Валентин Катаев - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

• Название: Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
• Автор: Валентин Катаев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1963

 В новую книгу известного советского писателя Валентина Катаева вошли юмористические и сатирические произведения, написанные им главным образом в 20-е и 30-е годы. Именно в эти годы, много и плодотворно работая в жанре сатиры и юмора, В. Катаев часто выступает на страницах популярных в ту пору изданий - "Смехач", "Красный перец", "Чудак", "Красная Заноза", "Бузотер", "Крокодил", "Гудок", "Рабочая газета" и др. он печатается там и под своим настоящим именем и под псевдонимами:: "Оливер Твист", "Старик Собакин", "Митрофан Горчица". Оружие сатиры В. Катаева направлено против мещанства и обывательщины, против хулиганов и преследователей рабкоров, против кумовства, формализма, бездушия к людям, подхалимства, бюрократизма. Он выступает против пресловутого капиталистического "образа жизни", против меньшевиков и международных социал-предателей.

Большинство произведений, публикуемых в настоящей книге, совершенно неизвестно современному читателю.

---

- Друзья мои, я думаю, можно было бы соорудить еще неплохой грабеж в воздухе, а, как вы думаете? Отлично, Джонс, начинайте!

Черная маска подошла к Матапалю и взяла его за горло. Елена стала быстро его обыскивать. Матапаль, присев на корточки и выпучив глаза, со шляпой на затылке, готов был скончаться от разрыва сердца. Его аккуратно обокрали и связали по рукам и по ногам.

- Умоляю вас... не выбрасывайте меня из окна... Я очень не люблю... когда меня сбрасывают с аэроплана.

Американец расхохотался.

- Терпение, дружище!

XI

Через полчаса американец развязал Матапаля, вернул ему бумажник, предложил стакан виски и закурил трубку.

Аэроплан снижался. Деревья, быстро увеличиваясь, понеслись под колесами, и Матапаль увидел поле, усеянное людьми и автомобилями.

- Перелет кончен. Мы прилетели.

Аэроплан ударился колесами об землю и, прыгая, пробежал еще десятка три саженей.

Толпа окружила его. Американец и Елена выскочили из кабины, и через минуту они уже взлетали над толпой. Их качали. Матапаль взял чемодан и вылез на свежий воздух. В полицию. Как можно скорее. Но почему эта толпа так восторженно кричит? Вдруг он остолбенел. Веселый Пейч спускался откуда-то сверху, цепляясь за тросы и снимая кепи.

- Вы живы?

- А почему мне было быть мертвым?

Матапаль положил чемодан на траву и разинул рот.

Толпа подхватила Пейча и долго качала.

Наконец господин в цилиндре влез на крышу автомобиля. В руке у него был роскошный букет цветов. Наступила тишина. Он сказал:

- Господа! Я счастлив, что мне выпала честь приветствовать наших дорогих товарищей Пейча, Джо, Елену и господина Гуга, кото...

Матапаль не выдержал:

- Как? Приветствовать бандитов! Их надо немедленно же отправить в полицию!

В толпе поднялся ропот:

- Уберите этого сумасшедшего. Тише! Внимание! Говорите дальше!

Господин в цилиндре продолжал:

- Да, господа! Сегодня замечательный день. Наша фирма может гордиться. Сегодня наша фирма совершила безумно трудную и опасную съемку исключительной трюковой картины "Черная рука, или Драма в облаках" по сценарию известного русского поэта Саши.

- Да здравствует русский поэт Саша! - крикнули в толпе.

- Господа! Съемка производилась с двух аэропланов на высоте трех тысяч метров. Мистер Джо прыгнул на этой высоте с одного аппарата на другой, что и было зафиксировано двумя аппаратами, установленными на самолетах. Кроме того, съемка производилась в кабине "фоккера", где блестяще провела свою роль наша любимица Елена!

- Да здравствует Елена!

- Господин Пейч был выше всяких похвал. Он бегал по крыльям и великолепно имитировал падение с аэроплана, подменив себя тряпичной куклой.

- Да здравствует Пейч!

- Кроме того, еще случайный пассажир, господин Матапаль, который присутствует среди нас, благодаря своей счастливой комедийной внешности внес большое оживление в съемку и позволил тут же, на месте, сымитировать экспромтом водевиль "Ограбление толстяка Билли в воздухе".

- Да здравствует Матапаль!

Матапаль покачнулся.

XII

Когда он пришел в себя, возле него стоял уполномоченный, который говорил:

- Господин Матапаль! Мотор ждет вас. В вашем распоряжении еще четыре часа. Как хорошо, что вы прилетели: теперь Винчестер будет раздавлен. Вам нехорошо?

Матапаль сделался сразу строгим и деловитым:

- Мы поедем обедать. Кстати, какой сегодня курс, доллара?..

1920

КРАСИВЫЕ ШТАНЫ

Их было двое - прозаик и поэт. Имена не важны, но они ели.

А в соседнем номере этой громадной, запущенной, похожей на взломанный комод гостиницы, полной пыли, зноя, кавалерийского звона и пехотного топота, на полосатом тюфяке сидел голый приват-доцент Цирлих и читал Апулея в подлиннике. Он окончил университет по романскому отделению, умел читать, писать и разговаривать на многих языках, служил по дипломатической части, но ему очень хотелось кушать.

