Октав Мирбо - Дневник горничной

• Название: Дневник горничной
• Автор: Октав Мирбо
• Жанр: Эротика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22821-8

Горничная Селестина, поступившая на работу в семейство Монтей, любопытна и наблюдательна. Немало пикантных подробностей о ненасытной сексуальности, утонченном фетишизме и склонности к насилию обитателей этого дома открылось ей. Об этом, о ее собственных ощущениях, о приобретенном ею опыте и поведал дневник Селестины…

---

Хозяин как-то странно воодушевлялся. Во всей его сильной, мускулистой фигуре видно было страстное возбуждение. Он вспыхнул весь, страсть горела в его глазах… И мне захотелось окатить его холодным душем. Очень сухо и с достоинством я сказала:

— Вы ошибаетесь, сударь. Вы думаете, что разговариваете со своими прежними горничными. Вы должны знать, что имеете дело с честной девушкой.

И чтобы доказать, до какой степени я была оскорблена, я прибавила:

— Вы заслужили, сударь, чтобы я все это рассказала нашей супруге.

И я сделала движение, чтобы уйти. Барин быстро схватил меня за руку.

— Нет… нет!.. — лепетал он…

Я и сама не знаю, как мне удалось все это сказать и не расхохотаться.

Он был бесконечно смешон: как-то весь размяк, раскрыл рот, лицо приняло какое-то глупое и трусливое выражение. Он стоял молча и почесывал себе затылок.

Вблизи нас стояло старое грушевое дерево, широко раскинув свои ветви, покрытые лишаями и мхами, несколько груш висело над самой головой. Где-то по соседству насмешливо прокричала ворона. Притаившись у куста, кошка отмахивалась лапкой от шмеля. Молчание становилось все более тягостным для хозяина… Наконец, после невероятных усилий он с какой-то смешной гримасой спросил у меня:

Любите вы груши, Селестина?

Да, барин.

Я не сдавалась и отвечала тоном полного равнодушия.

Из боязни быть замеченным женой он колебался несколько секунд. И вдруг, как маленький воришка, быстро сорвал грушу с дерева и дал ее мне. Ах как он был жалок!.. Его колени сгибались, рука дрожала…

Возьмите, Селестина, спрячьте ее в своем переднике. Ведь вам на кухне никогда не дают груш?..

Нет, барин.

Ну хорошо… я вам еще буду давать… иногда… потому что… потому что… я хочу, чтобы вы были счастливы…

Искренность и пыл его страсти, застенчивость, неловкие движения, смущенная речь и сила, все это привело меня в умиление. Смягчив немного выражение своего лица и улыбаясь, я сказала ему:

— О, Господи!.. Если бы барыня вас увидела!

Он смутился сначала, но, так как нас отделяли от дома густые каштаны, то он скоро оправился и, радуясь тому, что я стала менее сурова, воскликнул:

— Ну что барыня?.. Ну что?.. Смеюсь я над барыней. Надоела она мне… ах как надоела!..

Я строго заметила:

— Вы не правы, барин… вы не справедливы — барыня очень милая женщина.

Он подскочил:

— Очень милая? Она? Ах, Боже мой! Да вы не знаете, что она сделала? Ведь она отравила мне жизнь. Чем я стал из-за нее? Ведь надо мной везде смеются… и все из-за жены… Моя жена?.. Ведь это… это… корова… да, Селестина, корова… корова… корова!..

Я ему стала читать мораль. Лицемерно расхваливала энергию, хозяйственность и все другие добродетели барыни. Он раздраженно прерывал меня:

— Нет, нет!.. Корова… Корова!..

Я, наконец, успокоила его немного. Бедный! Я им играла с удивительной легкостью. Одного моего взгляда было довольно, чтобы он перешел от гнева к умилению.

— О! Вы такая мягкая, — заговорил он, — такая воспитанная… и такая добрая, должно быть!.. А посмотрите на эту корову!

Перестаньте, барин… перестаньте!..

Он снова начал:

Вы такая мягкая… А ведь вы только горничная.

Он подошел ко мне и очень тихо сказал:

Если бы вы хотели, Селестина…

Если бы я хотела… чего?..

Если бы вы хотели… вы сами знаете… вы сами знаете…

— Вы хотели бы, может быть, изменять своей жене со мной?

Он не понял выражения моего лица. Он стоял с выпученными глазами, с раздувшимися венами на шее и влажными губами. Глухим голосом он ответил:

Ну да!.. Ну да, конечно!..

Вы об этом не думаете, барин!

Я только об этом и думаю, Селестина.

Он весь покраснел.

Ах, барин, вы опять начинаете…

Он хотел схватить меня за руки и притянуть к себе.

Ну, да… — бормотал он. — Я опять начинаю. Я опять начинаю… потому что… потому что… я без ума от вас… от тебя, Селестина, потому что я думаю только об этом, потому что я не сплю по ночам, потому что я совсем заболел. И не бойтесь меня. Я не зверь… я… я… вам ребенка не сделаю… клянусь вам. Я… я… мы… мы…

Замолчите, сударь, и на этот раз я все расскажу вашей жене. Что если бы кто-нибудь увидел вас в саду в таком состоянии?

