Гай Валерий Катулл - Album Romanum: коллекция переводов

• Название: Album Romanum: коллекция переводов
• Автор: Гай Валерий Катулл
• Издательство: Прометей
• Жанр: Поэзия
• Год: 1989

Антология латинских и французских поэтов.

---

Лебедь{12}

Неправда! Разве он не в силах разорвать
Хмелеющим крылом покров остекленелый,
Пленительную гладь, где стиснул иней белый
Полетов стылый лед, которым не бывать!

Величественный царь без права выбирать
Среди надмирных грез высокого удела,
Где нет чтоб воспарить, чем ждать оцепенело,
Когда грядет зимы пронзительная рать!

Насильственный простор отвергнув с содроганьем,
Он гордо отряхнет предсмертное страданье
И не поднимет впредь заиндевелых крыл.

И Призрак, чьи черты светились там все боле
Бессильем ледяным, презрительный, застыл,
Как Лебедь, что уснул в бессмысленной неволе.

* * *

Бессонницы числом астрального декора{13}
Над ониксом ногтей немотствующий фикс,
Как Феникс, окрылясь, из пепла явит икс,
Но амфора пуста для траурного сбора.

Оглохшей скорлупой мерцает гулкий мникс,
Пустой библибилон ликующего вздора,
Которой, час настал, Хранитель Уговора
Исчерпать обречен слезами полный Стикс.

На севере, застыв в плену зеркальном взора
Над схваткой родовой, где крест вакантный, скоро
Узрит единорог{14} ее бесплотных никс{15},

Нагая, мертвая, без скорбного убора,
Невинным облачком в потемках коридора
Семь отраженных звезд, подобно, сакрификс.

Поль Верлен

Через три года

Толкнувши дверь, под скрип заржавленных петель
Я медленно вошел, предчувствуя обман,
В тот садик, где, блестя сквозь утренний туман,
Искрилася листвы росистая купель.

Все так, как было. Я проверил все: тоннель
Хмельного лозняка и трепетный платан,
И в чуткой тишине чуть слышимый фонтан
Роняет с шепотом серебряным капель.

И розы, как тогда, дрожали, как тогда
Кувшинки ветерок ласкал, едва дыша,
Здесь каждый стебелек я вспомнил без труда.

Я также отыскал Веледу у воды,
Чья гипсовая плоть истлела и, шурша,
Все сыплется под пошлый запах резеды.

Томление

Я — одрябший изнеженный Рим, что, давясь от зевоты,
Сочиняет от нечего делать чудной акростих,
А на кончике стиля танцует в лучах золотых
Слишком долгий закат, погружаясь в трясину дремоты.

Что такое, Аврелий, очнись, почему ты притих?
Ах, Батилл, нехороший, пусти наконец, ну чего ты…
Повалившись на стол, вот свинья, прямо в лужу блевоты,
Сотрапезник, икая, хрипит среди кубков пустых.

И бегут легионы, и варвары рвутся к столице,
Вам повсюду мерещатся их идиотские лица,
Ах, все выпито, съедено все, да чего тут жалеть!

Из провинции снова приходят тревожные вести,
И ваш раб начинает, пожалуй, немножко наглеть,
И такая, такая тоска! А душа не на месте…

Моя сокровенная мечта

Мне нравится мечтать о женщине одной,
Что мне с ней хорошо, и ей со мною тоже,
Что все в ней на нее всегда так не похоже,
И мне с ней хорошо вдвоем, а ей со мной.

Она умеет быть и не совсем иной,
И не такой как все. Она — одна. О боже,
Пусть это только сон, я знаю, пусть, и все же
Мне дорог мой обман, наивный и блажной.

Блондинка ли она, брюнетка, что мне в этом?
А имя у нее, наполненное светом,
Из звонких тех имен, что вверены Судьбе.

И взгляд ее похож на статуй взгляд далекий,
А голос, он хранит, торжественный, в себе
Смысл изначальный слов утраченных, глубокий.

Обет

Ах, первая любовь, томленья, розы-грезы,
О странные глаза застенчивых подруг,
О трепетный союз еще не смелых рук,
О клятвы, о слова, о боже — эти слезы!

