уедем и мы. Этого следует ожидать каждую минуту. Возможно, что некоторые задержатся до 15 числа, возможно, что среди них буду и я. Разочарование и горечь еще не улеглись, а я уже начинаю собирать обломки своего воздушного замка и строить из них новый. Может быть, счастье мне улыбнется. На днях получил письмо из Ульяновска — от тетушкиной квартирной хозяйки. С.М. в больнице. Парализованы руки, язык. Хозяйка, намучившись с ней до больницы, категорически заявляет — "пишите, что делать с ней. Из больницы к себе в дом я её не возьму". Она права. Тетино положение тяжелое и усугубляется тем, что она одна в чужом городе. Но что могу сделать я? Писать разные ходатайства и заявления? Человек успеет умереть несколько раз, прежде чем та или иная бумажка дойдет до сознания какого-нибудь чинуши. Сообщу Демьяну — может быть, ему удастся приехать к ней. Впрочем, это будет два сапога пара. Как видите в моем тылу дела не особенно блестящи. К вам просьба от всей души, сердца — держитесь, бодритесь. В конце концов, почему я не должен возвратиться домой? А раз так я хочу видеть всех вас здоровыми. Как у вас дела с дровами, картошкой. Как питаются ребята. Погода у нас стоит не январская — тепло. Хорошо если и в ваших краях такая же. На всякий случай пишите мне по старому адресу хоть коротенькие сообщения — живы, здоровы. Если и уеду отсюда скоро, то возможно перешлют. Если нет — то хоть не так жалко будет потери коротеньких писем. Крепко целую и обнимаю всех. Обо мне не беспокойтесь. Писать о всякой перемене в положении буду сразу. Целую. В.

6.1.43.

Дорогие мои! Душевное состояние отвратительное. Где-то там внутри вымазали дегтем. Нервы у меня, конечно, не в порядке и особенно в последнее время, но держать себя в руках нужно. Иначе наговоришь то, что не следует. Сегодня многие уезжают в отпуск (даже те, кому не следует). Москвичи завтра в 7 ч. утра будут дома. Мне же, на том основании, что вы слишком далеко — в отпуске отказано. Так долго вынашивать, лелеять мечту и так неожиданно быстро расстаться с нею. Со мной поступили несправедливо и даже не разрешают обратиться к высшему начальству. Друзья по несчастью (есть и они) утешают себя и меня тем, что в части де получим отпуск. На это я не надеюсь. Можно конечно уцепиться за эту мысль, зажечь в душе огонек и опять тщательно беречь его, поддерживать огонек — все-таки какой-то свет, тепло. Но нужно не забывать, быть готовым к тому, что нам возможно и не суждено больше встретиться. Я мог бы побывать в Москве, но побоялся, что это лишит меня отпуска (возможного) в будущем. Да и зачем, впрочем, мне сейчас Москва без вас? Только тоску бы увеличила. Сейчас мое желание скорей попасть в часть — куда угодно. Выправить и выслать вам аттестат. Может быть, хоть тогда на вас как на семью командира (правда маленького) или офицера Красной армии будут больше обращать внимания и хоть дровами обеспечат. Говорят, что здесь мы можем пробыть до 15, до прихода нового набора. Отдых, правда, был бы замечательный, но я в нем не нуждаюсь и готов отказаться от всего. Скорей бы чем-нибудь помочь вам. И не исключена возможность, что придется побыть в резерве и на месте. Правда, обстановка сейчас меняется быстро и пополнение требуется. Обидно очень, грустно, что те пустяки, которые я по крохам копил, берег для ребят — в надежде повидать их не попадут к ним. Это сахар и др. мелочь. Один раз у меня его украли. Вот, пожалуй, из-за этого следовало побывать в Москве и отослать вам. Сколько езды — при самых плохих обстоятельствах — от Москвы до вашей дыры? Неужели 5 или 6 суток отпуска было б недостаточно? Сегодня большой мороз. Бедные вы мои. Как-то там вы живете. Как с дровами? Крепко целую всех. В.

7.1. 1943

Милые, дорогие мои! Могу сказать, что одной ногой вступил на поле брани. Закончены последние приготовления, получены продукты на дорогу. Через 10 минут обед, а затем в путь. Вчера я было попытался поискать справедливости — уподобился щедринскому карасю — идеалисту. И, пожалуй, поиски мои увенчались бы не менее эффектным концом, но спасла неожиданная отправка в часть. Одна, группа едет в ту часть (но не подразделение), где был я, вторая — в резерв фронта и третья — тоже в часть. Там, на месте, получим назначение. Ну, дорогие, пожелайте счастливого пути. Допишу где-нибудь в дороге. Сижу в крестьянской избе. Поезд через три часа. Утром будем в одном пункте, а затем 170 км на машине — если повезет — и пешком. Муж хозяйки на фронте, сын призывается в армию. Сегодня. Остаются трое детей, старшему 14 лет. Нас четверо (увязалось с нами еще двое — помесь шакала с ишаком). Хозяйка глядит на нас и плачет: "Милые вы мои, когда же кончится война. И одеты — то во все хорошее, ведь убьют, и такое добро пропадет". Одели нас хорошо. Помылся я, побрился, оделся во всё новенькое, добротное и сам себе понравился. Отросли волосы, морда несколько осунулась, удлинилась и приобрела этакую интеллигентную бледность. Полюбовался на себя в зеркало, и стало немного грустно: почему я еду не в отпуск? И в душе зашевелилась зависть к резервистам. Они могли быть там долго, у них есть шансы на отпуск. Пришла соседка — бабушка. Глядит на меня, качает головой, плачет. Внук не пишет полтора года. Думал, что буду покидать стены училища с теплым чувством, с грустью. Но пока этого нет. Собственно к стенам, постели, теплу и обедам я долго буду питать признательность и часто буду вспоминать их. Но что касается друзей, то — "без радости была любовь и без печали — расставанье". Кто-то, видимо, питающий ко мне особо пылкую симпатию, — взял на память мои меховые рукавицы. Те, что я думал оставить вам, побывав дома. Ну, каюсь и я — в качестве сувенира «свистнул» в столовой деревянную ложку. Верней, она сама «упала» ко мне в валенок. Кстати, моя ложка, металлическая — осталась в столовой, хотя ровно три дня тому назад у меня её взяли со смертной клятвой возвратить. Начинаю беспокоиться о письмах, которые будут поступать по старому адресу. Обещали хранить их и выслать потом мне, но я знаю цену обещаний, цену дружбе, верности и пр. и пр. Много, много надо времени, чтобы изжить "родимые пятна капитализма". Дорогие мои! Я способен сейчас болтать много, но к счастью становится темно и мне придется заткнуть фонтан. Обо мне, пожалуйста, не беспокойтесь. Попытаюсь попасть в часть, где могут использовать меня не только как политработника, но и как обладателя удостоверения шофера. Уже стемнело. Крепко, крепко целую всех. В.