Светлана Плетнева - КОЧЕВНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ поиски исторических закономерностей

• Название: КОЧЕВНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ поиски исторических закономерностей
• Автор: Светлана Плетнева
• Жанр: История

Книга посвящена выявлению и исследованию закономерностей социально-экономических отношений кочевников. Одновременно рассматриваются вопросы взаимоотношений земледельцев и кочевников, возникновения кочевнических культур. Изучение и систематизация закономерностей позволили построить ряд социально-этнокультурных моделей, существовавших в степях на разных ступенях развития.

---

[45]

Этот почти символический образ жестокости свидетель-ствует во всяком случае о том, что славяне вынуждены были выполнять все тяжелые работы для завоевателей. Думается, что именно подобный насильственный симбиоз кочевников и земледельцев способствовал быстрейшему превращению аварского племенного союза в Аварский каганат — образование государственного типа.

То же можно сказать и о древних болгарах, вторгшихся после уничтожения хазарами приазовского государственного объединения — Великой Болгарии — в степи нижнего Дуная. Вторжение произошло в середине VII в. и было возглавлено ханом (вождем) Аспарухом[46]. Около 100 лет кочевали в Подуиавье древние болгары, не оставляя в земле никаких следов, которые могли бы быть замечены и исследованы археологами[47]. Однако и там начался симбиоз кочевников-болгар с земледельцами-славянами, пришедшими на эти земли в конце VI в. Слияние этих двух компонентов проходило, судя по скудным дошедшим до нас сведениям, без диких насилий, сравнительно спокойно для того жестокого времени. Славяне даже вливались в боевые дружины Аспаруха, участвовали в охране границ занятой болгарами территории[48],

И здесь слияние привело к стремительному расцвету государственности, к образованию Дунайской Болгарии, к быстрому росту городов и к развитию высокой культуры [49].

Надо сказать, что между собой разные кочевые этнические группировки воевали постоянно. Приск Панийский писал, например, что сарагуры, уроги, оногуры «оставили свою страну» под давлением савир, а савиры были оттеснены аварами, а авары — «народами, жившими на берегах Океана» [50]. Таким образом, движение по степи было постоянным и сопровождалось битвами и грабежами. Все орды и конфедерации орд отличались, по словам Иордана, «свирепостью к народам». По мнению А. В. Гадло, акациры, изгнанные со своих земель альциагирами и оногурами в сухие степи Прикаспия, превратились в полных кочевников и даже начали называться хазарами, т. е. кочевниками (от тюркского корня «каз» — кочевать, бродить).

В степях V—VII вв. происходили бесконечные перемещения и передвижения. Орды, постепенно переходящие под давлением обстоятельств (экономической необходимости, географических условий) ко второй стадии кочевания, вновь переходили к первой стадии и вновь начинали жизнь, полную опасностей, войн, нашествий, направленных в основном на поиски и захваты новых земель и пастбищ.

Позднее, уже в IX в., когда обстановка в восточноевропейских степях значительно стабилизировалась и многочисленные орды были объединены под властью хазар в государственное объединение, письменные источники говорят о появлении в степях новой кочевой группировки — венгров. Константин Багрянородный писал, что жили они вблизи Хазарии, в местности, называемой Ле-ведия, по которой протекает речка Хидмас или Хингилус.

Несмотря на указанное в сочинении Константина название реки Хингилус, мы не можем сейчас локализовать Леведию. Никаких археологически уловимых следов венгры в восточноевропейских степях, прилегающих к Хазарии, не оставили. Общественный строй их, очевидно, можно в этот леведийский период охарактеризовать как военно-демократический, поскольку Константин Багрянородный подчеркивает, что у них «было семь родов, а князя они никогда не имели ни своего, ни чужого» [51]. Все это свидетельствует о том, что венгры в экономическом отношении находились на первой стадии кочевания. Леведий, по имени которого была названа вся занятая венграми местность, был не князем, а только, «как и прочие после него, воеводою». Хазарское правительство, обеспокоенное соседством такого постоянно готового к грабежу и нашествию объединения, натравило на венгров печенегов, которые изгнали их с речки Хингилус на запад — в местность, названную у Константина Ателькузу. Через эту землю протекало пять крупных рек, перечисленных Константином,— Серет, Врут, Трулл, Куву и Ва-рух. В настоящее время у ученых нет сомнений в том, что это современные Серет, Прут, Днестр, Буг и Днепр, а значит и локализацию Ателькузу мы можем считать доказанной[52]. Однако на территории Ателькузы археологи не обнаружили ни одного памятника, который можно было бы связать с венграми. Очевидно, и здесь венгры находились в постоянном движении, в постоянном кочевании, хотя именно в Ателькузе ими был сделан первый шаг от военно-демократической формы правления к единоначалию — венгры выбрали «по обычаю хазар» и под их давлением первого князя — Арпада. Вскоре после этого венгры вновь потерпели поражение от печенегов и направили свою экспансию далее на запад — в Паннонию. До этого они попытались захватить лесостепные области севернее Ателькузы и для этой цели подошли к самому Киеву, о чем и сообщил под 898 г. русский летописец: «ьдоша Оугре мимо Киев горою... и пришедше к Днепру статна вежами беша бо ходаще тако и Половци...»[53] Из этой фразы явствует, что шли венгры со всеми своими кибитками, семьями, т. е. это была характерная форма нашествия. Итак, венгры, не оставившие в восточноевропейских степях никаких следов своего пребывания, также, по нашему мнению, находились на первой, таборной стадии кочевания.