О боже, с той поры лишь ропот и угрозы
Невидимых врагов мне чудятся вокруг,
Весну моих утрат зима сменила вдруг,
И вот уж дни мои полны угрюмой прозы.

И, словно сирота безродный, с той поры
Один, совсем один, без брата и сестры,
Я горестно терплю несчастье за несчастьем.

О та, что и без слов привыкла понимать,
О женщина! Когда, с заботой и участьем
Она порою в лоб целует нас, как мать.

* * *

Надежда вновь блестит соломинкой в сарае,
Хватайся за нее, не думай о былом.
Бьют полдень. Спи. Оса кружится над столом,
А ты все ждешь, свой лоб руками подпирая.

Ах, бледная душа, и столько лет спустя
Ты не устала ждать. Бьют полдень. Это снится.
Пей! Вот вода, и жди. А я, сомкнув ресницы,
Забормочу сквозь сон, как кроткое дитя…

Бьют полдень. Ах, мадам, уйдите, ради бога,
Пусть он еще поспит, да-да, еще немного…
И гул ее шагов все чудится ему.

Как камушек из рук сквозь брызнувшие слезы,
Надежда падает в таинственную тьму…
Когда же зацветут сентябрьские розы!

Анри де Ренье

Листва

Счастливая пора грядет, животворя,
И все короче тень, и редко непогода,
Сверкая, омрачит сиянье небосвода,
И с каждым днем светлей вечерняя заря.

И амбру белую, и гроздья янтаря,
И пурпур глянцевый обильная природа
К плечам и к наготе раздвоенного плода
Склоняет, как дары к подножью алтаря.

И тянутся к листве по руслам волокнистым
Подземные ключи, чтоб сумраком тенистым
Пролиться в марево пылающего дня.

И в тихом шелесте садов благословенных
— Ты слышишь? — плещутся, прохладою маня,
Незримые струи фонтанов сокровенных.

Отпечаток

Пускай мне не дано в сверкающем металле
Навек запечатлеть свой профиль или фас,
Ведь боги все равно не каждому из нас
Оставить на земле свой след предначертали.

Я изваял свой лик на глиняной медали,
Где трещины легли морщинами у глаз,
Дополнив мой портрет. И странно, всякий раз
Я замечаю в нем все новые детали.

Ах, все пройдет, но я, зажмурившись, в тоске
Оставить от себя желаю на песке
Под гулкий рокот волн, задумчивый и мерный,

Свой оттиск призрачный, бегущий в никуда,
И в нем — лицо мое, чей слепок эфемерный
С волной нахлынувшей растает без следа.

Садовый вор

Поскольку местный фавн, хитрюга и обжора,
Крал мед и виноград, хозяева садов,
Желая оградить плоды своих трудов,
Решили проучить бессовестного вора.

Лишь я не одобрял такого приговора,
Принципиальный враг капканов и кнутов,
Однажды, затаясь в саду среди кустов,
Я за ухо схватил воришку у забора.

Врасплох застигнутый, бедняга испугался,
Он был рыж, волосат, и совсем не брыкался,
Виновато скуля, он кривлялся как мог.

И когда я его, проведя за ограду,
Отпустил — он задал стрекача со всех ног —
Только топот копытец пронесся по саду.

Пленница

Ты бросилась бежать, проворна и легка,
Дав мне пощечину за дерзкое вторженье,
Твой слишком гордый нрав не вынес униженья,
Когда тебе на грудь легла моя рука.

Беги же, так и быть, беда невелика,
Но знай — тебя найдет мое воображенье,
Ибо мой быстрый взор, сковав твои движенья,
Тебя уже пленил, отныне — на века!

В том месте, где сейчас стояла ты, нагая,
Я глыбу мрамора воздвигну, дорогая,
И, сняв за слоем слой отточенным резцом

Тяжелую кору со статуи холодной,
Я обнажу твой стан, прекрасный и бесплодный,
И вновь упьюсь твоим разгневанным лицом!

Хорхе Луис Борхес