Бязевая рубашка с тесемками и мешочные штаны с клеймом автобазы висели на гвоздике. Кроме этих штанов и этой рубахи, у филолога Цирлиха ничего не было, и он берег их, как барышня бальный туалет.

У соседей ели. Он отлично представлял себе, как они ели и что они ели. Фантазия, обычно не свойственная филологу, на этот раз рисовала незабываемые фламандские натюрморты. Не менее четырех фунтов отличного черного хлеба и крупная соль. Очень возможно - самовар. Во всяком случае, звук упавшей кружки был непередаваем.

Цирлих взялся обеими руками за кривую, как тыква, голову и прислушался. Они жевали.

Цирлих проглотил слюну. Это было невыносимо. Затем он обшарил пыльными глазами совершенно пустой номер. Безнадежная формальность. Пустота есть пустота. Ничего съестного не было. Тогда он торопливо облизнулся и на цыпочках подкрался к замочной скважине.

Они сидели за письменным столом и в две ложки ели салат из помидоров, огурцов и лука. Миска была очень большая. Рядом с миской лежал мокрый кирпич хлеба. Над самоваром висели пар и комариное пение. Солнце жарило по полотняной шторе, где выгорела тень оконного переплета.

"Жрут", - горестно подумал приват-доцент.

Минуту он колебался, а затем проворно надел штаны. Он знал, что надо делать. Надо вежливо постучать в дверь и сказать: "К вам можно?" И затем: "Вот что, ребятушки, нет ли у вас перышка, - у меня сломалось..."

Вежливо постучать!

Вчера, позавчера, в прошлую среду, в прошлую пятницу и в субботу он вежливо стучал к соседям. Нет, это недопустимо.

Цирлих горестно снял штаны и повесил их на гвоздик. Голод тоже должен иметь пределы! Но голод пределов не имел. Они ели. Филолог схватился за голову и быстро надел штаны.

Он вежливо постучал.

За дверью началась паника и через две минуты стихла.

- Войдите!

Приват-доцент покашлял, устроил светскую улыбку и вошел. Они сидели за письменным столом, но на столе, заваленном громадными листами газет, ничего не было. Не было даже самовара.

"Скотины! - подумал филолог. - Успели все попрятать. Хоть шаром покати. Неужели самовар поставили в умывальник?"

Он пожевал губами, завязал на горле тесемки рубахи красивым бантиком.

- Здравствуйте, друзья!

- Здравствуйте, профессор!

- Вот что, ребятушки...

Цирлих раздул щеки и подул на собственный нос.

- Вот что, дорогие мои товарищи... Видите ли, братья писатели, какого рода дело... Гм...

Он посмотрел еще раз на стол и вдруг заметил край хлеба, вылезшего из газет. И Цирлих уже не мог отвести от него глаз, как птичка не может отвести глаз от изумрудных глаз удава.

- В чем дело, Цирлих?

Угол черной буханки совершенно ясно выделялся на телеграммах РОСТА.

- Мне очень хочется кушать, - тихо сказал Цирлих.

Он спохватился. Он тряхнул своей крепкой головой и весело крикнул:

- Я, знаете ли, очень люблю хлеб и очень люблю помидоры и огурцы! Я хочу чаю!

Прозаик побледнел. Какая неосторожность!

- Вот могу вам предложить кусочек хлеба... Паек получил. На артиллерийских курсах. А насчет помидоров, знаете ли...

Нет, нет, салата он не мог заметить. Салат был слишком замаскирован.

Поэт грустно улыбнулся.

- Кушайте, Цирлих, хлеб, а вот помидоров, ей-богу, нет. Сами сидим ничего не евши третьи сутки... то есть вторые.

Цирлих поспешно отодрал кусок хлеба и плотно забил его в рот.

- Садитесь, Цирлих!

Цирлих сел. Глаза у него были бессмысленны, щеки надуты, а губы жевали.

- Как вы поживаете, Цирлих?

Цирлих трудно глотнул кадыком, покрутил головой и развел руками.

- Плохо?

Цирлих кивнул и подавился.

- Паек на службе дают?

Цирлих вытер рукавом вспотевший нос.

- В чрезвычай-но ог-раниченном коли-честве, - с трудом произнес он, глядя на хлеб. - Да, друзья мои, в очень ограниченном количестве. Я получаю в месяц одну четвертую часть дипломатического пайка, что составляет... гм... если не ошибаюсь... Разрешите, я у вас отщипну еще небольшой кусочек хлебца?

- Отщипните, Цирлих, - стиснув зубы, сказал прозаик, - отщипните, отчего ж...

- Спасибо, ребятушки...

- Пьесы агитационные надо писать, Цирлих, вот что, - сумрачно сказал поэт, открывая шкаф.

В совершенно пустом, гулком, громадном шкафу висели новые синие, очень красивые штаны.

- Вот видите?

- Вижу. Брюки.

- То-то, брюки. Синие. Красивые. Новые. Штаны-с, можно сказать.

- Приобрели?

- Приобрел. Сегодня. Да-с. Я и говорю: пьесы надо писать, Цирлих.

Цирлих поднял брови:

- Покупают?

- Ого-го, еще как покупают! Только пишите!

Цирлих заволновался:

- А вы знаете, это идея! Агитационные?

- Агитационные.

- Серьезно?