Он остановился, как пришибленный. У него был какой-то сокрушенный, пристыженный, глупый вид, и он не знал, что делать со своими руками, глазами, куда девать свое тело. Он смотрел на землю у своих ног, на старую грушу, на сад и ничего не видел. Наконец, он снова нагнулся над повалившимися георгинами и, вздыхая, заговорил:

— Я вам только что сказал, Селестина. Я вам сказал это… очень просто… Какая я старая скотина!.. Не нужно этого… и барыне не нужно говорить. Ведь правда: что если бы кто-нибудь увидел нас в саду?

Я едва удержалась от смеха.

Да, мне хотелось смеяться, но и еще какое-то чувство шевелилось у меня в груди… что-то — как бы это выразить? — что-то материнское. Правда, удовольствия мало было бы спать с хозяином… К тому же одним больше или меньше, разве это могло иметь значение? Но я могла ему дать счастье, и я была бы рада этому, потому что в любви давать счастье другим, может быть, приятнее, чем получать его. Даже тогда, когда наше тело остается нечувствительным к ласкам, мы испытываем огромное наслаждение, когда в наших объятиях мы видим мужчину, совершенно обессиленного, беспомощно вращающего своими глазами… Забавно также посмотреть, что будет с хозяйкой. Подождем немного.

Хозяин целый день не выходил из дому. Он подвязал свои георгины, а после обеда с ожесточением больше четырех часов колол дрова в сарае. С какой-то гордостью я прислушивалась из прачечной к сильным ударам колуна по железным клиньям.

Вчера барин с барыней весь день после обеда провели в Лувье. Барину нужно было повидать своего поверенного, а барыне свою портниху. Ее портниху!

Я воспользовалась этой передышкой, чтобы побывать у Розы, которую я не видела с того памятного воскресенья. Я была также не прочь познакомиться с капитаном Може…

Вот уж действительно редкий тип, доложу я вам. Представьте себе голову карпа с седыми усами и бородкой. Очень сухой, нервный, подвижный, он никогда на одном месте не сидит; он вечно работает то в саду, то в своей маленькой столярной мастерской, напевая военные песни или подражая полковой трубе.

У него красивый, старый сад, разбитый на четырехугольники, со старомодными цветами, которые можно встретить еще только в захолустных деревнях у очень старых священников.

Когда я пришла, Роза сидела под тенистой акацией за деревенским столом, на котором стояла ее корзинка с работой, и штопала чулки, а капитан, сидя на корточках на одной из лужаек, в какой-то старинной полицейской фуражке на голове, затыкал дыры в старой лейке.

Меня приняли очень радушно. Роза приказала мальчику, который полол грядку с маргаритками, принести бутылку с настойкой и стаканы.

После первого обмена приветствиями капитан спросил у меня:

— Ну что, ваш Ланлер еще не лопнул? Да! Вы можете гордиться, вы служите у знаменитого обжоры. Мне очень жаль вас, моя дорогая.

Он мне рассказал, что раньше они с моим хозяином жили добрыми соседями и неразлучными друзьями. Ссора из-за Розы сделала их смертельными врагами. Мой хозяин упрекал капитана за то, что он унижает свое достоинство, сажая с собою за стол свою прислугу.

Прерывая свой рассказ, капитан как бы призвал меня в свидетели.

С собой за стол! Ну а если я хочу класть ее с собой в постель?.. Что… я и на это права не имею?.. Разве это его дело?

Конечно, нет, господин капитан.

Роза каким-то стыдливым голосом прибавила:

— Совсем одинокий человек, не правда ли?.. Это так естественно.

После этой пресловутой ссоры, которая едва не закончилась дракой, прежние друзья не перестают судиться друг с другом.

— Все каменья из моего сада, — заявил капитан, — я бросаю через ограду в сад Ланлера. Они попадают в парники, в окна… что ж!… тем лучше… Ах, какая это свинья! Впрочем, вы сами увидите.

Заметив камень на аллее, он бросился его поднимать, затем очень осторожно подошел к ограде и изо всех сил бросил камень в наш сад. Мы услышали звук разбиваемого стекла. Торжествуя и задыхаясь от смеха, он подошел к нам и пропел:

— Еще одно окно высажено… чисто сделано…

Роза смотрела на него нежным материнским взглядом. Она была в восхищении от него.

— Какой он проказник! Совсем ребенок! — сказала она мне. — Как он молод для своих лет!

Когда мы выпили по маленькой рюмке настойки, капитан Може предложил мне оказать честь пройтись по его саду. Роза отказалась сопровождать нас, ссылаясь на свою астму, и советовала нам не заставлять себя ждать слишком долго.

— Впрочем, — прибавила она в шутку, — я буду смотреть за вами.