То же можно сказать и о половцах первых десятилетий их пребывания в донских и приднепровских степях.

На Иртыше и в Прибалхашьи в IX—X вв. выросло сильное государственное объединение — Кимакский каганат [54]. Его западной ветвью были кипчаки или, как их позже называли русские, половцы. В каганате это была наиболее «кочевая» группа населения — для них характерна была вторая стадия кочевания, и поэтому подробнее мы рассмотрим ее во второй главе. Здесь же отметим только, что в результате экспансии Кыргызского каганата, в результате войн с гузами, а также «перенаселения» кипчакской степи стадами и людьми, центробежных стремлений кипчакских ханов и прочего кипчаки в конце

X в. начали движение на запад. Они прошли в частично освободившиеся от печенегов заволжские степи, а затем в начале XI в. проследовали в Подонье. Однако половецких памятников этого времени практически нет на всем пути следования их орд. Нет их и в Приднепровье, где по письменным источникам половцы зафиксированы во второй половине XI в.[55] Все это подтверждает тезис о том, что во время нашествия кипчаки-половцы также перешли на наиболее «рентабельный» для этого периода способ ведения хозяйства — на таборное кочевание. Надо сказать, что мы располагаем еще одним косвенным доказательством преобладания таборного кочевания у печенегов и половцев в южнорусских степях, а именно сведениями русской летописи о походах русских дружин в степи[56]. Дело в том, что первый рассказ о походе помещен в летописи только под 1103 г.[57] До этого бродящие по степям кочевники были неуловимы — в любой момент, когда они были слабы и не способны к сопротивлению (обычно ранней весной, после тяжелой, снежной зимы), они могли легко уклониться от встречи с русским войском — просто откочевать всем «миром» в глубь степи и при этом сжечь траву по пути следования русских, что лишало последних возможности передвижения (этот прием был хорошо известен кочевникам вплоть до XVIII в.)

Видимо, печенеги в период своего столетнего господства в Причерноморье так и не перешли ко второму способу кочевания, а половцы перешли к нему в самом конце

XI в., что сразу же уловили русские политики, направившие удары сначала на лукоморские зимовища, а затем (в 1111—1112 гг.) — на донецкие[58].

С. И. Руденко в указанной работе подчеркивал большую роль географического фактора в установлении в степях определенной формы кочевания. Мы уже говорили, что несомненно географический и климатический факторы имели значение для кочевнической экономики. Европейские степи, согласно С. И. Руденко, были наиболее подходящей зоной для второй и третьей форм кочевания[59], в которой великолепные летние пастбища, прорезанные многочисленными полноводными большими и малыми реками, сочетались с луговыми долинами с высокой травой, куда скот можно было загонять на зиму. Там же, в удобных, защищенных от ветров местах, начинали ставить кочевники постоянные зимовки. Так возникала вторая форма кочевания. В пустынях и полупустынях такой переход был просто невозможен — скот слишком быстро выедал скудный запас трав, и это требовало тотального переселения на новое место. Поэтому в сухих степях и полупустынях такой анахронизм, как таборное кочевание, сохранялся вплоть до XIX в. Правда, следует учитывать, что эти кочевники, несмотря на отсутствие постоянных мест зимовок и летовок, кочевали семьями на определенных, сравнительно небольших участках. Они не могли пойти на поиски или на захват пастбищ. Поэтому, естественно, и социальный строй у них не был военно-демократическим, и объединение, в которое входили кочующие по полупустыням скотоводы, было классовым. Просто наименее влиятельные, беднейшие семьи и роды получали для кочевок самые трудные участки степи. Вполне возможно, что всюду, где господствовало таборное кочевание, родо-племенная вуаль, наброшенная на общественные отношения кочевников на всех стадиях их общественного развития, была значительно более густой и устойчивой.