Архиепископ Никон Рождественский - Православие и грядущие судьбы России

• Название: Православие и грядущие судьбы России
• Автор: Архиепископ Никон Рождественский
• Жанр: Религия

До революции имя Никона было широко известно в России и прежде всего — благодаря его выступлениям в «Троицком Слове» — самом популярном церковном издании тех лет. Выступления эти — а их каждый год собиралось ровно пятьдесят, по числу выпусков «Троицкого Слова», — составили впоследствии цикл сборников, получивших общее название «Мои дневники».

В «Дневники» наряду с публицистическими статьями входили и пастырские беседы, и воспоминания, и литературные рецензии, и исторические очерки, и путевые заметки, однако с наибольшею полнотою личность автора раскрывается именно в публицистике: человек проницательный и прозорливый, архиепископ Никон прекрасно ориентировался в общественно-политической обстановке предреволюционной поры и с замечательною точностью предсказывал последствия тех или иных социальных явлений.

Сборник, предлагаемый вниманию читателей, составили избранные статьи из «Дневников» за 1910-1916 годы.

---

Итак, кто же культурнее? Кто глубже воспринял дух Христова учения: мы или они, гордые своею просвещенностью, своим прогрессом, европейцы? И стоит ли нам, владея таким сокровищем, как наше православие, гоняться за их культурой? Не следует ли нам ревностнее приняться за изучение и усвоение того сокровища, какое нам Бог дал с колыбели, но коего мы, к стыду нашему, не знаем во всей его духовной красоте и благодатной силе даже доселе?

А ведь если глубже вдуматься в дело, то окажется, что вся эта ненависть, все это презрение культурного европейца и обращены именно на православие: за православие не принимают в свою семью европейцы и наших братьев по вере — славян: ведь и поляки, и чехи, и др. народцы славянские, изменившие православию, давно считаются народами культурными, а вот мы, русские, болгары, сербы, даже греки — уж, кажется, на что еще древнее, по культуре, народ? — мы все за то, что мы православные, считаемся среди европейцев за каких-то полудикарей, коих, видите ли, надо еще просвещать, в веру христианскую обращать, и вот латины хотят нас обратить к папе римскому, а лютеране — к своему Лютеру... Они не понимают, не могут понять, что в православии лежит основа новой, им неведомой культуры, заключаются начала нового или, лучше сказать, древнего христианского миропонимания и миросозерцания в области как догмата, так и нравственного учения. И в то время, как у них, западных, все основано на началах человеческой правды, началах юридических, у нас — все строится на началах нравственных, Божественных. Оттого все у них пропитано, в самых основах своих, гордынею и самоценом, а у нас, — все зиждется и расценивается началом смирения и духом любви во имя Христово.

Апостол Павел говорит о тайне беззакония, которая уже совершается в мире. Кто инициатор этой тайны, этой гибельной деятельности ее? Конечно, сатана, исконный враг Бога и людей. Человеконенавистник и человекоубийца искони, он питается злобою и ненавистию и всюду сеет их, обольщая людей якобы ревностью о вере, о правде, о благе людей. Известно из слова Божия, что первый грех сатаны — его гордыня. Ею он стремится заразить и людей. И конечно, там, где царит в душах гордыня, там не может быть духа христоподражательного смирения, там нет и духа любви, Христом заповеданной. По сим признакам мы можем познавать: от духа ли Христова исходит эта мнимая ревность о вере, выражающаяся в фанатическом издевательстве инославцев над нашими святынями, над нашею верою? Не деется ли и тут тайна беззакония, Апостолом усмотренная, и не смеется ли враг рода человеческого над теми, именуемыми христианами, ослепляя их ненавистью в чистой истине Христова учения и не допуская познать ее, а напротив стараясь отвратить от нее, если возможно, самых ее исповедников? И вот, вместо того чтобы идти к язычникам и магометанам, чтобы проповедать им Христово учение, латины и всякого рода протестанты спешат посылать к нам своих миссионеров, будто мы язычники, и воображают, будто великое дело делают, совращая православных в свои заблуждения...

Если бы эти неразумные ревнители своих верований строже в своей совести отнеслись к своим поступкам, ко всему своему поведению в отношении к православию, то — кто знает? — может быть, совесть пробудила бы в них и дух смирения, и они стали бы способны восприять и дух православия и полюбили бы нас как братьев и рядом с нами стали бы на борьбу с деятелем тайны беззакония. А теперь, увы, они не во имя Христово работают, понося наше святое православие, и, повторяю, только себя унижают в наших же глазах, ибо нам-то видно ясно, чьим духом руководятся они...

С чего на чинается измена родным заветам?

Я закончил свой дневник о том — «Кто культурнее: они или мы?» и уже послал рукопись в редакцию, когда мне пришлось прочитать в одной рукописной автобиографии половины прошлого века следующие строки:

«Да, большой недостаток в русском высшем обществе, что там мало ценят милость Божию, что родились в православном исповедании. То, что человеку с прекрасными качествами, благородством и ученостию, но родившемуся в католичестве или протестантстве, еще потребно изучать, познавать, углубляться и разбирать, то православный уже имеет без всяких усилий, внедренное в сердце своем, всосанное с молоком матери своей, как бы сросшееся с ним и приобретенное без всяких трудов и усилий. Но, видно, правду говорят, что то, что получено без всяких трудов и усилий, то так мало и ценится! Если бы этим началам православия давали развиваться и укореняться, каких бы они не принесли благодатных плодов! Но они оставляются пренебреженными, засариваясь разным хламом лжемудрований, лжеумствований, ложных мнений; человек между тем узнает, что есть христианские же религии, которые смотрят снисходительнее на слабости человеческие и даже потворствуют им, не стесняют ни долгими молитвами, ни постами, ни воздержанием порывов плоти и крови; и вот, рожденный, но не укачествовавшийся в православии, соблазняется мнениями, чуждыми православию, наконец становится равнодушным к религии своей — дотоле, пока милующая Десница Всевышнего не образумит его своими наказаниями».

Это пишет человек светский, офицер, воспитанный в среде светского общества того времени и видевший главную причину зла в том, что у них, т. е. в этом обществе, было так много гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, что дядя автора говаривал: «Когда это моя Европа разъедется?..»

Прошло с того времени, о коем говорит автор, сто лет, но «мадамы и мамзели», гувернеры и гувернантки-иностранки не составляют ли и теперь необходимой принадлежности в деле воспитания детей нашего не только интеллигентного, но и полуинтеллигентного общества? Не говорю уже о дворянских семьях: даже у купцов, которые сами нигде не учились, из мужичков вышли, около их детей увиваются уже француженки и немки, а иногда и англичанки: без новых языков, видите ли, обойтись нельзя, а им выучиться без этого рода педагогов очень трудно, и вот ребенок в самом золотом расцвете детства отдается на руки этим «европейцам» ради того только, чтобы была использована его в высшей степени восприимчивая память для изучения чужих языков... Родители не понимают, какою дорогою ценою они покупают легкость для их дитяти изучения иностранных языков; они не понимают, что, сами того не сознавая, поручают этим чужим людям не только разрушать некие малые зачатки православного миросозерцания, но незаметно, может быть, даже бессознательно, — кто поручится, что в иных случаях и сознательно? — строит в детской душе неправославное миросозерцание? Если русская безграмотная няня имела и без сомнения имеет и теперь такое великое значение в воспитании Пушкиных и др. великих русских людей, то как отрицать влияние на весь слагающийся строй души ребенка всех этих мамзелей и мадам?.. Не они ли первые, повторяю, может быть, непроизвольно, первые закладывают в душе будущего нашего интеллигента семена преувеличенного уважения ко всему западному, неправославному и пренебрежения к родному, православному? Не вследствие ли общения с ними наши дети еще с отрочества начинают пренебрежительно относиться к заветам старины родной? Хорошо, если сами родители строго держатся этой старины, как, например, держались ее родители автора вышеприведенной выписки. Вот что говорит он в своих записках: «У покойного деда моего всегда производилась на дому служба весь Великий пост, даже без священника, который приглашался только на первую и страстную седмицы, на все годовые праздники, во дни нарочитых святых и на все воскресные всенощные; мой отец, не желая изменять порядка своего отца, имея уже и детей, также три недели справлял службы Великим постом и все праздники. Так дошло и до меня. Прочие братья и сестры этого уже не помнят: они были очень малы, а я обыкновенно читал сам вечерни, повечерия, полунощницы и утрени дома, при крестах, и в церкви часы, а бабушка почти каждый день заезжала к матери, возвращаясь от обедни из Лебяжского Троицкого монастыря, в котором она и погребена». Но то было почти сто лет назад; теперь едва ли найдешь такую семью не только в высших сословиях, но и в купеческом и мещанском. И растут детские души вне той духовной атмосферы, которая называется церковностью, и обвевают их другие веяния. Церкви чуждые, ложатся на нежное детское сердце другие впечатления, незаметно, но прочно создается другое миросозерцание.

* * *

Дети! Какое бесценное сокровище вручает нам Бог в лице малых сих! Не напрасно детские души называются ангельскими: из св. купели крещения наши дети выходят чистыми, чуждыми греха прародительского, невинными существами. Вспомните слово Христово: «Если не будете и сами как дети, то не внидете в царствие небесное». Ведь о детях Господь сказал и сие: «Ангелы их всегда видят лице Отца Моего Небесного». Где дети, там и Ангелы Божии. Как же должно беречь это сокровище — детскую душу!..

А мы что с нею делаем? С первых шагов сознательной жизни, лишь только ребенок начинает лепетать, мы спешим отдать его на руки людям, чуждым нам и по духу, и по языку, и по всему их нравственному миросозерцанию. Дитя еще не научилось как следует называть окружающие его предметы, как в его невинную головку уже засевают французские, немецкие, английские фразы. Родители не хотят подумать хотя бы о том, что русское дитя ведь при таких условиях и мыслить будет не по-русски... Покойная Анна Феодоровна Аксакова в своих умных, философски обдуманных беседах не раз мне жаловалась, что затрудняется «думать по-русски»: с детства привыкла говорить по-немецки и думать по-немецки.